Рассказ служанки книга о чем – Маргарет Этвуд — Рассказ Служанки » MYBRARY: Электронная библиотека деловой и учебной литературы. Читаем онлайн.

Рассказ служанки — ТОП КНИГ

Автор: Маргарет Этвуд

Год издания книги: 1985

Книга «Рассказ служанки» Маргарет Этвуд была издана в 1985 году. В 1986 году роман номинировался на Букеровскую премию, а в 1990 году впервые был экранизирован. В 2017 году вышла повторная экранизация произведения. Она обеспечила книге вторую жизнь и позволила занять верхние строчки в рейтингах Нью-Йорк Таймс, а также во многом способствовала всемирной популяризации книги.

Сюжет книги «Рассказ служанки» кратко

Kniga_Rasskaz-sluzhankiKniga_Rasskaz-sluzhanki«Рассказ служанки» книга которая рассказывает нам о служанке в Республике Галаад. Эта Республика образовалась на месте нынешних Соединенных Штатов Америки. Как в книге Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» она основана на религии. Группа христианских радикалов уничтожила правительство и сенат, а затем на фоне борьбы с терроризмом существенно ограничила права людей. В первую очередь это коснулось женщин, которым отныне запрещалось иметь собственные средства, запрещалось учится и даже просто читать. Теперь женщины стали хранительницами домашнего очага, которые не имели права работать и должны были только выполнять указания мужа. Совершить это удалось отчасти благодаря тому, что многие женщины и мужчины стали бесплодными и борьба за рождаемость стала главной идеей новой власти.

Эта идея воплотилась в создание специальных центров, где всех женщин способных иметь ребенка заставляли стать служанкой. Цель служанки рождать детей и отдавать их в семьи новых властителей государства – командоров.  Для этих целей служанок не только заставляли отречься от прошлой жизни, но и лишали имени. Так наша главная героиня книги Маргарет Этвуд «Рассказ служанки» стала Фредовой. Это производная от имени командора за которым ее закрепили – Фред. Жизнь, унижение, сопротивление и страхи этой женщины и стали основой книги.

Что касается по книге Маргарет Этвуд «Рассказ служанки» отзывов, то они достаточно разительно отличаются. В первую очередь это касается веры в реалистичность описанного в ней мира. Одним читателям кажется, что мир не продуман и не реалистичен в связи с чем сам роман безоснователен.  Другие считают, что описанные в книге «Рассказ служанки» Этвуд события вполне могут произойти в любой стране нашего мира. Что же касается отзывов по самой книге, то ее сюжет захватывает, а язык повествования не позволяет оторваться до последней страницы. В связи с этим «Рассказ служанки» книгу купить обязательно стоит всем поклонникам современной прозы с элементами фантастики.

Книга «Рассказ служанки» на сайте Топ книг

Книгу Маргарет Этвуд «Рассказ служанки» читать настолько популярно, что она заняла высокое место в нашем списке лучшей современной литературы. При этом благодаря принадлежности к жанру антиутопии она представлена в рейтинге книг научной фантастики и занимает там весьма высокое место. И учитывая, что последние серии третьего сезона сериала «Рассказ служанки» вышли уже летом 2019 года, то мы еще не раз увидим этот роман на страницах нашего сайта. Тем более, что писательница приготовила для всех поклонников приятный сюрприз. В сентябре 2019 вышла новая книга Маргарет Этвуд «Заветы», которая стала продолжение книги «Рассказ служанки». Этот роман уже удостоился Букеровской премии 2019 года и как обещает издательство в нашей стране появится на прилавках магазинов весной 2020.

 
Рассказ служанки:

 

 


 

 

Маргарет Этвуд «Рассказ Служанки»

Эта книга — одна из двухсот лучших книг по версии BBC, номинант Букеровской премии в 1986 году, а в 2017 году вышел сериал, создатели коего размахнулись уже на целых три сезона. То есть, даже те, кто не читали книгу, хотя б слышали о ней и знают, что за ужасы скрываются на страницах.

Я же долгое время не решалась прочесть «Рассказ служанки», но антиутопии уважаю. Наверное, это и перевесило чашу весов в сторону «читать». И в конечном итоге так и не смогла выставить книге какой-либо оценки. Потому что чувства мои разделились.

