Что сезар сделал рут – Звезды сериалов «Секрет тропиканки» и «Во имя любви» тогда/сейчас | Блогер Markus_84 на сайте SPLETNIK.RU 7 марта 2017

Серетсе Кхама (Seretse Goitsebeng Maphiri Khama родился в 1921 году в Бечуаналенде (сейчас Ботсвана), бывшим тогда протекторатом Великобритании. Он был сыном короля Секгома Кхама II и его жены королевы Тебого и внуком короля Кхама III.

Серетсе Кхама

Имя Серетсе, которое означает «глина, которая связывает», ребенок получил в честь примирения отца и деда, в результате которого его отец взошел на престол. Но отец правил всего два года и умер. Королем был провозглашен четырехлетний Серетсе, но поскольку он был еще мал, в качестве опекуна и регента выступил дядя, брат его отца, Тшекеди Кхама. Дядя правил страной по своему усмотрению, отправляя племянника подальше учиться. Отправив племянника в Лондон, дядя считал, что, он надолго избавился от его притязаний на престол. Но дядя ошибся. В Лондоне Серетсе встретил Рут, и эта встреча изменила жизнь не только в Бечуаналенде, но и оказала влияния на межрасовые отношения в Великобритании и во всем мире.

Рут Уильямс родилась в 1923 году в Южном Лондоне в семье Джорджа и Дороти Уильямс. Джордж Уильямс был капитаном Британской армии, служил в Индии, а после выхода в отставку занимался чайной торговлей. У Рут была сестра Мюриель, с которой они были дружны всю жизнь.
Рут училась в гимназии Элтем, но когда началась Вторая Мировая война пошла работать водителем скорой помощи на разных аэродромах Южной Англии. После войны Рут устроилась на работу в страховое отделение банка Lloyd’s секретарем-машинисткой.

Рут Уильямс

С Серетсе ее сблизила любовь к джазовой музыке. Серетсе, как и Рут, нравилась группа The Ink Spots. Им хорошо было вместе, и через год они поняли, что любят друг друга и хотят пожениться.
В то время смешанные пары были большой редкостью и вызывали в обществе отторжение. Когда Рут сообщила отцу, что хочет выйти замуж за черного парня, отец отрекся от нее и выгнал из дома. Отец Рут так до конца своих дней и не смирился с тем, что его дочь вышла замуж за черного, пусть и короля. Работодатель тоже тут же уволил Рут, как только узнал о будущем ее замужестве с черным.
Серетсе написал дяде и попросил миссионерское общество помочь им, но дядя ответил, что будет «драться с ним до смерти, если он привезет белую жену», а миссионерское общество ничем не могло помочь, потому что старейшие племени в Бечуаналенде не могли смириться с тем, что «матерью нации», станет белая женщина. Брак белой женщины с черным англиканская церковь тоже допустить не могла. Под давлением церкви правительство запретило молодым венчание в церкви. Но ни Рут, ни короля Серетсе это не остановило. Они зарегистрировали свой союз в загсе.
Уже законные супруги отправились в Бечуаналенд по требованию дяди. Дядя Серетсе, Тшекеди Кхама, попытался добиться аннулирования брака племянника с англичанкой, но Серетсе был королем, а не самозванцем, как дядя, и на открытом заседании племени большинство встало на его сторону.
Но такой бунт на корабле в соседней стране не понравился расистской партии Южной Африки, бывшей тогда у власти, и под их давлением правительство Великобритании начало расследование на предмет пригодности Серетсе к правлению протекторатом. Найдя, что Серетсе более, чем соответствует правлению Бечуаналендом, отчет положили под сукно, а Серетсу и его жене велели вернуться в Лондон до лучших времен, по сути, отправив короля в ссылку. Великобритания не хотела ссориться с Южной Африкой, боясь потерять дешевые поставки золота и урана.
Вход в родной дом Рут был для нее и ее мужа закрыт. Кроме того, Рут никуда не брали на работу. Среди обывателей, в основном, еще преобладали расовые предрассудки. На родину мужа ехать было нельзя, а на родине жены на пару смотрели, как на изгоев.

Казалось, дядя должен был праздновать победу, но времена быстро менялись. В самой Великобритании начались протесты против британского расизма, и в Бечуаналенде, когда попытались заменить короля Серетсе Кхама, народ отказался подчиниться.
В 1956 году Серетсе и Рут разрешили вернуться в Бечуаналенд после того, как Серетсе отрекся от престола.
Вернувшись на родину Сересте и Рут попытались разводить на ранчо скот, но у них не было опыта в этом деле, и идея эта провалилась.

Тогда Серетcе решил вернуться в политику. Сначала его избрали в племенной совет, а затем, в 1961 году, Серетcе создал Демократическую партию Бечуаналенда. Ореол изгнанника привлек под знамена Серетcе большое количество избирателей, и в 1965 году он выиграл выборы. Серетcе провозгласил курс на полную независимость от Великобритании и создании страны под названием Ботсвана со столицей в городе Габороне. В 1966 году Ботсвана получила независимость, Серетcе Кхама стал ее первым президентом, и королева Елизавета II наградила его орденом Британской империи. Серетcе Кхама становится сэром, а Рут — Леди Кхама.

Президент Ботсваны Серетcе Кхама, королева Великобритании Елизавета II, леди Рут Кхама и принцесса Анна

На момент образования республики, Ботсвана была третьей самой бедной страной в мире. В стране было только 12 км дорог с твердым покрытием, инфраструктуры не было практически никакой, а население было сплошь неграмотным. Серетcе с нуля создал экономическую программу страны. Основной упор он сделал на добычу меди и алмазов и производство говядины. Он предпринял серьезные меры для борьбы с коррупцией, ввел низкие и стабильные налоги для горнодобывающих компаний и низкий процент налога на прибыль, провозгласил свободу торговли и личности и верховенство закона. Кхама старался привлечь в страну иностранные инвестиции для развития сельского хозяйства, промышленности и туризма.
Эти и некоторые другие преобразования Серетcе превратили экономику Ботсваны в одну из самых быстрорастущих в мире. Все доходы правительство инвестировало в развитие инфраструктуры страны, здравохранение и образование, что еще больше стимулировало экономическое развитие. Можно сказать, что правление Серетce Кхана было «золотым веком» Ботсваны.

