«Полезно, когда нет костылей в виде «картинки»» – Газета Коммерсантъ № 205 (7406) от 03.11.2022
Композитор Евгений Гальперин, вместе с братом Александром писавший музыку для фильмов Андрея Звягинцева, Кантемира Балагова, Франсуа Озона и Люка Бессона, выпустил новый альбом «Theory of Becoming». Борис Барабанов расспросил Евгения Гальперина о том, как ему работалось соло и что для него значит сотрудничество с легендарным рекорд-лейблом ECM.
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
— Евгений, обычно вы с братом работаете вместе, а на обложке этого альбома стоит только ваше имя. Как так вышло?
— Действительно, под нашими саундтреками мы обычно подписываемся оба, независимо от того, чей вклад больше. А этот альбом — мой сольный, так как современный академический минимализм — это больше мое. Я к этому шел очень давно. Когда я учился в консерватории, я сочинял современную классическую музыку.
Потом я увлекся авторским кино, и в нем у меня было достаточно места для эксперимента. А теперь я нашел что-то, о чем я могу рассказать, когда нет границ, обозначенных фильмом. Этот альбом должен был звучать максимально близко к акустической форме. Я могу это сравнить с тем, как в современном фантастическом кино возвращаются от нарисованных персонажей к куклам. Наше подсознание активнее подключается к тому, что сделано человеческими руками. Так что я много работал с акустическими инструментами или сэмплами акустических инструментов. И в итоге получилась некая увеличенная компьютером, более объемная реальность акустических инструментов. При этом расстояние от привычного звука трубы или виолончели до того, что слышно на альбоме, просто космическое.
— Что было отправной точкой в создании этого альбома?
— После создания музыки к фильму Андрея Звягинцева «Нелюбовь» наступил момент, когда я понял, что мне есть что сказать, без кино. Когда мы делали «Нелюбовь», Андрей попросил меня написать музыку, не видя фильма и не читая сценарий.
— Насколько мне известно, Андрей Звягинцев, несмотря на болезнь, работает над следующим фильмом. Привлек ли он вас?
— Да, мы говорим о будущих проектах. Ему нужно еще несколько месяцев, чтобы вернуться в ту форму, в которой он был до болезни, но можно сказать, что он уже занялся новым проектом. А я, благодаря Андрею, почувствовал право на то, чтобы сделать нечто независимое.
— Вы выпустили свой альбом на легендарном лейбле ECM. Меломаны боготворят его, но в то же время есть такое мнение, что ECM, в особенности в джазовой части его каталога, это некий предсказуемый стандарт. Как сложилось ваше сотрудничество?
— Я понимал, что моя новая музыка ни на что не похожа. Это, с одной стороны, музыка, которая рождает визуальные ассоциации, музыка нарративная. И в то же время это новый звук, и мне казалось, что меня отовсюду пошлют.
— В устах человека с вашими заслугами «отовсюду пошлют» звучит как кокетство. Послали бы здесь — взяли бы в другом месте.
— За свою музыку для кино я не переживаю, с ней бы меня никто не послал. Но это другой мир, и я в нем новичок. Я начинал с нуля. Я никогда не чувствовал себя стопроцентно комфортно ни в музыке тональной, ни в музыке атональной. Еще во время обучения в Парижской консерватории мне не нравилось противостояние этих кланов. Меня выгнали из консерватории, когда узнали, что я пишу музыку к кино, считалось, что это проституция.
Вы правы, есть «стандарт ECM». Но этот стандарт лейбл выработал, беря к себе нестандартных музыкантов. Прежде чем стать стандартом, Кит Джарретт и Чик Кориа были нестандартными музыкантами. Первая встреча в офисе ECM выглядела так. Я ехал куда-то на окраину Мюнхена и готовился увидеть что-то солидное, все же это офис известной компании. Готовился уже вывесить в Facebook фото на фоне здания с большими светящимися буквами «ECM». Вместо этого я приехал на маленькую площадь, где был только магазин биопродуктов. Я подумал, что ошибся адресом, а мне очень не хотелось опоздать на первую встречу с Манфредом.