Часть меня накалена до предела. После того, как прочла книгу за день, меня буквально тошнило от переполнявших тогда эмоций (спасибо тебе, богатое воображение!). Я проглатывала страницу за страницей и не могла поверить глазам — как ещё люди способны изгаляться, мучить и уничтожать других людей? Ужас от происходящего и восхищение силой воли главной героини наверное ещё не скоро отпустят меня.

А что же делала в это время другая часть меня? Она усиленно призывала на помощь логику. Ибо логика в «Рассказе служанки» отсутствует напрочь! В качестве технического исполнения эта антиутопия откровенно плоха. Что лично мне не понравилось, дабы не быть голословной:

1. Республика Галаад — место, где разворачиваются основные действия, — бывшие США. Введена смертная казнь за однополые связи и аборты; всех негров депортируют в Африку; установлена монотеократия. И всё это в США, которые сейчас с пеной у рта требуют толерантности ко всем и вся. Что же такое должно было произойти там, чтобы к власти пришла религиозная организация? Объяснений в книге вы не найдёте.

2. А что же в остальном мире? В других странах всё спокойно. Канада какое-то время принимала у себя тех счастливчиков, кому по началу удалось сбежать (позже не захотела связываться с грозными соседями). В Мексике также продолжается спокойная жизнь. Китайцы посещают Галаад. И их девушки-туристы одеты в короткие юбки, носят каблуки и красятся, о чём уже давно позабыли республиканские служанки (у жён командоров хотя бы косметика есть). Понимаю, что соседские страны не захотели вмешиваться, но они же не одни! Есть и другие страны, которые также по непонятным причинам промолчали. Или у Галаад были способы заткнуть весь мир? Опять же, книга ответов не даёт.

3. Хорошо, мужчины пришли к власти, но к какой? Они счастливы? Если брать в качестве примера командора, которому должна родить главная героиня, то его вряд ли можно назвать счастливым человеком. Отношения с женой более чем прохладные, а свои более-менее тёплые чувства с служанкой (ведь она всего лишь инкубатор на ножках) вынужден тщательно скрывать. Подозреваю, что он не один такой. Тогда к чему создавать столько сложностей, губя при этом тысячи людей.

4. Отношение к зачатию. Иметь детей могут лишь командоры, семьи военных. Большинство в них мужчин уже отжили половину века. Если учесть, что и фертильных женщин крайне мало, то зачать от пятидесятилетнего мужчины шансы не так уж и велики. Более молодое поколение мужчин (врачи, шофёры и прочие работники) не имеют права заводить себе таких детородных служанок. Пойманные на месте преступления (то есть в чужой постели) служанка и не её командор подлежат смертной казни. Казнят даже если беременна (и это так нужно потомство?). Но! жене командора, ткнувшей спицей в живот беременной служанке, ничего не сделают (опять же неясно, нужны им дети или нет).

Возможно, именно из-за возникших вопросов и отсутствия логики показанный в книге мир не показался реальным. В отличие от тех же «1984» или «Мы», которые для меня своего рода эталоны антиутопий.

Маргарет Этвуд — Рассказ Служанки » Страница 6 » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации

Позади заставы подле узких ворот нас ждут двое в зеленой форме Хранителей Веры, с гербами на плечах и беретах: два скрещенных меча над белым треугольником. Хранители – не настоящие солдаты. Их отряжают на полицейские задания и прочую лакейскую работу – перекапывать сад Жены Командора, например, – и они глупы, либо стары, либо покалечены, либо слишком молоды, не считая тех, которые тайные Очи.

Эти двое очень молоды: у одного усы еле пробиваются, у другого все лицо в прыщах. Их юность трогательна, но нельзя поддаться на обман, я знаю. Молодые, как правило, всех опаснее, фанатичнее, дерганее с оружием. Еще не научились жить ползком сквозь время. С ними нужно медленно.

На той неделе где-то здесь застрелили женщину. Марфу. Она шарила в карманах, искала пропуск, а они решили, что она сейчас вынет бомбу. Думали, она переодетый мужчина. Случались такие инциденты.

