Деконструкции тела: Почему часть всегда больше целого? К антропологии деконструкции тела в массовой культуре — Нож

От деконструкции к декомпозиции – Редакция – Журнал «Сеанс

Совсем скоро с маркой «Ленфильма» появится первая полнометражная картина некрореалиста Евгения Юфита. Хотя споры о параллельном кино, в которых «Сеанс» принял посильное участие (смотри № 2 и 4), постепенно утихли, мы предлагаем еще одну точку зрения на проблему — работу американских культурологов Эллен Берри и Анезы Миллер-Погачар, выполненную в рамках исследовательского проекта университета Боулинг Грин, штат Огайо.

Пусть не смущает читателей наукообразие лексики и обилие ссылок на Жана Бодрийара и Юлию Кристеву. Публикуя эту вполне академическую штудию, мы не стремимся к новой полемике, но лишь хотим поставить предмет разговора в более широкий контекст.

СЕАНС – 5

В нашей концепции некрореализм является не только эстетикой. Мы видим в нем способ мышления, отношение к современной жизни и культуре, а также позицию индивидуального воображения, стесненного умирающим социумом.

Хотя некрореализм и занят судьбой тела, покинутого душой, его собственная искалеченная душа все еще оживляет общественную нервную систему. Мозг давно умер, но рефлексы, как при механической реанимации, продолжают функционировать. Таким образом, это художественное движение «второй культуры» осуществляет «подразумеваемую критику» культуры «первой», преобладающей в стране, где обе культуры более или менее мирно уживаются.

Это не та смысловая критика, которая встречается в концептуальном искусстве […] Концептуализм рушит общественные идеалы тем, что преувеличивает и переставляет визуальные и словесные клише до явного абсурда. Некрореализм же избегает идеологической трактовки, он пытается скомпрометировать идеологию как таковую, выбывая из жизни вообще. Он предлагает вариант, при котором телесная смерть социума уже провозглашена, но личная смерть не приносит облегчения. Хотя бы потому, что жизненная инерция еще продолжает властвовать над субъектом. С выражением ироничной отчужденности, которую Бодрийар

¹ называет «сопротивлением объекта», некрореалисты наслаждаются своим адским существованием Они разрушают человеческий статус не только в обществе, но и в природе, ставя личность в ряд выброшенных предметов, неприемлемой гадости, гнили, грязи — всего того, что Юлия Кристева² относит к области «браковки».

Некрореализм напоминает о том, что мы совсем не хозяева природы, а социум всего лишь вялая конструкция. Ведь физическая основа жизни — наши тела — в конечном счете не принадлежит ни государству, ни военным силам, ни какому-то другому общественному авторитету. Мы принадлежим жукам, плесени и трупам своих ближних. По мере того, как некрореализм принимает неприемлемое существование живой смерти, некросубъект обретает частичку мазохистской свободы. Он не борется открыто и активно против притеснений в социальной сфере, но как бы торжествует в своем отвращении и уродстве […]

Некроэстетика провоцирует тот же «двойственный смех», унижающий и обновляющий, что и описанный Бахтиным карнавальный смех средневековья³. Но этот смех в корне отличается от того, что Бахтин находит во всем мире Франсуа Рабле. Методология Бахтина здесь как будто исчерпывается: можно смеяться над собственными страданиями и страданиями других, но это трудно назвать позитивным, возрождающим смехом. В эпоху средневековья телесные отбросы виделись удобрением, органической материей, готовой произвести новую жизнь. В 1987 году на страницах независимого журнала «Сине-Фантом» было написано: «лесорубы, санитары-оборотни — это гуманисты. Они говорят, что жизнь — это смерть, а смерть — это жизнь»⁴.

В фильме Андрея Мертвого «Мочебуйцы-труполовы» мальчик стоит рядом со взрослым, который мочится в унитаз. С потолка свисает разлагающийся труп. Образ молодости рядом с обилием физиологической жидкости никакой органики возрождения не передает. Напротив, молодости не предстоит ничего, кроме существования, в котором соки жизни и смерти одинаково никудышны.

Хотя карнавальный гротеск чем-то грозит социальным нормам, в конечном счете он их подтверждает. Перестановка мирского со священным […] является временным нарушением, после которого социальные и религиозные иерархии восстанавливаются. Охранительная функция свойственна и обрядам, выделяющим и бракующий то, что Кристева называет «объектом» — крайней угрозой социальному порядку. Абъекция как источник ужаса подкрепляет безопасность общественной конвенции, она предлагает способы, с помощью которых мы можем отличить человеческое от нечеловеческого, живой объект от всего, что угрожает ему уничтожением. […] Тем не менее на протяжении всей истории разные культуры устанавливали табу на область объекта: сексуальную свободу или извращение, телесные трансформации и отбросы, в том числе и труп.

¹ Жан Бодрийар (Jean Baudrillard) — французский социолог, культуролог, литератор, один из ведущих теоретиков постмодернизма. В 60-е годы переводил пьесы Б. Брехта и П. Вайса. В начале 70-х выступил с исследованиями в духе социально-критического метода Герберта Маркузе («Общество потребления», 1970; «Зеркало производства», 1975). В 70-е годы, венчая идеи Маркузе и теорию коммуникаций Маршалла Макклюэна, описал феномен постиндустриального социума, стремительно теряющего продуцирующие функции («Забыть Фуко» и «Эффект Бобура», 1977; «Соблазн», 1979). Исследования Бодрийара 80-х годов («Симулакр и симуляция», 1981; «В тени молчаливого большинства», 1983; «Америка», 1986; «Прозрачность зла.