Памятник первому президенту Ботсваны Серетcе Кхаму перед зданием парламента Ботсваны
Аэропорт Ботсваны тоже носит имя Серетcе Кхама.

Кроме того Кхама создал небольшую, но профессиональную армию, которая успешно защищала страну от вторжений вооруженных групп из Южной Африки и Родезии. Не позволял Кхама и группам боевиков действовать внутри Ботсваны. Во внешней политике Кхама был достаточно осторожен и сразу же после обретения независимости гарантировал соседям, что Ботсвана ни на кого не будет нападать. Именно Кхама играл ключевую роль в переговорах об окончании гражданской войны в Родезии и в обретении независимости Зимбабве.
Кхама ввел в Ботсване национальную валюту, пула (в переводе «дождь». В Ботсване мало дождей, поэтому их очень ценят), до этого в ходу был южноафриканский ранд.

Все это время рядом с Серетсе была его любимая жена Рут. Она не любила светские тусовки, но была активной и влиятельной первой леди в политической жизни страны. Серетсе относился к своей жене с огромным уважением.

Рут всю жизнь оставалась верна английским традициям. Носила аккуратные блузки и юбки в старомодном английском стиле, а по воскресеньям устраивала чаепития для всей семьи.

У пары родилось четверо детей: дочь Жаклин, сын Ян и близнецы Энтони и Тшекеди. Ян Кхама стал четвертым президентом Ботсваны в 2008 году. Тшекеди тоже видный политик.

Серетсе Кхама страдал от заболевания сердца и почек. У него был диабет. В 1980 году в Лондоне Серетсе диагностировали рак поджелудочной железы в последней стадии. Рак был неоперабельным, Серетсе вернулся домой. В этом же году он умер в возрасте 59 лет.
После смерти мужа Рут осталась жить в Ботсване и именно тогда получила признание от граждан Ботсваны. Еe провозгласили «Mohumagadi Mma Kgosi» (королева-мать).
Внучка Рут и Серетсе, Тахлия, рассказывает, что бабушка постоянно говорила о дедушке, он был будто частью их повседневной жизни. Ее взросление прошло под сенью воспоминаний бабушки о дедушке, о котором она всегда говорила с любовью.

Сама бабушка, по воспоминаниям Тахлии, была всегда элегантнo одета и безукоризненно причесана. Она никогда не вставляла в свою английскую речь местные словечки, ее английский оставался безукоризненным, и она всегда поправляла английскую речь внуков.

Рут с внучкой Тахлией

Леди Рут Кхама умерла в 2002 году в возрасте 78 лет. Похоронена она в Ботсване рядом с мужем.
Тахлия говорит, что чувствует будто бабушка оставила ей специальные очки, которые, как навигатор, ведут ее по жизни и помогают решать личные проблемы. Тахлия восхищается отношениями своих бабушки и дедушки и хочет идти по жизни также стойко и гордо, как они. Тахлия единственная внучка Рут, и она надеется не посрамить память своей бабушки.

Тахлия Кхама изучает моду в Йоханнесбурге. В ней течет королевская кровь ее деда и кровь бабушки, обычной английской девушки

Марк Юний Брут — Википедия

Марк Юний Брут (лат. Marcus Junius Brutus; зима 85 года до н. э., Рим — 23 октября 42 года до н. э., у Филипп, Македония) — римский политический деятель и военачальник из плебейского рода Юниев, известный в первую очередь как убийца Гая Юлия Цезаря. На ранних этапах своей карьеры, в 50-е годы до н. э., считался видным оратором и получил почётный титул

Марк Юний стал главным героем трактата своего современника и друга Марка Туллия Цицерона «Брут, или О знаменитых ораторах». В последующие эпохи личность и деятельность Брута получала крайне противоречивые оценки: в зависимости от своих политических воззрений писатели, публицисты и историки считали его или благородным человеком, который пожертвовал самым дорогим во имя Республики, или гнусным предателем. Второй вариант нашёл воплощение в «Божественной комедии» Данте. В эпоху Нового времени Брут стал героем ряда пьес (самая известная из них — трагедия Уильяма Шекспира «Юлий Цезарь»), убийство Цезаря стало популярным сюжетом в исторической живописи.

Род Юниев[править | править код]

Марк Юний принадлежал к знатному плебейскому роду Юниев. Согласно Дионисию Галикарнасскому, представитель этого рода входил в состав самой первой коллегии народных трибунов (493 год до н. э.)^[1]; правда, в историографии это считают вымыслом и относят первые достоверные сведения о Юниях к концу IV века до н. э.^[2] В 325 году до н. э. один из Юниев впервые достиг консульства^[3]. В последующую эпоху (до начала Второй Пунической войны) у ряда представителей этого рода, регулярно упоминавшихся в Капитолийских фастах, было одновременно по два когномена: один из них всегда Брут (Brutus — «глупец»^[4]), а другой — Бубульк (Bubulcus), Сцева (Scaeva) или Пера (Pera). В конце II века до н. э. в источниках появляются первые собственно Бруты — братья Марк и Публий, которые были народными трибунами в 195 году до н. э. Первый из них, достигший консульства в 178 году до н. э., стал предком последующих Брутов. В историографии условно выделяют две ветви этого семейства. Представители одной из них носили преномен Децим и получали консульство в каждом поколении; их генеалогия прослеживается по источникам. Бруты из второй ветви носили преномен Марк и не поднимались выше претуры. Об их генеалогии сохранились только отрывочные сведения^[5]. Известно, что к одному поколению с отцом Брута принадлежали профессиональный обвинитель (предположительно внук Марка-консула) и претор 88 года до н. э. (согласно альтернативной гипотезе, последний был дедом Брута-цезареубийцы и внуком Брута-консула^[6]). Кроме того, претором в 82 году до н. э. был некто Луций Юний Брут Дамасипп^[7].