Рита и Кора ее знали. Я слышала, как они разговаривали в кухне.

Работают, чего уж, сказала Кора. Ради нашей безопасности.

Что уж безопаснее мертвяка, огрызнулась Рита. Она никуда не лезла. Нечего было в нее палить.

Это ж нечаянно вышло, сказала Кора.

Нечаянно не бывает, сказала Рита. Все нарочно. Я слышала, как она грохочет кастрюлями в раковине.

Зато кто-нибудь еще дважды подумает, стоит ли этот дом взрывать, сказала Кора.

Все равно, сказала Рита. Она трудилась как пчелка. Нехорошая смерть.

Бывает и похуже, ответила Кора. Эта хоть быстрая.

На вкус и цвет, сказала Рита. Мне бы лучше чуточку времени до того. Чтобы все уладить.

Два молодых Хранителя отдают нам честь – три пальца к берету. Нам полагаются эти знаки внимания. Вроде как уважение – такова природа нашей службы.

Мы извлекаем бумаги из карманов на «молниях» в широких рукавах, наши пропуска изучаются и штампуются. Один Хранитель отправляется в дот направо вбить наши номера в Комптроль.

Возвращая мне пропуск, Хранитель – тот, который с персиковыми усами, – склоняется, пытаясь заглянуть мне в лицо. Я поднимаю голову, помогаю ему, и он видит мои глаза, а я его, и он вспыхивает. Длинная скорбная физиономия, будто овечья, но с большими собачьими глазами – спаниеля, не терьера. Кожа бледная, на вид нездорово нежная, будто под струпьями. И все равно я думаю, как прикоснулась бы ладонью к нему, к этому оголенному лицу. Первым отворачивается он.

Это событие, крохотное ослушание, такое крохотное, что неразличимо, но подобные мгновения – моя награда, я храню их, будто конфеты, что копила в детстве в глубине ящика стола. Каждое мгновение – шанс, малюсенький глазок.

А если б я пришла ночью, когда он один на дежурстве, – хотя никто не позволит такого одиночества, – и допустила бы его за белые свои крылышки? Если б содрала с себя красный саван, показалась ему – им – в неверном свете фонарей? Вот, наверное, о чем они думают порой, беспрерывно торча на заставе, где никто не появляется, лишь Командоры Праведников в черных шелестящих авто или их голубые Жены и дочери под белыми вуалями, что послушно устремились на Избавление или Молитвонаду, или их унылые зеленые Марфы, или изредка Родомобиль, или их красные Служанки пешком. А иногда черный фургон с белым крылатым глазом на боку. Окна фургонов затемнены, а мужчины на передних сиденьях носят черные очки: двойная тьма.

Фургоны, конечно, беззвучнее других машин. Когда они проезжают, мы отводим глаза. Если изнутри доносится шум, мы стараемся не слышать. Ничье сердце не предано вполне12.

Пропускной пункт фургоны пролетают без остановки, по единому взмаху руки. Хранители не захотят рисковать – заглядывать внутрь, обыскивать, сомневаться. Что бы они там ни думали.

Если они думают; по их виду не поймешь.

Но скорее всего, они не представляют одежду, что валяется на лужайке. Если они думают: поцелуй, то за ним тут же включается прожектор и щелкают выстрелы. Вместо этого они думают о долге, о повышении до Ангелов, о том, что, может, им позволят жениться, а потом, если они добьются власти и проживут достаточно долго, им назначат собственную Служанку.

Усатый открывает нам калитку для пешеходов и отступает подальше, а мы идем. Мы уходим, и я знаю: они смотрят нам вслед, эти двое, которым пока запрещено прикасаться к женщине. Они касаются глазами, и я чуть повожу бедрами, и колышется широкая красная юбка. Будто показывать нос из-за забора или соблазнять пса костью, до которой ему не дотянуться, и мне стыдно, потому что они ни в чем не виноваты, они слишком молоды.