Эссе о крайних феноменах», 1990) уподобляют современное транснациональное и транссоциальное общество «человеку, лишенному тени» и переживающему тотальную «имплозию (т. е. „непродуктивное слияние“) смысла». Текущий этап культуры, по Бодрийару, отличается бесконечным самовоспроизводством, копированием и мутациями. История и экономика развиваются в сфере теоретического знания о самих себе. Политика и идеология реагируют лишь на «сверхпроводящие» события — СПИД, терроризм, компьютерный вирус и т. д.

Здесь и далее ссылки главным образом на программные тексты Бодрийара 80-х годов: «В тени молчаливого большинства» («In the Shadow of the Silent Majorities», N. Y.: Semiotext (e), 1983) и «2000-й год уже наступил» («The Year 2000 Has Already Happened», in Arthur and Marilouise Kroker, eds. Body Invaders, St. Martin’s Press, 1987).

² Юлия Кристева (Julia Kristeva) — французский семиолог, лингвист. В 60-е годы была близка к литературоведческому авангарду (Ролан Барт, Филипп Соллерс).

В конце 60-х сформулировала принципы «семанализа», занятого изучением не означающих систем (как в традиционной семиотике), но означающих практик, самоизменяющихся в ходе социального развития. Концепции Кристевой, рассматриваемые в контексте деконструктивизма 70-х годов (Жак Деррида, Жиль Делез, Феликс Гваттари), трактуют историю и культуру как текст, обращенный одновременно и к языку, и к преобразующему его обществу. Термины «браковка» и «абъекция» вводятся в работе «Власть ужаса» («Le pouvoire de l’horreur», Paris: Ed. du Seuil, 1983).

³ См.: Бахтин M. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965.

⁴ Глеб Алейников. «Кино и Юфа» // Сине-Фантом, 1987, № 7/8, с. 10.

«Рыцари поднебесья». Реж. Евгений Юфит. 1989

Папа, умер некрореализм

[…] Казалось бы, некрофильмы с их иконографией мертвецов, травм и фекалий работают как обряды, очищающие социальный организм от объективного элемента.  […] Однако термин «абъекция» применим к уже пройденному историческому этапу, когда казалось возможным восстановить стабильность символического строя социума. Наступившая следом эпоха постмодернизма характеризуется как раз отсутствием стабильности — психологической, общественной, политической, может быть, даже биологической.

[…] Смысл разрушается, стабильные прежде нормативы подвергаются перестановке, превращаясь в плывущий строй воспроизведенных образов. Культура копирования торжествует, поскольку затмевает любые подлинные общественные связи, а сам социум становится «молчаливым большинством», «массой». Массы не равнозначны обществу, наоборот — свидетельствуют о его упразднении, ибо в условиях информационного господства «всасывают» и нейтрализуют сообщения, создают из них впечатляющие образы, все больше и больше подтачивающие грань между реальностью и иллюзией.

Некрореалистические фильмы описывают темные стороны умирающих коммунистических отношений, прорыв в символическом строе общества.

Артур Крокер⁵ считает, что столь распространенное явление современной жизни, как «злость ради веселья», означает отчаянную попытку выбраться из «скуки-паники», торжествующей на месте прежних эмоциональных реакций и реальности. Массы пресыщаются постоянно варьирующимися сценами копирования, они все более стервенеют в поисках подлинной реальности. Но массы не способны ни на настоящую критику, ни на подлинный взрыв. Они продолжают жить по инерции. Нам кажется, что мы творим историю, а на самом деле мы лишь ускоряем ее конец. «Двухтысячный год уже наступил» — так красноречиво называется книга Бодрийара. […]

⁵ Артур Крокер (Arthur Kroker) — канадский культуролог, своими концепциями близкий Ж. Бодрийару. Феномен «скуки-паники» рассматривается в работе «Маркс по Бодрийару» («Baudrillard’s Marx», in The Postmodern Scene. St. Martin’s Press, 1986).

Ранний советский авангард пытался начертить схемы будущего, внести его в настоящее. «Арьергард» современного искусства изобретает эстетические формы отсталости, которые переставляют, проглатывают и выбрасывают все высокие формы и великие идеи прошедших эпох. Искусство «арьергарда» отказывается декларировать что-либо, предпочитая бормотать, отставать, собирать отбросы истории. Может быть, оно и придаст им новый смысл?

«Папа, умер Дед Мороз». Реж. Евгений Юфит. 1991

В фильмах Юфита и Мертвого потеря эмоциональной реакции оборачивается пресловутым «чистым идиотизмом». С аналитическим бесстрастием некросубъект тщательно конструирует сложные приспособления для самоискалечивания, бессмысленно или необъяснимо нападает и т. д. Все это проявления «злости ради веселья», ибо мы. считаем, что «чистый идиотизм» — это советский эквивалент «скуки-паники». Он превращает «вопиющий дух возмездия» (Крокер) в форму сопротивления объекта — подобно тому, как в фильме «Покаяние» труп не хочет оставаться в земле.

В подпольных некрофильмах логика садистской идеологии отражена в зеркале садомазохизма. Этому соответствуют определенные «уровни умирания». Поскольку эмоциональная реакция мертва, эмоции томятся от невозможности участвовать в производстве реальности. Следует отчаянная попытка вызвать хоть какой-то отклик, но поскольку общественное «тело» погибло, некроперсонажи принимаются друг за друга […]

Подвергаясь разложению, труп испытывает почти сексуальное наслаждение, бесконечную благодать.