В I веке до н. э. плебеи Бруты претендовали на происхождение от патриция Луция Юния Брута, легендарного основателя Римской Республики, который сверг последнего царя Тарквиния Гордого, приходившегося ему родным дядей. Современник Марка Юния, греческий писатель Посидоний, попытался устранить некоторые нестыковки в исторической традиции: он утверждал, что кроме двух сыновей, казнённых Брутом Древним за участие в монархическом заговоре, был и третий, ставший предком последующих Юниев^[8]. Будущий убийца Цезаря поддерживал эту генеалогию, поместив изображение своего легендарного предка на чеканившиеся им в 54 году до н. э. монеты^[6] и на стену таблиния собственного дома^[9]. По матери Марк считал себя потомком ещё одного защитника республики — Гая Сервилия Агалы, который в 439 году до н. э. убил претендовавшего на царскую власть Спурия Мелия^[10]. По-видимому, память о выдающихся предках сыграла в жизни Брута большую роль^[11][12]. Во всяком случае, он интересовался своим происхождением и однажды попросил Тита Помпония Аттика составить поколенную роспись Юниев^[13][14].

В «Римских древностях» Дионисия Галикарнасского, изданных при Августе, родословная Gens Iunia восходит к одному из спутников Энея^[15], подобно легендарным генеалогиям Цецилиев или Меммиев^[16]. Согласно другой версии, предком Юниев был италийский автохтон Дафнис, убитый этолийским героем Диомедом^[17].

Родители[править | править код]

Марк Юний Брут был единственным ребёнком народного трибуна 83 года до н. э., носившего то же имя. Брут Старший принадлежал к марианской партии, в 77 году до н. э. поддержал мятеж Марка Эмилия Лепида, потерпел поражение и был убит по приказу Гнея Помпея Великого^[18][19]. За это Брут Младший ненавидел Помпея всю свою жизнь^[20][21].

Матерью Брута была Сервилия, представительница одного из самых знатных патрицианских родов Рима. Она принадлежала к его ветви, известной как Сервилии Цепионы. Её отцом был проконсул 90 года до н. э., погибший во время Союзнической войны, дедом — консул 106 года до н. э., виновник поражения при Араузионе, а прадедом — консул 140 года до н. э., организатор убийства Вириата. По матери Сервилия приходилась племянницей народному трибуну 91 года до н. э. Марку Ливию Друзу, который попытался провести курс консервативных реформ, но погиб от руки наёмного убийцы. Единоутробным братом Сервилии был Марк Порций Катон Младший^[10]. Овдовев, Сервилия вышла замуж во второй раз — за сородича первого мужа, Децима Юния Силана. От этого брака родились три дочери, единоутробные сёстры Брута; Юния Прима стала женой умеренного цезарианца Публия Сервилия Исаврика (консула 48 года до н. э.), Юния Секунда — женой Марка Эмилия Лепида (радикального цезарианца, члена Второго триумвирата), Юния Терция — женой Гая Кассия Лонгина, друга и главного соратника своего шурина^[22]. Сервилия была очень энергичной и честолюбивой женщиной, оказывавшей большое влияние на ряд видных политиков Рима, включая своего брата (с определённого момента — главу консервативной части сената), второго мужа (консула в 62 году до н. э.)^[23] и Гая Юлия Цезаря, которого источники называют её любовником^[24][25].

Родовое дерево Брута

Обозначения:

(1) = 1-й супруг(а)

(2) = 2-й супруг(а)

x = убийца Цезаря

Проблема отцовства Цезаря[править | править код]

Согласно некоторым источникам, в Риме ходили слухи о том, что Сервилия родила сына именно от Гая Юлия. Об этом осторожно сообщает Аппиан («…Некоторые даже полагали, что Брут приходится Цезарю сыном, так как, когда Брут родился, у Цезаря была связь с Сервилией»^[26]) и уверенно — Плутарх («Известно, что в молодые годы он [Цезарь] находился в связи с Сервилией, которая была без памяти в него влюблена, и Брут родился в самый разгар этой любви, а стало быть, Цезарь мог считать его своим сыном»^[27]). В то же время Плутарх упоминает связь между Цезарем и Сервилией только в связи с событиями 63 года до н. э.^[28][27], а Светоний — в связи с первым консульством Цезаря (59 год до н. э.)^[29]. Предполагаемому плоду этого адюльтера было тогда 22 года и 26 лет соответственно. В 85 году до н. э., являющемся годом рождения Брута согласно современному ему источнику, Цезарю было всего 15^[30][29][31] или максимум 17^[32] лет. Большинство исследователей полагает, что информация об отцовстве Гая Юлия — выдумка^[33]

Усыновление[править | править код]

К 59 году до н. э. относится первое упоминание Брута с ещё одним именем — Цепион^[34]. Брутом Цепионом и Марком Брутом по прозвищу Цепион его называет Аппиан в связи с событиями 44 года до н. э.^[35][36]. Схожие упоминания есть у Диона Кассия^[37] и в одном из поздних писем Цицерона^[38]. Отсюда следует, что Марк Юний был усыновлён одним из представителей семейства Сервилиев Цепионов, с которым он был связан по материнской линии. Собственно усыновление и имя усыновителя нигде не упоминаются^[39]. Формулировка Цицерона в письме, написанном в 59 году до н. э., «Цепион (это Брут)», может означать, что усыновление было совершено незадолго до описываемых в соответствующем письме событий^[40]. Тем не менее в литературе часто встречается утверждение, что Брут был усыновлён своим дядей Квинтом Сервилием Цепионом, умершим в 67 году до н. э.^{[6][41][23][42]}. Фридрих Мюнцер, пытаясь решить проблему хронологии, предположил, что усыновление было оформлено близкими Цепиона после его смерти ради продолжения рода^[43]; другие исследователи уверены, что римское право исключает подобное^[44].