Затем я понимаю, что вообще-то мне не стыдно. Мне нравится власть; власть собачьей кости, эта власть пассивна, однако она есть. Надеюсь, при виде нас у них встает и они исподтишка трутся о крашеные заборы. Они будут страдать – позже, ночью, в уставных койках. У них нет отдушин, кроме них самих, а это святотатство. Больше нет журналов, нет фильмов, нет суррогатов; только я и моя тень, что уходит от двух мужчин, и те стоят по стойке «смирно», окаменели возле КПП и смотрят, как удаляются наши силуэты.

Я, удвоенная, иду по улице. Мы уже не в Командорском районе, но здесь тоже большие дома. Перед одним Хранитель косит газон. Газоны причесаны, фасады элегантны, неплохо залатаны; точно красивые фотографии из старых журналов про сад, дом и интерьер. То же безлюдье, то же сонное забытье. Улица – почти как музей или макет города: вот, мол, как люди жили прежде. Как и на фотографиях, в музеях, на макетах городов, детей тут нет.

Вот оно, сердце Галаада13, куда война вторгается только с телеэкранов. Где окраины, мы точно не знаем, они плавают согласно атакам и контратакам, но здесь – центр, где ничто не движется. Республика Галаад, говорила Тетка Лидия, не знает границ. Галаад – у вас в душе.

Здесь когда-то жили врачи, адвокаты, преподаватели из университета. Адвокатов больше нет, а университет закрыли.

Мы с Люком иногда гуляли тут, по этим улицам. Рассуждали, как купим вот такой примерно дом, старый большой дом, починим его. У нас будет сад, качели для детей. У нас будут дети. Мы знали: маловероятно, что мы сможем себе такое позволить, но то была тема для разговора, воскресная игра. Ныне такая свобода мнится почти невесомой.

Мы сворачиваем на главную улицу, где движение живее. Мимо едут машины – в основном черные, еще серые и коричневые. Женщины с корзинками, одни в красном, другие в тускло-зеленом – Марфы, третьи в полосатых платьях, красных, синих, зеленых, дешевых, убогих – опознавательный признак бедняцких женщин. Называются Эконожены. Этих женщин не разделяют по функциям. Им приходится делать все; если могут. Иногда попадается женщина в черном – вдова. Раньше их было больше, но, по-моему, они сокращаются.

Маргарет Этвуд — Рассказ Служанки » MYBRARY: Электронная библиотека деловой и учебной литературы. Читаем онлайн.

В дивном новом мире женщины не имеют права владеть собственностью, работать, любить, читать и писать. Они не могут бегать по утрам, устраивать пикники и вечеринки, им запрещено вторично выходить замуж. Им оставлена лишь одна функция.Фредова – Служанка. Один раз в день она может выйти за покупками, но ни разговаривать, ни вспоминать ей не положено. Раз в месяц она встречается со своим хозяином – Командором – и молится, чтобы от их соития получился здоровый ребенок. Потому что в дивном новом мире победившего христианского фундаментализма Служанка – всего-навсего сосуд воспроизводства.Обжигающий нервы роман лауреата Букеровской премии Маргарет Этвуд «Рассказ Служанки» – убедительная панорама будущего, которое может начаться завтра.

Маргарет Этвуд

Рассказ Служанки

Посвящается Мэри Уэбстер и Перри Миллеру[1]

И увидела Рахиль, что она не рождает детей Иакову, и позавидовала Рахиль сестре своей, и сказала Иакову: дай мне детей, а если не так, я умираю.

Иаков разгневался на Рахиль и сказал: разве я Бог, Который не дал тебе плода чрева?

Она сказала: вот служанка моя Валла; войди к ней; пусть она родит на колени мои, чтобы и я имела детей от нее.

Бытие, 30:1–3

Что до меня, то, притомившись за многие годы высказывать бессмысленные, тщетные, несбыточные суждения и в конце концов решительно потеряв веру в успех, я, по счастию, осенен был сим предложением…

Джонатан Свифт. Скромное предложение[2]

Нет в пустыне знака, что говорит: и не вкуси камней.

Суфийская притча

Margaret Atwood

The Handmaid’s Tale

© 1986 by O.W.Toad, Ltd.