Сексуальные желания в некрофилъмах удовлетворяются исключительно в формах мужской педерастии. Любой гетеросексуальный контакт нарушил бы «логику» смерти хотя бы потому, что отдаленно напомнил о плодотворной, жизненной функции. Между полами преобладают враждебные или — еще чаще — случайные отношения. Однако среди «некро-мужчин» выявляется интересная взаимность активных и полностью мертвых типов. Как садомазохизм оперирует взаимностью пассивных и активных ролей, так и некромир живет за счет мазохистов, обитающих на низших уровнях смерти. Они вознаграждают своих менее мертвых товарищей за безгласность и потерю смысла; вознаграждают услужливой готовностью выполнить любое садистское желание. Они безропотно предоставляют остатки энергии, части тела и сами тела бессмысленно одержимым собратьям. Но, как ни удивительно, на этом последнем уровне умирания, в любимом некрореалистами состоянии «жировоска» жизненные импульсы замедляются настолько, что эмоциональная реакция восстанавливается. Следовательно, восстанавливается и сама реальность — индивидуальная, субъективная, но наполненная протяженностью времени и значением. Подвергаясь разложению, труп испытывает почти сексуальное наслаждение, бесконечную благодать…

«Рыцари поднебесья». Реж. Евгений Юфит. 1989

Авангардисты в небесах

[…] Способность испытывать эмоциональную реакцию, хотя бы и столь элементарную, дает мертвецу статус индивидуума, поэтому он отказывается жертвовать своими ощущениями.

В отличие от эры модернизма, когда субъект мог избрать позитивную стратегию сопротивления, посткоммунистической эре соответствует стратегия отказа от значения и слова, а также ироническое и нейтральное сопротивление объекта. Некрореалистические фильмы описывают темные стороны умирающих коммунистических отношений, прорыв в символическом строе общества. Своей атмосферой развеселого ужаса, бессмысленностью «злобы ради забавы» эти фильмы возвращают системе итоги ее собственной логики. Будущее покажет, приведет ли это к развитию нового концептуального сознания в Советской России.

Впервые доклад «От деконструкции к декомпозиции» был прочитан в октябре 1990 года в ходе организованной ЛО Советского фонда культуры киношколы «Неизвестное советское кино». Частично опубликован в вышедшем в Англии сборнике «Новая ленинградская эксцентрика» («New Leningrad Eccentrics», South West Arts, 1991).

Печатается в авторском переводе Анезы Миллер-Погачар с сокращениями. Литературная редакция и примечания Сергея Добротворского.

• Сергей Корнихин: «Мы будем просто королями помойки»

• Возвращение в Ленинград — Лекции и показы

• чапаев

  Олег Ковалов – «Барская была девушкой довольно шустрой»

• чапаев

  Михаил Цехановский об Уолте Диснее

• Наум Клейман о человеке с киноаппаратом

• Невиданное кино: «Облава в Сан-Паули» Вернера Хохбаума

Дискурсивная стратегия.

От политической анатомии к деконструкции женской субъективности и телесности. (Лекция 4)

1. Дискурсивная стратегия: от политической анатомии к деконструкции женской субъективности и телесности (Мишель Фуко, Джудит Батлер).

2. Проблематизация реальности стала одной из главных интриг современности. Онтология ( «реальное», «естественное», «материальное») ?

«Смерть Бога» по Ф. Ницше — утрата доверия
к сверхъестественному, идеальному миру
красоты, истины и добра, на котором
покоились представления классической
западной философии.
Мир в нашем опыте — без Трансценденции.

3. «Пробудившийся, знающий, говорит: я – тело, только тело, и ничто больше; а душа есть только слово для чего-то в теле» — восклицает Заратустра.

Ф. Ницше:
Основная ошибка классической философии
заключалась в пренебрежении материальным,
ощутимым миром, человеческим телом.
Уверенность в том, что само-то это тело,
материальный мир, доступный нашему
восприятию, являются незыблемыми,
несомненными реалиями.

4. Философия Мишеля Фуко стала поворотным пунктом в осмыслении материального

. Следуя генеалогической методологии Ф. Ницше,
он проблематизирует концепцию тела, как
онтологической и биологической константы.
Человеческое тело никогда в культуре не может
быть только фактом или биологической
сущностью.
Человеческая телесность является неотъемлемой
частью грандиозного по своей значимости тандема
власти-знания:
«Тело непосредственно погружено в область
политического. Отношения власти держат
его мертвой хваткой».

5. ПОЛИТИЧЕСКАЯ АНАТОМИЯ

— «исследование «политического тела», как
совокупности материальных элементов и техник,
служащих оружием, средствами передачи,
каналами коммуникации и точками опоры для
отношений власти и знания, которые
захватывают и подчиняют человеческие тела,
превращая их в объекты познания».
«Надзирать и наказывать»
Тело, пытаемое и казнимое, и тело, муштруемое,
дисциплинированное, вообще, тело человеческое –
культурный конструкт, пронизанный властными
отношениями, дискурсивными практиками.
Это всегда уже определенным образом понятое,
проинтерпретированное, маркированное
политическое тело.

6. ПРАКТИКИ ИСКЛЮЧЕНИЯ

Динамика власти такова, что маркирование и
политический захват тела, впервые
выводящие его на культурную авансцену,
делающие тело видимым, осуществляются
посредством практик исключения.
Производимое дискурсом тело
представляется вполне адискурсивным или
естественным, что порождает иллюзию
онтологической укорененности телесного,
противостоящей искусственности
культурного поля.