Существует предположение, что усыновитель Брута — другой Сервилий Цепион, легат во время Пиратской войны 67 года до н. э.^[45] и неудачливый жених Юлии. Он мог быть сыном Квинта, претора 91 года до н. э., причём от не упоминающегося в источниках первого брака, предшествовавшего браку с Ливией (и, таким образом, единокровным братом Сервилии)^[46]. Его женой и, соответственно, приёмной матерью Марка Юния могла быть дочь выдающегося оратора Квинта Гортензия Гортала. В любом случае новое имя за Брутом не закрепилось. Сохранились только одно сенатское постановление, в котором его называют Квинт Цепион Брут, и одна греческая надпись в Оропе с вариантом Квинт Цепион, сын Квинта, Брут (получается, что имя Цепион здесь из когномена превращается в номен)^[47]. Для современников и для потомков этот нобиль остался Марком Юнием Брутом^[48].

Ранние годы[править | править код]

Сохранившиеся источники содержат противоречивые данные о дате рождения Брута. Согласно Цицерону, Марк Юний появился на свет через 10 лет после первого выступления Квинта Гортензия Гортала^[49], состоявшегося в консульство Луция Лициния Красса^[50][51] (95 год до н. э.). Таким образом, дата его рождения по этой версии — 85 год до н. э.^[52]Эпитоматор Тита Ливия сообщает, что на момент гибели Бруту было «около сорока»^[53]. Согласно Гаю Веллею Патеркулу, Брут погиб на 37-м году жизни^[54]; в этом случае он должен был родиться в 79 или 78 году до н. э.^[55]. Наконец, Секст Аврелий Виктор сообщает, что в 53 году до н. э. Марк был квестором^[56]. При этом известно, что добиваться государственных должностей (в том числе и квестуры) римляне могли только начиная примерно с 27-летнего возраста^[57].

Многие исследователи доверяют в этом вопросе Цицерону: он был современником и другом Брута, а потому должен был владеть достоверной информацией. Есть и мнения в пользу версии Веллея Патеркула^[58]. Так, Татьяна Бобровникова считает, что слухи о Цезаре как отце Брута должны были иметь хронологическое обоснование, а значит, разница в возрасте должна была составлять не 15-17 лет, а несколько больше. К тому же сам Брут в одноимённом трактате Цицерона говорит: «[Гая Юлия] в те годы, когда я уже мог бы о нём судить, к сожа­ле­нию, не было в Риме»^[59]. Отсюда может быть сделан вывод, что в 58 году до н. э., когда Цезарь уехал в Галлию, Брут был ещё слишком юн^[60]. Впрочем, существует и другая трактовка: Марк мог иметь в виду, что уже после отъезда Цезаря начал политическую карьеру^[61]. День рождения Брута, согласно Плутарху, приходился на зиму^[62].

Марк рано (в 77 году до н. э.) потерял отца. Предположительно Сервилия вышла замуж во второй раз, когда Марк уже был по крайней мере подростком, так что отчим не оказал заметного влияния на формирование его личности — в отличие от матери и дяди. Катон, человек принципиальный и никогда не поступавшийся своими убеждениями, стал в глазах мальчика образцом для подражания^[63]. Брут получил прекрасное образование. Известно, что грамматику ему преподавал знаменитый своей учёностью сириец Стабилий Эрот, а Катон постарался передать племяннику свою любовь к греческой философии^[42]. Последняя стала основой мировоззрения Брута, но если дядя был стоиком, то племянник стал поклонником Платоновой Академии^[64].

Достигнув юношеских лет, Брут отправился в Афины продолжать образование. Там он встретился с вызвавшим его восхищение философом-академиком Антиохом Аскалонским и подружился с его братом Аристом^[65]. Вероятно, там же Марк Юний впервые встретился с римским всадником Титом Помпонием Аттиком, который тоже стал его другом^[66] и в дальнейшем ввёл его в круг римской интеллектуальной элиты. Из Афин Брут отправился на Родос, где учился какое-то время ораторскому искусству^[67][68].

Начало политической карьеры[править | править код]

Первое упоминание Брута в связи с политической жизнью Рима относится к 59 году до н. э., когда консулами были Гай Юлий Цезарь и Марк Кальпурний Бибул, женатый на двоюродной сестре Марка Юния. Важным событием этого года стало так называемое «дело Веттия»: некто Луций Веттий заявил о существовании заговора аристократической молодёжи с целью убийства Гнея Помпея. Помимо Луция Эмилия Лепида Павла и Гая Скрибония Куриона Младшего к этому заговору якобы принадлежал и Брут. Уже на следующий день доносчик изменил показания, не говоря больше о причастности Марка Юния; Цицерон не сомневался, что это произошло из-за вмешательства Цезаря, постаравшегося выгородить сына своей любовницы^[69]. Вскоре Веттий умер в тюрьме (или был убит), а дело было замято^{[70][71][72][73]}.