— А ведь ECM выпускает еще и украинского композитора Валентина Сильвестрова.
— Эта симпатия ЕСМ к Валентину Сильвестрову никак не связана с сегодняшней повесткой и желанием всего мира помочь украинцам. Жена Манфреда Айхера, потрясающая виолончелистка, много лет исполняет произведения Сильвестрова. Они прикладывали массу усилий для того, чтобы продвинуть музыку Сильвестрова на европейском рынке.
А теперь Сильвестрова в Германии в самом деле буквально рвут на части.
— Во всех анонсах к вашему альбому пишется «composer of Russian and Ukrainian heritage» или «Russian-Ukrainian origins» — «композитор русско-украинского происхождения». Как вы себя делите между этими двумя корнями?
— Конфликт России с Украиной для меня начался в 2014 году, но по-настоящему я начал себя «делить» 24 февраля. У меня отец — украинец (композитор Юлий Гальперин.— “Ъ”), а мама — русская, из Челябинска, где родились и мы с моим братом Сашей. Этой весной я понял, что должен как-то манифестировать свои украинские корни. Я просто не мог об этом не говорить, видя все происходящее.
— В ответ на любую критику музыкантов часто упрекают: «Ну ты же работал в стране, кормился из казенных средств, тебе же было нормально? Так что изменилось?»
— Начиная с 2014 года я не участвовал ни в одном кинопроекте, который финансировался бы Министерством культуры РФ. «Нелюбовь» Андрея Звягинцева, «Дылда» Кантемира Балагова, «Уроки фарси» Вадима Перельмана — в этих фильмах нет ни одной государственной копейки.
— Вернемся к музыке. Насколько материал вашего альбома пригоден для исполнения на концертах?
— Непригоден. Те возможности, которые акустические инструменты приобретают благодаря компьютеру, очень увлекательны и интересны, они позволяют создать новый звуковой мир. С другой стороны, на сцене эта музыка «не играбельна». Это наложение нескольких пластов абсолютно свободных ритмов. При этом эта свобода полностью контролируется мной. Это хаос, который управляется одним человеком. Чтобы контролировать хаос, который творят 50 музыкантов (или даже четыре музыканта), нужна длительная работа, и она в конце концов приводит к противоположному результату, к излишнему контролю. А мне нужно, чтобы была свобода, и при этом, чтобы все звучало так, как я хочу. Это то, что мне интересно в музыке, но это и ее границы. Поэтому я придумал, как представлять эту музыку в записи, но вместе с видео. В этом виде мы представили альбом на фестивале в Генте и двинулись в сторону современного искусства, инсталляции.
«Самое интересное в искусстве происходит на стыке жанров» | Статьи
На стриминговых сервисах вышел новый фильм HBO «Патерно», в котором знаменитый Аль Пачино сыграл лучшего тренера в истории популярного в Америке университетского футбола — Джо Патерно.
— Какую задачу режиссер «Патерно» Барри Левинсон поставил перед вами?
— Мы уже второй раз работаем с Барри, а это значит, что у него к нам больше доверия, а у нас — больше творческой свободы. Мы немного обсуждали именно музыкальную часть, a в основном говорили о фильме, о главном герое, о том что музыка должна в нем раскрыть для зрителя. В предыдущем проекте, который мы делали с Барри, фильме «Лжец, Великий и Ужасный» с Робертом Де Ниро, музыка была создана из необычных электронных тембров и имела холодный и минималистичной характер. В «Патерно» Аль Пачино главный герой намного более эмоционален, а это значит, что музыка может позволить себе больше мелодических элементов и быть более доступной для зрителя.
— Какой стиль у Барри Левинсона в работе с композиторами?
— Я не могу сказать, что у Барри Левинсона какой-то особенный стиль работы с композитором. Он опытный режиссер и поэтому правильно подбирает членов своей команды, что позволяет ему предоставлять им больше свободы и не загружать большим количеством информации. Но он очень четко знает, что сработает, а что нет, поэтому сотрудничать с ним очень легко.