7. Философия М. Фуко проблематизирует онтологию телесности в двух аспектах:

1. «Видимое» тело объявляется
культурным конструктом,
воплощающим, материализующим
механизмы власти – знания.
2. Дискурсивная заданность,
политическая маркированность тела
вуалируются властным дискурсом,
порождая эффект естественности.

8. Современная пост феминистская и гендерная философия воспринимает эти принципы в качестве методологической первоосновы.

Через них прописывается фундамент экспликации
феномена Естественного в современности, который
включает в себя не только «естественное» тело, но и
«естественную» половую принадлежность,
«естественную» противоположность полов,
«естественную» сексуальность и «естественные»
способы ее выражения.
Рассмотрение тела в контексте дискурса, предложенное
и разработанное М. Фуко, поставило под вопрос
категорию естественного как таковую, что позволило поновому сформулировать и разрешить базовые
проблемы феминизма и гендерных исследований.

9. Главным теоретиком, воспринявшим и развившим установки М. Фуко применительно к более широкому спектру проблем, считается ведущий американ

Главным теоретиком, воспринявшим и
развившим установки М. Фуко
применительно к более широкому
спектру проблем, считается ведущий
американский гендерный философ
Джудит Батлер.
Свой подход Батлер обозначает как стратегию
«денатурализации» гендерных и сексуальных
различий, которая в большой степени связана
с денатурализацией тела и деконструкцией
субъекта в фукианской критической онтологии.

10. 1. Денатурализация тела/пола.

Теоретический феминизм в своих посылках
исходит из различения биологической сущности
пола (хромосомного, гормонального состава,
анатомического строения человека) и социокультурного аспекта половой принадлежности,
который с 70-х гг. XX века принято называть
гендером.
В отличие от естественного пола, гендер
признается искусственной и культурно
обусловленной надстройкой.
Г. Лернер: гендер – «это костюм, маска,
смирительная рубашка, в которой мужчины и
женщины исполняют свои неравные танцы».
Очевидно, этим предполагается, что
«рубашка» гендера смиряет объективно
и независимо от культуры, языка,
стереотипов существующих
биологических мужчин и женщин.
Утверждение пола как адискурсивной
онтологической первоосновы является
одним из признаков модернизма
феминисткой теории,
обуславливающего так называемую
онтологию естественного.

12. Пост феминистское прочтение этой установки, представленное в философии Джудит Батлер, вскрывает всю проблематичность и противоречивость

Пост феминистское прочтение этой
установки, представленное в философии
Джудит Батлер, вскрывает всю
проблематичность и противоречивость
традиционного деления на пол и гендер
С одной стороны, гендер признается в
качестве определенной социальной
надстройки относительно пола, некоторым
выражением биологических признаков в
социуме и культурной среде.
С другой же стороны, фактическое присвоение
гендера связано с жестким репрессивным
воздействием культуры, не допускающим
никаких альтернатив, и свободного
волеизъявления.

13. За несоответствующее выражение гендера предусмотрены наказания: мужчина в штате Мэн прошелся по улице в платье, как подобает женщинам; на

За несоответствующее выражение
гендера предусмотрены наказания:
мужчина в штате Мэн прошелся по улице
в платье, как подобает женщинам; на
следующий день его труп находят в
овраге»
Множество примеров негативного отношения к
трансгендерам только подтверждает репрессивные
стратегии навязывания гендерной идентичности.
Если бы гендер соответствовал полу, то механизм
культурного принуждения попросту бы не
существовал!!!
Следовательно, обусловленность идет не от пола к
гендеру, а от гендера к полу.

14. Вывод Д. Батлер:

«Не только не существует причинноследственной связи между полом и гендером,
но само слово «пол» является неправильным
употреблением термина, и биологическая
действительность, которую мы называем
полом, сама есть исторический конструкт и на
самом деле является политической
категорией».

15. Натурализация пола есть по сути лишь одно из множества средств для навязывания определенной гендерной идентичности.

Человек должен вести себя, одеваться,
говорить, думать, как подобает
женщине/мужчине, потому что является
человеком женского/мужского пола, то есть
потому, что этот человек есть
женщина/мужчина.
Апелляция к онтологии в данном случае есть
репрессивный механизм, с помощью которого
индивид соглашается надеть смирительную
рубашку гендера.
«Не существует пристанища в виде тела,
которое не было бы уже
проинтерпретировано в значениях,
присущих данной культуре,
следовательно, пол нельзя расценивать
как додискурсивную анатомическую
данность. Действительно, пол, по
определению, всегда был исключительно
продуктом культуры».
Невозможно утверждать существование
мужских и женских тел вне культурного
контекста.
Тело человеческое, тело, обладающее
полом, «замарано» дискурсом и только
вследствие этого является
существующим, видимым, «реальным».

17. Что вообще собой представляет женское тело?

Во-первых, это тело, маркированное
биологическими признаками женского пола
(генетические, гормональные особенности,
отличия по строению головного мозга, по
внутренним и внешним морфологическим
признакам и пр. Сконструированы через
интерпретацию.
Во-вторых, это те особенности женского тела,
которые имеют явно выраженную социальную
природу, порождены гендерной
идентификацией. Сконструированы
социальным давлением.
К таким особенностям можно отнести,
например,
деформированные ступни (древнекитайская
культура),
удаление или деформацию клитора и половых
губ (как результат клитороэктомии. По словам
Л.Е. Этингена, в мире до сих пор
насчитывается около 135 млн. женщин,
подвергнутых этой процедуре).
Осанка, походка и другие подобные признаки,
сложившиеся вследствие той или иной
степени культурной репрессии «идеала»
женской красоты, так же формируют тело, как и
особенности первой группы.
Так, по словам известного американского биолога Рут
Хаббард:
«Если общество одевает половину своих детей в
короткие юбки и не велит им двигаться так, чтобы
были видны трусики, а другую половину – в джинсы
и комбинезон, поддерживая их желание лазать на
деревья, играть в мяч и другие активные дворовые
игры; если позже, в юности, детей, которые носили
брюки, убеждают, что «растущему мальчишке надо
много есть», в то время как дети в юбках
предупреждены, что надо следить за весом и не
толстеть; если половина в джинсах бегает в
кроссовках или ботинках, в то время как половина в
юбках ковыляет на шпильках, то эти две группы
людей будут отличаться не только социально, но и
биологически»

20. 2. Деконструкция женского субъекта.