Единого мнения о том, существовал ли заговор в действительности, нет^[74]. В историографии высказывались гипотезы о фальсификации обвинения Цезарем или всеми тремя триумвирами для достижения различных политических целей. Аргументом против таких гипотез некоторые учёные считают тот факт, что Цезарю после обнародования первого обвинения пришлось скорректировать его, чтобы вывести из-под удара Брута: если это и фальсификация, то слишком неуклюжая^[75]. Согласно другой версии, действительно существовала группа молодых аристократов (Брут, Лепид, Курион), которую Луций Лициний Лукулл попытался использовать против своего старого противника Помпея, но из-за вмешательства Бибула этот заговор был раскрыт. Цезарь же мог заставить Веттия отказаться от обвинений в адрес Брута и прочих, чтобы этим актом милосердия завоевать себе новых сторонников^[76].

В 58 году до н. э. народное собрание направило Катона на Кипр, чтобы присоединить этот остров к владениям Республики. Марк Юний, тогда ещё «неопытный юноша, погружённый в науки»^[77], поехал с дядей. В пути, на Родосе, он заболел, а после выздоровления отдыхал в Памфилии, когда Марк Порций, задержавшийся в Византии, попросил его в письме ехать на Кипр, чтобы охранять казну царя Птолемея. Брут выполнил это поручение, хотя и неохотно; в дальнейшем он помог дяде доставить казну в Рим и заслужил его похвалу. Находясь на Кипре, Марк Юний успел стать патроном города Саламин. После возвращения в родной город он какое-то время не участвовал в политической жизни, посвятив себя книгам^[78].

В 54 году до н. э. Марк стал монетарием. На этой должности он отчеканил денарии с изображениями двух героев ранней римской истории, считавшихся его предками: Луция Юния Брута и Гая Сервилия Агалы. Продолжением той же сюжетной линии стал денарий с изображением на аверсе богини Либертас, а на реверсе — Луция Брута в окружении ликторов^[6].

Тогда же Брут женился на дочери действующего консула Аппия Клавдия Пульхра. Этот шаг мог означать определённое сближение с Помпеем, старший сын которого был женат на другой дочери Аппия^[79]. В следующем году Пульхр отправился с полномочиями проконсула в Киликию, а Марк Юний в качестве квестора поехал с тестем^[80]. Он использовал свой пост для расширения своей клиентелы и обогащения: через посредников Луция Главцию, Марка Скапция и Публия Матиния Брут под огромные проценты ссужал деньги царям Галатии, Каппадокии, Армении, а также провинциалам. Проконсул помогал своему зятю. Так, когда город Саламин не смог выплатить долг, Пульхр предоставил Скапцию отряд конницы, с которым тот ворвался в город и взял в осаду здание совета. Пять членов совета умерли от голода, а остальным пришлось признать долг с процентами, вчетверо превышавшими те, которые разрешал закон (48 процентов годовых против 12)^[81][82][83].

В 51 году до н. э. наместником Киликии стал Марк Туллий Цицерон. Брут, уехавший из провинции ещё до Пульхра, через Аттика обратился к новому проконсулу с просьбой о сотрудничестве, но тот, узнав о злоупотреблениях своего предшественника и о том, кто стоит за Скапцием, отказал ему^[84]. В конце концов Цицерону, видимо, пришлось пойти на уступки Бруту^[85]. Когда в 50 году до н. э. Пульхра в Риме обвинили в злоупотреблениях, Марк Юний вместе с Квинтом Гортензием Горталом выступил в суде защи

«Какой молодец Цезарь, как правильно все делает!» — Статьи на КиноПоиске

Исполнитель роли Цезаря поговорил с КиноПоиском накануне премьеры фильма «Планета обезьян: Война» — завершающей части трилогии о высокоразвитых приматах.

В новом фильме Мэтта Ривза, третьей части из серии перезапущенной франшизы «Планета обезьян», главный герой Цезарь эволюционировал еще больше. Он теперь разговаривает много и четко, регулярно принимает мудрые решения и вообще ведет войну с людьми как стратег-пацифист. Пока в один момент Полковник (Вуди Харрельсон) не нападает на его семью и не вынуждает Цезаря отдаться жажде мести. Исполнитель главной роли Энди Серкис — не просто актер редкого таланта, но еще и потрясающе умный, интересный и дружелюбный человек. КиноПоиск встретился с ним в Лондоне и поговорил о российском дубляже, режиссерском ремесле и Майкле Шине.

— Энди, в этом фильме у вашего героя (да и у всех других обезьян) получились особенно живые и умные глаза. Возможно, именно поэтому нетрудно поверить в то, что в этом мире приматы и люди постепенно меняются местами?

— Совершенно верно. Все же удивительно, как специалисты по эффектам умудряются с каждым фильмом все больше поднимать планку. Наши глаза никогда не выглядели такими реалистичными и человеческими. При этом обезьяны все еще достаточно отдалены от людей. Они пока представляют собой абстрактный образ, метафору, так что, глядя на них, мы можем быть более честными в своей оценке человечества и самих себя. Мысль тут в том, что в приматах интеллект все растет и крепнет, а в это же время человечество на глазах сдувается и деградирует. И главный показатель этого процесса — изменения в речи. Все больше обезьян учится говорить, тогда как человечество поражается вирусом, влияющим на функцию речевого аппарата. Цезарь становится все более красноречивым и артикулирует свою речь еще более по-человечески. Но эту грань очень легко перейти. Мы не хотим, чтобы он звучал так, будто это просто актер в костюме обезьяны. Так что мы с Мэттом Ривзом очень серьезно настраивали все нюансы: скорость, с которой Цезарь говорит, его выбор слов и выражений, запинки, несовершенства дикции. Цель была такая, чтобы он разговаривал не идеально, а убедительно.

— У меня для вас плохие новости. В России все фильмы широкого релиза дублируются, так что наш зритель не только не увидит толком ваше лицо, но и не услышит голос.