— Вы также писали музыку к фильму «Нелюбовь» Андрея Звягинцева. Он стал первым, кто получил французскую премию «Сезар». Вам, как человеку из России, но живущему во Франции, наверное, особенно приятна эта награда?
— Да, вы правы. Я действительно живу во Франции и пишу музыку как к российскому и французскому, так и к голливудскому кино. Мне давно хотелось поработать с Андреем Звягинцевым потому, что он один из самых интересных современных режиссеров, и он близок мне по духу. Мне повезло — Андрей предложил написать музыку к «Нелюбви», но с одним условием — я должен был делать это как бы «вслепую».
Я не видел ни кадра из его фильма и даже не читал сценарий. Он просто пересказал мне краткое содержание. Дело в том, что Звягинцеву нравится, когда музыка дополняет изображение, а не иллюстрирует его.
И случилось чудо: музыка не просто понравилась Андрею, но еще и практически идеально легла на монтаж. Мне каким-то образом удалось попасть в «волну» фильма, в его генокод и, конечно, этому помогло то, что я прекрасно знал его предыдущие фильмы.
— Вы, наверное, получили огромное творческое удовлетворение от этой работы?
— Это так, и это опыт, который хочется повторить. Очень часто случается, что музыка в кино довольно-таки слабая и не несет в себе энергетического заряда потому, что слишком зависит от картинки. А бывает, что музыка, как лупа, преувеличивает эмоции персонажей. И очень редко музыка оказывается достаточно автономной и самобытной. Именно такие саундтреки писал один из самых интересных композиторов в кино Йохан Йоханнссон, который, к сожалению, недавно умер.
Его мелодии действительно многое привнесли в фильмы, а не были для них обоями. Помните, чудесные фильмы «Прибытие» Дени Вильнева, «Вселенная Стивена Хокинга». На днях вышел фильм «Мария Магдалина» с его музыкой, но, к сожалению, он до премьеры не дожил…
— Вы пишите музыку в основном для кино?
— Да, хотя у меня классическое музыкальное образование и я сочинял классическую музыку. Я продолжаю этим заниматься для себя, но большую часть времени я пишу для кино. Впрочем, Звягинцев предоставил мне полную свободу творчества, так что получилось, что я писал для него, но чувствовал, что пишу для себя.
— Есть ли у вас ученики?
— Я иногда провожу мастер-классы и выступаю на тематических конференциях. Однако, у меня нет времени заниматься этим постоянно, так как у меня практически всегда имеется какой-то текущий проект, над которым я работаю.
— А подмастерья у вас есть?
— У нас с моим братом-композитором Сашей Гальпериным творческий дуэт.
Он мой друг и соратник, которого я уважаю и которым горжусь. Мы часто работаем вместе — в том числе и для фильма «Патерно». У нас с ним нет так называемых гострайтеров (дополнительных сотрудников-композиторов. — «Известия»). Мы сочиняем потому, что нам хочется этим заниматься, а не потому, что мы стремимся быть частью индустрии. Поэтому если появляется проект, за который мы взялись, нам хочется писать музыку самим.
— Что вы можете пожелать начинающим композиторам?
— Говорят, что талант всегда найдет себе дорогу. Но очевидно, что надо много работать, если хочешь достичь успеха, а результаты твоей работы должны говорить сами за себя. Работать и над тем, как донести результаты своего творчества до тех, кто в состоянии помочь вам утвердиться в профессии. Надо учиться общаться с людьми, не бояться показывать свою музыку.
Когда я, будучи начинающим композитором, поднимал трубку телефона, чтобы позвонить кому-то и предложить свои услуги, то у меня перехватывало дыхание.
Я много раз клал трубку на место, а потом снимал ее снова. Продавать свою музыку оказалось для меня очень сложно. Поначалу часто даже приходилось выпивать успокоительное, так как я просто не мог говорить. Но после того, как я сделал сто или двести подобных звонков, мне стало гораздо легче, хотя я не могу сказать, что получаю от этого удовольствие.