Сконструированность женского тела
неожиданно ставит под вопрос то
субстанциальное «мы», на котором базируется
классический феминизм.
Если крайне затруднительно говорить о
существовании женского тела как такового, в
каком смысле и на каком основании возможна
экспликация женщины как субъекта
феминистского дискурса?
Каков онтологический статус женщины в
ситуации денатурализации женского тела?
Женский Субъект
– основание классического
феминизма.
Задача феминизма – адекватная
репрезентация репрессированной
женской субъективности в обществе
и политике, защита его прав.
Но что представляет собой этот
женский субъект?
Насколько непротиворечиво и
«естественно» его существование
«до» и «вне» дискурса, требующее
своей репрезентации в нем?
Д. Батлер отвечает на эти вопросы,
эксплицируя несколько
проблемных аспектов.
Во-первых, понятие женщины даже внутри самого
феминизма является предметом споров и
несогласия.
Все попытки сформулировать содержание
феминистского «мы» неизбежно приводят к
исключению определенной категории людей,
считающих себя женщинами, из дескриптивных
рамок женского субъекта.
Так, например, классический феминизм, описывая и
представляя проблемы европейских женщин,
сталкивается с критикой со стороны цветных
женщин. Феминизм, определяющий женскую
сущность в материнстве, игнорирует интересы тех
женщин, которые не могут или не хотят становиться
матерями.
Во-вторых, понятие женщины обусловлено также и
контекстом конкретной исторической эпохи, в
зависимости от которого по-разному
конституируется само содержание этого термина.
В-третьих, категория женщины неизбежно
погружена в поле тесной взаимосвязи с
категориями, обозначающими другие виды
идентичности – расовые, классовые, этнические,
сексуальные, региональные.
«В результате представляется невозможным
вычленить «пол» из переплетающихся
политических и культурных напластований, в
которых он неизменно воспроизводится и
поддерживается»
Следовательно, женский субъект является
дискурсивным конструктом, не предшествующим
условием, но результатом феминистского дискурса.
Здесь, по сути, вновь применяется фукианская
методология, посредством которой женщина
разоблачается в качестве дискурсивного
образования и конституируется как предискурсивная
естественность:
«В действительности закон производит и затем
скрывает понятие «субъект до закона», с тем, чтобы
обратиться к этому дискурсивному образованию как
к натурализованной базовой предпосылке, которая
впоследствии узаконивает его собственную
регулятивную гегемонию. Категория «женщины» предмет исследования феминизма – производится и
ограничивается теми же структурами власти, при
помощи которых добиваются эмансипации»
Не удивительно поэтому, что феминизм,
представляя собой довольно мощную
политическую силу, изменившую расстановку
акцентов в политической и культурной жизни
современного человечества, одновременно
вызывал и вызывает мощное неприятие среди
значительной части того «электората»,
представлять который он, по-видимому,
предназначен.
Показательно также и то, в каком презрительном
смысле зачастую употребляется и воспринимается
слово «феминистка» теми людьми, которые
обязаны феминизму как реализацией своих прав
на избирательный голос, собственность и
образование, так и вообще уровнем своей жизни,
возможностью полноценной и многосторонней
реализации в современном обществе.
Это восприятие феминизма парадоксально, но
обусловлено реальными причинами, а именно,
недостаточным уровнем феминистской
самокритики, которая не способна признать
конструирующую силу собственного дискурса:
«Убеждение в том, что феминизм может
добиться более широкой репрезентации
субъекта, которого он сам же и конструирует, по
иронии влечет за собой возможность краха этих
устремлений из-за того, что феминизм
отказывается принимать в расчет
конститутивную силу своих собственных
притязаний на репрезентацию»

28.