This edition is published by arrangement with Curtis Brown UK and The Van Lear Agency LLC

© Грызунова А., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Спали мы в бывшем спортзале. Лакированные половицы, на них круги и полосы – для игр, в которые здесь играли когда-то; баскетбольные кольца до сих пор на месте, только сеток нет. По периметру – балкон для зрителей, и, кажется, я улавливала – смутно, послесвечением, – едкую вонь пота со сладким душком жевательной резинки и парфюма девочек-зрительниц в юбках-колоколах – я видела на фотографиях, – позже в мини-юбках, потом в брюках, потом с одной сережкой и зелеными прядками в колючих прическах. Здесь танцевали; музыка сохранилась – палимпсест неслыханных звуков, стиль на стиле, подводное течение ударных, горестный вопль, гирлянды бумажных цветов, картонные чертики, круговерть зеркальных шаров, что засыпали танцоров снегопадом света.

В зале – древний секс и одиночество, и ожидание того, что бесформенно и безымянно. Я помню тоску о том, что всегда на пороге, те же руки ли на наших телах там и тогда, на спине или за чьей-то спиной – на стоянках, в телегостиной, где выключен звук и лишь кадры мельтешат по вздыбленной плоти.

Мы тосковали о будущем. Как мы ему научились, этому дару ненасытности? Она витала в воздухе; и пребывала в нем запоздалой мыслью, когда мы пытались уснуть в армейских койках – рядами, на расстоянии, чтоб не получалось разговаривать. Постельное белье из фланелета, как у детей, и армейские одеяла, старые, до сих пор со штампом «С.Ш.А.». Мы аккуратно складывали одежду на стулья в ногах. Свет приглушен, но не потушен. Патрулировали Тетка Сара и Тетка Элизабет; к кожаным поясам у них цеплялись на ремешках электробичи.

Но без оружия – даже им не доверяли оружия. Оружие – для караульных, особо избранных Ангелов. Караульных не пускали внутрь, если их не звали, – а нас не выпускали, только на прогулки, дважды в день, парами вокруг футбольного поля; теперь его обтягивала сетка, увенчанная колючей проволокой. Ангелы стояли снаружи, спинами к нам. Мы боялись их – но не только боялись. Хоть бы они посмотрели. Хоть бы мы смогли поговорить. Могли бы чем-нибудь обменяться, думали мы, о чем-нибудь уговориться, заключить сделку, у нас ведь еще остались наши тела. Так мы фантазировали.

Мы научились шептаться почти беззвучно. Мы протягивали руки в полутьме, когда Тетки отворачивались, мы соприкасались пальцами через пустоту. Мы научились читать по губам: повернув головы на подушках, мы смотрели друг другу в рот. Так мы передавали имена – с койки на койку.

Альма. Джанин. Долорес. Мойра. Джун.

Стул, стол, лампа. Наверху, на белом потолке, – рельефный орнамент, венок, а в центре его заштукатуренная пустота, словно дыра на лице, откуда вынули глаз. Наверное, раньше висела люстра. Убирают все, к чему возможно привязать веревку.

Окно, две белые занавески. Под окном канапе с маленькой подушкой. Когда окно приоткрыто – оно всегда приоткрывается, не больше, – внутрь льется воздух, колышутся занавески. Можно, сложив руки, посидеть на стуле или на канапе и понаблюдать. Через окно льется и солнечный свет, падает на деревянный пол – узкие половицы, надраенные полиролем. Она сильно пахнет. На полу ковер – овальный, из лоскутных косичек. Они любят такие штришки: народные промыслы, архаика, сделано женщинами в свободное время из ошметков, которые больше не к чему приспособить. Возврат к традиционным ценностям. Мотовство до нужды доведет. Я не вымотана. Отчего я в нужде?

На стене над стулом репродукция в раме, но без стекла: цветочный натюрморт, синие ирисы, акварель. Цветы пока не запрещены. Интересно, у каждой из нас такая же картинка, такой же стул, такие же белые занавески? Казенные поставки?

Считай, что ты в армии, сказала Тетка Лидия.

Кровать. Односпальная, средней жесткости матрас, белое стеганое покрывало. На кровати ничего не происходит, только сон; или бессонница. Я стараюсь поменьше думать. Мысли теперь надо нормировать, как и многое другое. Немало такого, о чем думать невыносимо. Раздумья могут подорвать шансы, а я намерена продержаться. Я знаю, почему нет стекла перед акварельными синими ирисами, почему окно приоткрывается лишь чуть-чуть, почему стекло противоударное. Они не побегов боятся. Далеко не уйдем. Иных спасений – тех, что открываешь в себе, если найдешь острый край.