— Ужасно жаль. Я бы с удовольствием дублировал самого себя, если бы мне предоставили такую возможность. А что, это хорошая идея! И, я уверен, у меня бы получилось. Цезарь, конечно, разговорчивый парень, но все же слов у него по-прежнему не так уж и много.

— Дэнни ДеВито как-то озвучил сам себя в «Лораксе», а чем вы хуже?

— Да ладно! Прямо на русском языке озвучил? Не может быть!

— Ага, на русском и вроде бы еще на ряде других европейских языков. Это было очень смешно и уместно.

— Потрясающе, у него ведь там было куда больше слов, чем у моего Цезаря. Но это отличная идея, правда. Мне даже стыдно, что я тут сижу и присваиваю себе все лавры за эту роль, а на самом деле российский зритель даже и не знает, что это я! Передайте там местному дистрибьютору, что я готов прямо сейчас работать над своим произношением.

— Боюсь, мы с вами немного припозднились: релиз уже скоро, так что дубляж наверняка готов. Но вы вообще как, по-русски сможете поговорить, если прижмет?

— Ну, у меня армянские корни. Родители отца жили еще в СССР, вполне говорили по-русски. Я их не знал, но все же, думаю, генетическая память не шутка. А еще мой агент Джерри Шмитц изучал русский в университете и тоже шпарит на нем как на родном. Он бы мне помог, не сомневаюсь. К тому же мне без труда даются разные другие языки и акценты. Вот, например, тот же Цезарь говорит с калифорнийским акцентом.

— Наверное, сейчас работать над этой ролью тяжелее, чем тогда, когда Цезарь не был таким болтливым?

— Ну, смотрите, в «Восстании» Цезарь говорит всего лишь три слова своего протоязыка, издавая очень низкие, гортанные звуки. А для «Революции», где все обезьяны учатся коммуницировать между собой, мы выработали комбинацию способов общения. Некоторые используют типичные для приматов звуки, некоторые начинают осваивать язык жестов, а Цезарь и вовсе принялся использовать слова, которые превращались во фразы и предложения, пусть все еще ломаные. Я тогда носил защитные боксерские пластины во рту, чтобы мне трудно было идеально произносить слова. В «Войне» же у меня намного больше диалогов, и Цезарь думает гораздо быстрее, поэтому мы решили, что в рот мне больше ничего пихать не надо. Конечно, во всех фильмах были свои трудности, но здесь наметилась очень тонкая и опасная грань, переступив которую можно сразу скомпрометировать убедительность персонажа и его речи. В этом плане для меня «Война» была самой трудной из трех.

— Вы уже в третий раз играете этого персонажа. Вам вообще приходится готовиться к роли? Или вы просто надели костюм для мокапа и дело с концом?

— Ну нет, не все так просто. Каждый раз для роли выставляется целый набор требований, обусловленный тем, в каком состоянии на данный момент находится герой — как эмоциональном, так и физическом. Я недавно понял, что эти три фильма для меня — это как «Отрочество». Я играл Цезаря, когда он был еще совсем ребенком, а теперь он вырос в эту сильную взрослую особь. Я что-то не могу припомнить других персонажей в кино, которых мы видим с рождения до зрелости. Вот как раз герой из «Отрочества» и Гарри Поттер разве что приходят на ум, но это все же немного другое.

— А с кем из исторических фигур вы бы сравнили Цезаря?

— Знаете, несмотря на то, что Цезарь полководец, он еще и пацифист. Так что в нем есть что-то от Манделы и Ганди — сильных лидеров, которые предпочитали решать проблемы ненасильственными способами. Конечно, Цезарь берется за оружие и убивает, но всегда его первая реакция на любой конфликт — это попытка найти мирное решение.

— Вот бы многим нынешним мировым лидерам у него поучиться, правда?

— Это точно. Вообще страшные вещи в мире происходят, и все мы это чувствуем. Кстати, поэтому, мне кажется, этот фильм наиболее актуален сейчас. Его подтекст во многом отражает современную ситуацию в мире. Тут тоже рассматриваются темы того, как мы больше не способны испытывать эмпатию друг к другу, как боимся тех, кто на нас не похож, как спешим выстраивать стены — метафорические или реальные. Это болезненно актуальное кино.

— Вы с Цезарем схожи хоть чем-нибудь? Физически-то понятно — ваше лицо все равно проглядывает через CGI. А психологически?

— Думаю, да, схожи довольно многим. Мне кажется, это неизбежно. Невозможно настолько отстраниться от своего персонажа. Ты всегда вкладываешь в него частичку себя. Но вообще этот парень многие свои проблемы решает примерно таким же способом, каким решал бы их и я. Иногда я ловлю себя на мысли: «Какой молодец Цезарь, как правильно все делает!» А иногда и вовсе, оказываясь в замешательстве, думаю: «Интересно, а что бы в этой ситуации сделал Цезарь?» Помогает, кстати.

— Вы вообще верите, что актер и персонаж должны быть в чем-то похожи? Или просто достаточно уметь притворяться?

— Для меня лично важны две вещи. Во-первых, я всегда считал, что актерство — это работа из сферы услуг, ради выполнения которой я был нанят. Я искренне верю, что любая форма художественного самовыражения, и в частности актерство, может изменить мир и повлиять на жизнь в обществе. Так что я всегда держу это в голове: когда исполняю роль, я оказываю услугу. Ну а во-вторых, разные роли и разные ситуации требуют разного подхода. Иногда этот подход должен быть целиком и полностью подчинен методу Станиславского. Иногда достаточно просто понимать цели и задачи персонажа, быть более объективным и отстраненным, чтобы образ получился более убедительным. Этот процесс продиктован собственно персонажем и его местом в сюжете.

— Вы не так давно не без успеха начали осваивать режиссерское ремесло. Взялись бы вы за фильм из серии «Планета обезьян» в качестве постановщика?