«Смерть женщины» и «смерть феминизма»?Осознание границ употребления данных терминов
является значимым шагом к эмансипации, поскольку
впервые открывает женское для переобозначения,
освобождая его тем самым от фиксации на позициях
традиционной субординации.
«Таким образом, деконструкция субъекта феминизма
означает не цензурирование его употребления, но
наоборот высвобождение его для будущих
множественных сигнификаций, избавление его от
онтологий проматеринских или прорасовых, за
которыми он закреплен, введение его в игру как места
где могут возникнуть самые непредвиденные значения.
Парадоксально, но может быть только через
освобождение категории женщин от фиксированного
референта нечто вроде «свободы действия» становится
возможным»
Заявления от имени женщин совершенно оправданы в рамках
законодательных усилий, демонстраций, радикальных
феминистских акций и т.п. политических инициатив.
Однако все это не имеет смысла, если не базируется на
глубинном понимании противоречивости и относительности
любых дефиниций женского субъекта.
Более того, без этого понимания любая апелляция к женщине
как к «само собой разумеющейся» субстанции представляет
собой механизм, с помощью которого поддерживается
традиционная субординация мужского/женского в культуре, то
есть достигается и утверждается эффект прямо
противоположный целям и задачам феминизма.
Деконструировать женское по Д. Батлер означает раскрыть
этот термин к тому et cetera, которое исконно лежало в его
основании, но воспринималось ранее как то, что должно быть
преодолено в фиксированном референте.
На самом же деле это путь к выявлению многозначности того,
что значит быть женщиной, обретению свободы быть
женщиной.
Что или кто останется под смирительной
рубашкой пола после снятия всех
дискурсивных конструктов?
Если я не есть женщина, сексуальный
объект, эпистемологический субъект,
тело, то кто же я?
Можно ли в таком случае говорить о комто, кто скован традиционным бинаризмом
и онтологией естественного и ожидает
освобождения через фундаментальную
деконструкцию?
Или кто-то – это всегда уже субъект, то
есть фикция, конституируемая
посредством механизмов субъекции?
«Быть под господством власти, внешней
тебе, — знакомая и мучительная форма.
Однако обнаружить, что то, что «ты» есть,
само твое устройство как субъекта в
определенном смысле находится под
воздействием этой самой власти, нечто
совсем другое. Субъекция состоит как раз
в этой фундаментальной зависимости от
дискурса, который мы никогда не
выбираем, но который парадоксальным
образом дает начало нашей деятельности
и поддерживает ее»
Какой бы ни была перспектива
деконструкции – раскрывающей
зияющую пустоту адискурсивного ничто
либо, как считает Д. Батлер, тем
освобождающим прорывом, который
откроет, наконец, дверь в неизведанное,
но положительное общество подвижных
дефиниций – в любом случае
естественное, материальное, телесное
больше нельзя воспринимать
независимо от языка, власти и дискурса.
Онтологический статус этих категорий
больше не может считаться бесспорным.

Деконструкция тела | University of Arkansas

Когда дело доходит до достижения успеха, Картик Балачандран придерживается неортодоксальной точки зрения: «Потерпеть неудачу быстро, потерпеть неудачу дешево». Как адъюнкт-профессор биомедицинской инженерии в Университете Арканзаса, Балачандран специализируется на создании микрофизиологических систем — трехмерных конструкций органов, созданных из клеток и тканей человека, которые имитируют важнейшие функции человека. Неофициально называемые «органы на чипах» — и не те, которые вы используете для приготовления сальсы — эти чипы измеряются в дюймах и могут с поразительной точностью имитировать основные функции печени, сердца, легких или большинства других органов. .

Это делает органы на чипах невероятно полезными настольными платформами для изучения и понимания биологических механизмов, в том числе того, что происходит, когда в них вмешиваются болезни, токсины или травмы. Органы-на-чипе также играют решающую роль в разработке новых терапевтических методов лечения.

«Есть тысячи молекул-кандидатов, которые придумали химики», — объясняет Балачандран. «Затем они должны выяснить, какие [фармакологические препараты] будут успешными».

Обычно это включает исчерпывающий процесс тестирования на животных для отсеивания плохих кандидатов, за которым следуют несколько раундов клинических испытаний на людях, пока, наконец, не появится лучший кандидат — процесс, который может занять десятилетие или более.

«Если мы посмотрим на показатели успешности, то увидим, что они ужасны, — говорит Балачандран. Из первой тысячи кандидатов: «Возможно, у вас есть один, который в конце концов добьется успеха. Таким образом, мотивация для этой области состояла в том, чтобы придумать метод, с помощью которого вы действительно можете определить лекарства-кандидаты, которые будут наиболее успешными для применения на людях, а затем смоделировать это».

В сущности, органы-на-чипе значительно снижают потребность в тестировании на животных, перейдя непосредственно к тестированию на людях, не беспокоясь о причинении вреда реальным людям. Эксперименты можно проводить быстро и дешево по сравнению с клиническими испытаниями, поэтому тупики выявляются и устраняются гораздо быстрее. Короче говоря, система разработана так, чтобы быстро и дешево давать сбои, ускоряя долгий путь к успешному терапевтическому или фундаментальному научному прогрессу.

О своем первоначальном интересе к этой работе Балачандран говорит: «Я просто подумал, что это действительно захватывающая область. Есть так много болезней, которые окружены неизвестными. Никто не знает, почему они возникают. Лечение неизвестно или неадекватно. Итак, я подумал, что если мы сможем создавать человеческие модели, не проводя испытаний на людях, возможно, это правильный путь. Вот как я могу повлиять на поле».

Внутри Балалаба  

В задних коридорах Инженерно-исследовательского центра (ENRC), расположенного в Арканзасском научно-технологическом парке, вы найдете лабораторию Балачандрана по прозвищу Балалаб. Там он курирует команду аспирантов и докторантов, которая в среднем составляет от трех до пяти человек в год, а также сопоставимое количество студентов. В настоящее время команда занимается тремя органами: сердцем, легкими и мозгом. Лаборатория работает в рамках нескольких текущих грантов, два из которых были присуждены в 2022 г.

«Носовой воздуховод на чипе»

Первый — это грант в размере 298 000 долларов США от Министерства обороны на разработку и изучение воздействия загрязнения твердыми частицами на носовые дыхательные пути и интерфейс легких. Для этого они создадут первую настольную систему in vitro , которая объединит как верхнюю, так и нижнюю дыхательную систему в единую модель или чип.