— В чем всё-таки главная особенность написания музыки для кино?
— Когда ты пишешь музыку для фильма, а не для себя, то невольно становишься членом команды. Это значит, что вам приходится сотрудничать с другими людьми, и это должно вам нравится. Мне кажется, сегодня самое интересное в искусстве происходит на стыке нескольких жанров — литературы, изобразительного ряда, танца, музыки. В наше время сложно найти оригинальные ходы в каждом отдельно взятом искусстве. Живопись, как мне кажется, в тупике. И я давно не читал что-либо такое, что перебило бы впечатление от прочитанного в прошлом. Поэтому на первый план выходят такие синтетические жанры, как балет, театр, кино, разного рода инсталляции.
И, конечно, для успешной работы в кинематографе нужно очень хорошо разбираться в кино, любить его. Если ты равнодушен к этому виду искусства, не понимаешь его язык, значит не сможешь на нем говорить.
Справка «Известий»Евгений Гальперин родился в 1974 году на Урале.
Учился в Российской академии музыки имени Гнесиных, в 16 лет переехал во Францию, где продолжил обучение в Булонской консерватории. В 2000 году был принят в Национальную музыкальную консерваторию в Париже. В кино дебютировал музыкой к короткометражке «Самый маленький принц» (2003). Композитор кинокартин «Цветок дьявола» (2010), «Захватчик» (2011), «Белый квадрат» (2011), «Ева» (2011) и других. Работает в дуэте со своим братом-композитором Сашей Гальпериным.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Евгений Гальперин – композитор – SACEM
Мнения создателей и издателей
© Алина Сепп
Евгений Гальперин, плодовитый композитор для фильмов и сериалов, балансирует между драмой, комедией и триллером.
Вместе со своим братом Сашей Гальперином он написал музыку для престижных французских и международных постановок, в том числе: «Происшествие», «Прошлое», «Без любви», «Семья Белье», «Семья», «Ночной доктор», «Барон Нуар», «Сцены из супружеской жизни» и многих других. Сын украинского композитора Юлия Гальперина, Евгений Гальперин, описывает боль и лишения, которые переживают украинские творцы в эти мучительные времена.
Удалось ли вам поддерживать связь с вашими украинскими друзьями-художниками и творцами, которые остались в Украине? Как они справляются?
Конечно, ситуация у каждого своя. Некоторые предпочли покинуть страну, в основном женщины, потому что мужчинам до шестидесяти не разрешается покидать страну, и их могут призвать воевать. Другие, мужчины и женщины, добровольно предпочли остаться, чтобы быть полезными своей стране. Большинство из них в Киеве или Одессе. У всех у них очень сложная ситуация, особенно с точки зрения доходов. Но есть надежда.
Один из моих друзей-киножурналистов, который каждый год ездил на Каннский кинофестиваль, в этом году не может поехать. Там не будет украинских СМИ, потому что у украинских СМИ больше нет средств. Даже с разрешением для них это невозможно, потому что денег больше нет. С другой стороны, многие украинские творцы приедут в Канны, чтобы представить свои работы и проекты, с надеждой, что жизнь, как прежде, может возобновиться!
Мой друг, арт-директор, который занимается организацией культурных мероприятий в Одессе, несмотря на бомбежки, возобновил работу и сейчас занимается организацией выставки украинских художников. И зрители есть! Те, кто остался в Украине, и кто находится в районах, где нет боевых действий, продолжают свою деятельность в надежде, что жизнь продолжится, что война прекратится. Они все еще находят в себе энергию и силы, чтобы посвятить себя искусству и пытаются забыть страх. Многие мои друзья, творцы музыки или кино, предпочли покинуть страну и нашли убежище во Франции, Германии или Англии. Они ищут жилье, еду и работу, связанную с их профессией… в кино, музыке, искусстве, журналистике и т. д. Они живут одним днем.