— С удовольствием, даже не раздумывал бы, если бы мне когда-нибудь это предложили. Но пока у меня полно других режиссерских дел. В данный момент я заканчиваю «Книгу джунглей», а в октябре в мировом прокате появится другой мой проект — «Дыши». Это два очень разных фильма. Один — маленькая, камерная история любви о том, как люди преодолевают превратности судьбы, а другой — классический эпик, созданный при использовании performance capture. «Книга джунглей» должна была стать моим дебютом, но, так как спецэффекты занимают большую часть времени, так уж получилось, что «Дыши» выйдет в прокат раньше. Я ужасно этому рад. Этот проект наверняка многих удивит. Хотя бы потому, что от меня никто не ожидает такого рода фильма.

— А вы по-прежнему работаете над экранизацией «Скотного двора» Джорджа Оруэлла?

— Да, еще как. Мы сейчас пишем сценарий, продумываем съемочный процесс и заодно ищем партнеров, с которыми могли бы объединиться в работе над проектом. Это еще один фильм, который мы будем снимать при использовании performance capture, так что мы проводим кучу разных тестов, чтобы понять, как лучше создавать животных. Также пытаемся решить, использовать ли нам только анимацию или добавить туда живых актеров. Надеюсь, как только я закончу «Книгу джунглей», смогу уже целиком посвятить себя этому проекту. Очень хочу, чтобы он получился, ведь «Скотный двор» — одна из моих любимых книг.

— Расскажите, насколько вообще трудно освоить сразу два этих разных набора навыков — актерский и режиссерский. Все же быть режиссером, как я полагаю, гораздо страшнее и ответственнее, но при этом у вас есть определенная творческая свобода.

— Это творческая свобода совсем другого рода. Как актер ты обычно вовлечен в проект в течение довольно сжатого временного отрезка. Ты приходишь, вживаешься в персонажа, играешь его в ходе съемочного периода — и все, ты свободен, если не считать последующей промокампании. Само собой, когда ты сам режиссер, ты задействован в процессе создания кино всецело, на всех его стадиях. Ты присутствуешь, ты работаешь, ты самолично несешь за все ответственность. Если бы «Планета обезьян» не удалась, все бы ругали Мэтта Ривза как режиссера, а не меня как актера. Мне кажется, даже самый неумелый актер не способен запороть фильм хорошего режиссера. Но все же мне невероятно нравится заниматься и тем, и другим, и приятно, что у меня пока есть возможность безболезненно переключаться между двумя такими разными занятиями.

— У меня осталось время лишь на пару глупых вопросов. Вы помните, какие постеры были у вас на стене в детстве?

— Помню. Там точно был Брюс Ли из «Выхода дракона». Так, что еще? Это не про кино, но, когда мне было семнадцать, мне повезло работать на концерте Pink Floyd. Я стоял в дверях и отрывал корешки от билетов. И там я умыкнул постер «The Wall», который у меня долго висел на стене в родительском доме, даже когда я оттуда съехал.

— Хоть вы и знамениты своими «цифровыми» ролями, вы все же успели пару раз сыграть реальных персонажей вроде Уильяма Хейра в ленте «Руки-ноги за любовь» и Иэна Дьюри в «Сексе, наркотиках и рок-н-ролле». Если бы про вас снимали байопик, кого бы вы хотели видеть в роли Энди Серкиса?

— Как это ни смешно, люди часто говорят, что я выгляжу так, как Майкл Шин в старости.

— А вообще что-то есть! Но почему сразу в старости?

— Спасибо, я так рад, что вы это сказали! Но правда, если уж я похож на него в старости, то будем считать, что он похож на меня в молодости. Я очень люблю Майкла. По-моему, он потрясающий актер и очень приятный человек. Так что я очень хотел бы, чтобы он сыграл меня. Давай, Майкл, не подведи!

Как славная жизнь привела Цезаря к бесславной смерти

В истории не сохранилось текстов с точной расшифровкой пророчеств к событиям в жизни Гая Юлия Цезаря, приведшим его к славе, а потом и к смерти. Но, несмотря на то, что Цезарь не всегда верил знамениям и часто шел наперекор им, предсказанная слава была так велика, что даже имя «Цезарь» стало титулом верховных правителей.

Первые пророчества

В своем труде «Жизнь двенадцати цезарей» древнеримский историк Светоний писал, что по всему миру оракулы провозгласили рождение непобедимого полководца в час, когда родился Юлий Цезарь. И ровно с этого момента вся жизнь знаменитого правителя проходила под знаками судьбы. Когда Сулла установил в Риме свою диктатуру, он приказал казнить юного Цезаря как отпрыска неугодного ему рода. Но за того вступились весталки, сославшись на неблагоприятные для Суллы предостережения от богов в случае, если тот убьет мальчишку, ведущего свой род от самой богини Венеры. Тот отступил, но сам стал автором известного предсказания, в котором говорил, что когда-нибудь Гай Юлий разрушит все, за что боролись Сулла и сенат Рима.

Пророчества в судьбе Цезаря касались не только его самого. О появлении и роли в жизни правителя странного коня тоже было предсказано. Оракулы провозвестили власть над миром тому, кто станет хозяином коня с копытами, разделенными будто пальцы. Такой конь нашелся, и Цезарь не был бы Цезарем, если бы не объездил его.