Аманда Уоллс, аспирант биомедицинской инженерии, совместно с Балачандраном написала грант «легкие на чипе» и создает рабочую модель носового компонента. Она сказала, что акцент делается на том, чтобы «показать, что клетки могут выживать на чипе так же, как и в нормальной культуре. Затем я буду подвергать их воздействию твердых частиц, возможно, сначала без потока, просто наблюдая, как твердые частицы влияют на них, а затем я перейду к добавлению потока воздуха». Наконец, она разработает легочный компонент, который будет соединяться с носовым компонентом чипа через силиконовые дыхательные пути, мало чем отличающиеся от настоящего горла.

Второй грант, предоставленный Balachandran в 2022 году, составил 437 000 долларов США от Национального института здравоохранения для изучения последующего воздействия коронавируса острого респираторного синдрома 2 (SARS-COV-2) на аортальный клапан. SARS-COV-2 — это вирус, вызывающий COVID-19, подобно тому, как ВИЧ может привести к СПИДу. Цель этого гранта – лучше понять причинно-следственную связь между инфекцией и патологией сердечного клапана. Это будет включать разработку чипа сердечного клапана, который будет имитировать структуру и механику тканей клапана человека. Чипы будут закрыты и иметь каналы для протекания жидкости, имитирующие кровоток. Проект будет считаться успешным, когда они создадут эффективную модель вирусной инфекции клапанных пластин и получат количественные данные о том, являются ли больные клапанные пластины более восприимчивыми к вирусной инфекции по сравнению со здоровыми клапанными пластинами.

Создание гематоэнцефалического барьера

Возможно, проект, который лучше всего представляет основные исследовательские и коммерческие аспекты работы Балачандрана, — это чип гематоэнцефалического барьера (ГЭБ). В настоящее время он работает в рамках двух грантов: один от Национального научного фонда для разработки чипа BBB для изучения последствий однократных и повторных травм головного мозга, а другой — гранта Министерства обороны для инноваций в малом бизнесе для разработки базового коммерческого BBB. платформа для изучения черепно-мозговых травм — The Advanced Microphysiological Brain Injury Technology (AMBIT) Platform.

Первым шагом является проверка физиологически значимой платформы ГЭБ, которая имитирует сосудистую сеть головного мозга и эндотелиальные клетки, мембрану (барьер) и соединяющие нейроны и перициты. Проще сказать, чем сделать.

Лаис Андраде Феррейра, стипендиат программы Фулбрайта из Бразилии и аспирант в области клеточной и молекулярной биологии, руководит проектом. Она сказала, что приехала в США, потому что хотела работать со стволовыми клетками, неврологией и моделированием заболеваний. Лаборатория Балачандрана проверила все коробки.

Для создания платформы BBB компания Ferreira использует коммерчески доступные человеческие клетки, полученные из биопсий кожи. Эти клетки известны как индуцированные плюрипотентные стволовые клетки или ИПСК и были перепрограммированы в состояние стволовых клеток. «Плюрипотентные» обозначают клетки, которые могут стать клетками любого другого типа. Хотя было бы предпочтительнее использовать первичные клетки мозга, это ограничило бы Феррейру использованием клеток животных, которые не дают точного представления о человеческом мозге.

С помощью ряда шагов, включающих введение клеток в культуральную среду, богатую питательными веществами и энергией, и включение или выключение сигнальных путей, ИПСК индуцируются в нужные типы клеток, такие как эндотелиальные клетки на стороне кровеносных сосудов чипа. или перициты на неврологической стороне. Перициты помогают поддерживать гематоэнцефалический барьер, регулируют проникновение иммунных клеток в центральную нервную систему и помогают контролировать мозговой кровоток.

Прототип «сердечного клапана на чипе».

На выращивание нужной клетки могут уйти дни или недели, поэтому одновременно с этим используется компьютерное моделирование для разработки конструкции чипа, моделирующего поток крови через мембрану — так сказать, из крови в мозг. Затем на месте производятся физические чипы. Следующий шаг — прикрепить живые клетки к чипу и вести себя физиологически соответствующим образом. Как только это будет выполнено, смоделированный орган будет подвергаться нагрузке в виде силиконового листа, который прикрепляется к чипу и может растягиваться и ломаться, чтобы имитировать удар по клеткам или черепно-мозговую травму.

По мере разработки моделей, говорит Балачандран, они также консультируют клиницистов, которые лучше понимают базовую биологию изучаемых органов и могут подтолкнуть исследователей к более точному представлению естественной физиологии и патологий. Это медленный итеративный процесс создания прототипов, пока не будет разработан всеобъемлющий протокол.

Но как только базовая платформа будет утверждена, ее не обязательно использовать исключительно для черепно-мозговых травм. Его можно адаптировать для изучения ряда вопросов, связанных с ГЭБ, включая терапию таких заболеваний, как болезнь Альцгеймера, независимо от того, означает ли это использование существующих или совершенно новых лекарств.

Nanomatronix, местная компания, специализирующаяся на нанотехнологиях, микроэлектронике и биотехнологии, работает с Balachandran над коммерциализацией этой технологии. Гейдж Грининг, инженер-биомедик, работающий с Nanomatronix, объяснил интерес компании следующим образом: «Технологии органов на чипе революционизируют область исследований и разработок в области болезней. И доктор Балачандран находится в авангарде этого пространства. Это уникальная бизнес-возможность для изучения технологий, которые можно использовать для оценки патофизиологии черепно-мозговых травм». Он добавил, что, хотя он считает исследования и разработки в области черепно-мозговой травмы наиболее подходящими для рынка, чип BBB явно имеет значение для всей области нейробиологии. Цель Nanomatronix — создать рабочий прототип в течение двух лет.

Балачандран, со своей стороны, рад видеть, что его работа стала коммерчески жизнеспособной, но он утверждает: «Моей главной страстью по-прежнему остается исследовательская сторона вещей, понимание здоровья и болезней».