Так вот. За вычетом этих деталей тут бы мог быть пансион при колледже – для не самых высоких гостей; или комната в меблирашках прежних времен для дам в стесненном положении. Таковы мы теперь. Нам стеснили положение – тем, у кого оно вообще есть.

И однако солнце, стул, цветы; от этого не отмахнешься. Я жива, я живу, я дышу, вытягиваю раскрытую ладонь на свет. Сие не кара, но чествование, как говорила Тетка Лидия, которая обожала «или/или».

Звонит колокол, размечающий время. Время здесь размечается колоколами, как некогда в женских монастырях. И, как в монастырях, здесь мало зеркал.

Я встаю со стула, выдвигаю на солнце ноги в красных туфлях без каблука – поберечь позвоночник, не для танцев. Красные перчатки валяются на кровати. Беру их, натягиваю палец за пальцем. Все, кроме крылышек вокруг лица, красное: цвет крови, что нас определяет. Свободная юбка по щиколотку собирается под плоской кокеткой, которая обхватывает грудь; пышные рукава. Белые крылышки тоже обязательны: дабы мы не видели, дабы не видели нас. В красном я всегда неважно смотрелась, мне он не идет. Беру корзинку для покупок, надеваю на руку.

Дверь в комнате – не в моей комнате, я отказываюсь говорить «моей» – не заперта. Она даже толком не затворяется. Выхожу в натертый коридор, по центру – грязно-розовая ковровая дорожка. Словно тропинка в лесу, словно ковер пред королевой, она указывает мне путь.

Дорожка сворачивает, спускается по парадной лестнице, и я двигаюсь вместе с ней, одна рука на перилах – когда-то был древесный ствол, обточенный в ином столетии, выглаженный до теплого блеска. Дом – поздневикторианский, семейный особняк, выстроен для большой богатой семьи. В коридоре напольные дедушкины часы выдают по крохам время, а за ними дверь в мамочкины парадные покои, сплошь телесность и намеки. Покои, где нет мне покоя: стою столбом или преклоняю колена. В конце коридора над парадной дверью – полукруглый витраж: синие и красные цветы.

Там осталось зеркало, в вестибюле на стене. Если повернуть голову так, чтобы крылышки, обрамляющие лицо, направили взгляд туда, я увижу его, спускаясь по лестнице, круглое, выпуклое рыбоглазое трюмо, и себя в нем – исковерканной тенью, карикатурой, пародией на сказочного персонажа в кровавом плаще, снисхожу к мгновению беспечности, что равносильна опасности. Сестру окунули в кровь.

У подножия лестницы – стойка для зонтов и шляп, гнутая, длинные скругленные деревянные ярусы мягко изгибаются крюками, точно папоротник распустился. В стойке зонтики: черный – Командора, голубой – Жены Командора, и еще один, предназначенный мне, красный. Я оставляю красный зонтик, где он есть, – сегодня солнечно, я видела в окно. А Жена Командора, интересно, в покоях? Она не всегда сидит спокойно. Порой я слышу, как она расхаживает туда-сюда, тяжелый шаг, потом легкий, и тихий стук ее трости по пыльно-розовому ковру.

Я иду по коридору – мимо парадных покоев, мимо двери в столовую, открываю дверь в конце вестибюля и миную кухню. Тут уже пахнет не полиролем. Тут Рита стоит у стола, над щербатой эмалированной столешницей. Рита, как всегда, в платье Марфы[3], тускло-зеленом, будто халат хирурга из прошлого. Фасон – почти как у меня, платье длинное, скрадывающее, но поверх него фартук с нагрудником и никаких белых шор, никакой вуали. Выходя на улицу, Рита надевает вуаль, но никому дела нет, кто видит лицо какой-то Марфы. Рукава закатаны по локоть, смуглые руки напоказ. Она печет хлеб, кидает буханки на последний краткий замес, потом на формование.