Звезды благоволили предприимчивому патрицию. Благодаря своей изворотливости, хитрости, беспринципности и напору, он занимал должность за должностью, постепенно продвигаясь к верховной власти. Простой народ подкупил обещаниями и сладкими речами, голоса в сенате покупал за деньги, не стесняясь в средствах. Часто для достижения цели залезал в огромные долги, но кредиторы всегда оставались довольны: с каждым новым занятым постом платежеспособность Цезаря увеличивалась, а его положение в обществе становилось все весомее и стабильнее. Необычайное везение на полях сражений и талант стратега снискали для Цезаря любовь армии и славу. По словам Плутарха, Цезарь только в плен взял около миллиона человек за время войн с галлами. На посту римского консула Цезарь в составе триумвирата провел несколько выгодных ему законов при поддержке других двух триумвиров: Помпея и Красса. Но вскоре ему стало тесно на вершине власти, и Гай после длительного политического противостояния двинул войска против недавнего соратника – Помпея.

Жребий брошен!

Подведя армию к реке Рубикон, Цезарь колебался, стоит ли поднимать меч на бывшего товарища, тем более что войско Помпея отнюдь не было слабым. Но накануне принятия решения над лагерем Цезаря пролетел огненный шар, упавший в лагере Помпея. К тому же Юлию приснился сон, где он прелюбодействует с собственной матерью. Были призваны толкователи. Они расшифровали сон так: видение сулит успех в будущей битве. Ведь земля – это мать для всех, а значит, Цезарь овладеет землей. Помпею в то же самое время снились другие сны, свидетельствующие о неминуемом поражении. Так и случилось. Помпей бежал, а Юлий, раздавая помилования для захваченной в лагере Помпея знати, заполучил в друзья множество богатых и влиятельных сторонников, переметнувшихся к победителю, как это всегда бывает. В их числе оказался Брут, спасению которого Цезарь радовался как ребенок.

Победы Цезаря предсказывали многие гадатели. Гай Корнелий, наблюдая полет птиц, узнал время и исход битвы при Патавии (Падуе). А однажды прямо у памятника Гаю на бесплодной земле, к тому же мощеной камнем, выросла пальма, что тоже трактовали как предзнаменование великих побед.

Пик славы

Несмотря на сбывающиеся предсказания, Цезарь не обращал на них внимания, если не хотел того. Тем не менее он принимал участие в соответствующих обрядах, правда, трактовал их по-своему. Так, известен случай жертвоприношения, когда животное вырвалось из его рук. Все сочли это дурным знаком, но Цезарь не отложил запланированного военного похода. А одно из жертвенных животных, по словам гадателя, сулило беду, потому что оказалось вообще без сердца. Тогда Гай Юлий и вовсе сказал, что все сложится удачно, если он, Цезарь, того пожелает. Естественно, такие амбиции не нравились жрецам, которые привыкли, что их слушаются практически беспрекословно.

Со славой и признанием в обществе росли и аппетиты Цезаря. Сенаторов он принимал сидя, что было признаком полного неуважения, храмы обязал установить прославляющие его статуи, переименовал в свою честь месяц квинтилий (и мы с тех пор называем его июлем). Говорили, что Цезарь хотел принять титул царя, потому что в пророчествах именно «царю» (басилевсу) была предсказана победа над Парфянским царством. Не нравились знати и планы Цезаря сделать столицей египетскую Александрию вместо Рима. И хоть это были только слухи, но недовольство своеволием Цезаря назревало нешуточное.

Конец гордеца

В этот период жизни Цезаря появилось множество знамений, предвещавших Юлию скорую гибель. Непонятный гул ночами, вспыхивающее небо, падающие на Форум птицы – все трактовалось однозначно как опасность для жизни Цезаря. Друзья всерьез заволновались о грозящих ему опасностях, когда была нечаянно вскрыта гробница Капия, основавшего колонию Капуя. Предание гласило, что если потревожить этот прах, умрет потомок Капия, а Италия умоется кровью. Цезарь как раз и считался прямым его потомком.

Друзья просили о том, чтобы рядом с Гаем находились телохранители, но он отказался, говоря, что лучше уж внезапно умереть, чем всю жизнь трястись от страха. А пророчества накапливались.

См. также: Подробнее о последнем дне Цезаря >>

Цезарю донесли, что стада лошадей, посвященные им богам, отказываются есть.

Во время принесения им очередных жертв, к нему подошел известный гадатель и предрек опасность в марте.

За день до убийства на глазах Цезаря был растерзан другими птицами королек – нетипичное поведение, и гибель птицы с «королевским» именем выглядела прямым предупреждением.

В последнюю ночь сны предупреждали о смерти и Юлия, и даже его жену. Ему приснилось, что он пожимает руку Юпитеру, летая с ним под облаками, а жена увидела, как обрушивается их дом, а Гая закалывают мечами.

Утром жена умоляла мужа не выходить из дома, и Цезарь в кои-то веки прислушался. Утренние жертвоприношения также указали на опасность, так что Цезарь собрался отложить на другой день заседание сената. Но присутствовавший в их доме Брут посмеялся над суевериями друга и почти силой увлек в сенат. По дороге Цезарю встретился Спуринна, предрекший ему смерть в мартовские иды (середину месяца), и Гай пошутил, говоря, что иды уже наступили, а он жив-живехонек. Предсказатель напомнил, что иды еще не прошли, то есть опасность не миновала.

Цезарь погиб внезапно, как и хотел. Когда он вошел в сенат, один из его сторонников вручил ему свиток, в котором рассказал о готовящемся заговоре. Но было поздно. Цезаря закололи мечами, нанеся 23 раны. После его смерти в небе над Италией семь дней висела комета, весь следующий год было недостаточно солнца, а когда оно появлялось, то было настолько слабым, что плоды не успевали дозревать.

Никто из поднявших на Цезаря руку не прожил и трех лет после этого убийства. И ни один не умер в своей постели. А предателю Бруту явился призрак, обещавший забрать его у города Филиппы. Вначале предсказание забылось, но призрак появился снова, когда Брут сошелся в бою с Антонием как раз при Филиппах. Армия Брута бежала, а сам он совершил самоубийство, бросившись на меч.