Что вы делаете на своем уровне для поддержки украинского искусства и креаторов?
Я не только поддерживаю создателей — я не делаю различий. И я помогаю многим украинцам, каждый день уже более двух месяцев, найти дом, во Франции или в Англии, на несколько дней или несколько месяцев.
Что нужно украинским креаторам? Как мы можем им помочь?
Каждый раз, когда я их спрашиваю, они все говорят одно и то же! Они хотят, чтобы мы дали им возможность исполнять свои работы, показывать свои фильмы, транслировать свою музыку. Все они хотят, чтобы их голоса и их художественные произведения видели, слышали и играли!
Опубликовано 19 мая 2022 г.
Евгений Гальперин Превью альбома «Теория становления»
Этот русско-украинский кинокомпозитор выпустил один из поразительно оригинальных и запоминающихся альбомов года.
Предоставлено DL Media ~ выпуск альбома 21 октября 2022 г. на ECM Records
| Евгений Гальперин Дебют ECM New Series — один из самых поразительно оригинальных и вызывающих воспоминания альбомов года. Композитор русского и украинского происхождения, с 19 лет живет в Париже.90, Galperine работает со звуком, текстурой и динамикой новыми и выразительными способами. Как он объясняет, звуковой мир Теория становления представляет собой «дополненную реальность акустических инструментов, созданную из записей, сделанных с помощью реальных и виртуальных инструментов. Многочисленные преобразования, которым подвергаются инструменты, позволяют мне уловить их акустическую природу, а также добавить приемы и цвета, которые невозможно воспроизвести в реальности…» Композиции Гальперина затрагивают самые разные темы: от стойкости надежды перед лицом разрушения до размышлений о путешествии души, а также путешествия по космосу и по волшебным лесам картин Макса Эрнста. Гальперин изучал композицию в Парижской консерватории (CNSM), а также электроакустическую музыку в Булонской консерватории (Париж). Как он отметил в недавнем интервью с французским писателем и журналистом Тьерри Жуссом: «В 25 лет я уже хотел сочинять «чистую музыку», но столкнулся с системой, которая не предлагала большого выбора. Я должен был быть композитором, воспитанным в постбулезианских традициях. И хотя я мог сказать, что эта традиция не моя, я еще не мог определить, кем я хочу быть. Моя любовь к кино и возможность в рамках киномузыки менять стили позволяли мне достаточно свободно искать свой язык. Авторское кино открыло новые пути. Музыка для кино была лабораторией, которая позволяла мне рассматривать формы, не связанные с кинематографом». В 2017 году, когда Гальперин был готов вернуться к современной композиции — и начать работу над Теория становления — Андрей Звягинцев обратился к нему с предложением написать музыку к фильму. «Андрей попросил меня сделать что-то особенное: написать музыку, не читая сценарий и не видя фильма. Среди своих «эмоциональных влияний» Гальперин цитирует Мусоргского, Шостаковича и Дебюсси — «это влияния, которые заставили меня расти как музыканта» — и, среди более поздних композиторов, Пярта, Лигети и Райха. «Медленно я обратился к минимализму. Я начал понимать, что с очень небольшим количеством элементов можно создать большое напряжение и создать большой импульс. Поиск сильной эмоциональной идеи и возможность создать драматургию с очень ограниченным музыкальным материалом — вот что меня восхищает. Я также хотел попытаться соединить мир электроакустической музыки и мир так называемой «письменной» музыки. «Мне нравится использовать акустические органические звуки и открывать для них совершенно новые горизонты. Следует ли Theory of Becoming считать нарративной или «абстрактной» музыкой? «Есть часть моей музыки, которая очень повествовательна — настолько, насколько может быть музыка, когда речь идет о создании особых звуковых и эмоциональных миров. Я хотел, чтобы эта музыка рассказывала истории, но я хотел, чтобы эти «истории» оставляли слушателю большую свободу. Это инструментальная музыка, прокладывающая довольно сложную борозду, которая, я надеюсь, оставляет место для личного пути». You may also like... |