Первое десятилетие наставничества и исследований

С момента приема на работу Балачандран является автором или соавтором 27 статей, был соавтором трех патентных заявок, получил более 3 миллионов долларов в виде грантов, консультировал 14 выпускников студентов и получил награду Инженерного колледжа за выдающийся преподаватель, награду за выдающийся исследователь и ежегодно в период с 2013 по 2020 год награду за выдающийся наставник.

Балачандран работает со студентами Лаис Андраде Феррейра и Ишита Тандон

Эти последние награды, казалось бы, подкрепляют его собственную философию управления: найди хороших людей и не мешай им.

Аманда Уоллс подтвердила, что он практикует то, что проповедует: Б отлично. Он очень поддерживает любое направление, в котором вы хотите двигаться». Она сказала, что когда она приехала два года назад, ее намерением было изучение вирусов, так как это был разгар COVID-19.пандемия и у всех на уме. Но, прочитав литературу, она подумала, что воздействие твердых частиц на легкие было бы более интересным направлением исследования. «Он был очень согласен с этим», — сказал Уоллс, добавив: «Я думаю, это очень круто, что он дает своим ученикам свободу преследовать свои интересы».

Балачандран работает в Отделе биомедицинской инженерии с момента его создания в 2012 году, в числе первых, принятых на работу первым председателем Ашоком Саксеной. Фактически, эта должность была первой преподавательской должностью Балачандрана, поскольку он был принят на работу во время работы над докторской диссертацией в Гарварде. В то время как доверить свою карьеру непроверенному отделу без истории достижений, возможно, дать паузу некоторым молодым преподавателям, Балачандран воспользовался возможностью: «Я подумал, что было бы интересно сыграть роль в формировании и развитии этого нового отдела — будет ли это работать с другими преподавателями по программе, аккредитациями и созданием исследовательской лаборатории одновременно».

Десять лет спустя причины, по которым он присоединился к U of A, почти не изменились. «Многое из того, что меня изначально взволновало, все еще здесь. Вы знаете, это все еще относительно новый отдел в более широком плане, и я чувствую, что должен сыграть решающую роль в разработке программы биомедицинской инженерии».

Наверное, если это делается быстро и дешево.

Команда Балачандрана, слева направо: Лаис Андраде Феррейра, Балачандран, Ишита Тандон, Лэнс Кордес, Аманда Уоллс, Алексис Эпплквист

Когда тело ощущается как мое: Конструирование и деконструкция чувства владения телом на протяжении всей жизни

Телесное самосознание — это многомерная конструкция, определяемая как чувство, что сознательные переживания связаны с собой как с единым целым. Фундаментальным аспектом телесного самосознания является чувство владения телом, описываемое как осознание собственного тела как принадлежащего самому себе, и чувство. ..

Телесное самосознание — это многомерная конструкция, определяемая как чувство, что сознательные переживания связаны с собой как с единым целым. Фундаментальным аспектом телесного самосознания является чувство владения телом, описываемое как осознание собственного тела как принадлежащего самому себе, и ощущение, что данная часть тела принадлежит собственному телу. Как правило, у нас постоянно есть устойчивое чувство владения телом, включая как имплицитные, так и явные качества, так что мы склонны принимать этот опыт как должное. Однако эта способность узнавать свое тело как свое является результатом сложных мультисенсорных интеграционных процессов.
Способ, которым мы создаем и поддерживаем последовательное чувство владения телом, до конца не изучен. Однако за последние два десятилетия наблюдается экспоненциальный рост попыток выяснить лежащие в основе механизмы. Было высказано предположение, что интеграция экстероцептивных, интероцептивных и проприоцептивных сигналов может играть фундаментальную роль в возникновении ощущения, что наше тело принадлежит нам самим. Тем не менее, остается ответить на несколько вопросов, таких как: Когда в детстве возникает чувство собственности на тело? Каковы последствия старения для владения телом? На каком уровне наличие неврологического расстройства влияет на чувство собственности тела? Как сохранить чувство владения телом на протяжении всей жизни, несмотря на происходящие физические и психологические изменения? Какие факторы влияют на чувство владения телом и на каком уровне? Как связаны владение телом и действие? Можем ли мы воссоздать чувство владения телом с помощью технологий?
Основная цель этой темы исследования — предоставить обзор современного состояния чувства собственности у людей. Мы приветствуем материалы по теме от рождения до старения, в здоровых и патологических условиях, с поведенческой, нейрофизиологической, нейровизуальной и философской точек зрения. Эта тема исследования также направлена ​​на то, чтобы пролить свет на процесс мультисенсорной интеграции, который способствует поддержанию последовательного чувства владения телом. Он будет открыт для поведенческих, нейровизуализационных, физиологических, фармакологических, связанных с развитием и клинических исследований различных аспектов чувства владения телом (например, прикосновение, действие, интероцепция, а также более поздние исследования виртуальной реальности и технологии, ориентированные на эту тему). . Оригинальные исследования, обзоры, отчеты о случаях, гипотезы и теории, точки зрения и мнения приветствуются.

Ключевые слова : Владение телом, мультисенсорная интеграция, продолжительность жизни, репрезентация тела, самоощущение или телесное самосознание

Важное примечание : Все вклады в эту тему исследования должны быть в рамках раздела и журнала, в который они представлены, как это определено в их заявлениях о миссии. Frontiers оставляет за собой право направить рукопись, выходящую за рамки рассмотрения, в более подходящий раздел или журнал на любом этапе рецензирования.