Карл лагерфельд книги – Как Карл Лагерфельд совершил революцию в 71 год и шокировал журналистов неполиткорректными высказываниями

Книги Карла Лагерфельда. Что читал и о чем писал великий кутюрье / НВ

В личной библиотеке модельера было около 300 000 различных изданий

Карл Лагерфельд, известный своим непревзойденным творчеством и стилем, питал страсть не только к моде, но и к книгам. Это ему принадлежит цитата: «У меня книг больше, чем полок для них. И я все их прочел. Я как Шварценеггер, только качаю мозги. Я — мозгобилдер».

В личной библиотеке Лагерфельда насчитывалось около 300 000 различных изданий. Среди них была литература на разных языках — английском, немецком, французском. Чтение было одним из главных увлечений великого кутюрье, вся его квартира была заполнена книгами, и, кстати, лайфхак Лагерфельда — ставить книги горизонтально, а не вертикально, чтобы больше поместилось на полках.

В чтении модельер был таким же бескомпромиссным, как и в жизни — каждый день он старался находить несколько часов для своего любимого занятия. Можно только представить, сколько разной литературы он прочел за свою жизнь. И, думаю, его хорошему книжному вкусу можно доверять так же, как и его чувству стиля. «Книги — это наркотики в твердых переплетах. Я счастливый книжный наркоман», — признавался кутюрье. 

В списке любимых писателей Лагерфельда не было современников

В одном из своих интервью Лагерфельд рассказал, что запойное чтение привело к тому, что он стал ненавидеть современную литературу. По его мнению, ее авторы не выглядели изысканными:  «Для меня это неприемлемо»,— заявил он. Неудивительно, что в списке любимых писателей Лагерфельда не было современников: ранние произведения Гюнтера Грасса, а также Рильке, Гете, Малларме, Рембо, Верлен и другие — вот фавориты Карла.   

Да, в этом списке много символистов. Лагерфельд в целом был неравнодушен к поэтам, при этом часто в своих интервью упоминал Эмили Дикинсон — считал, что ее творчество могло дать фору мужчинам-современникам. Элиза Ласкер-Шюлер — тоже в его топ-листе.

Были в списке любимых авторов Лагерфельда и философы — например, Спиноза. А собственной Библией он считал Чувство красоты испанского философа и писателя Джорджа Сантаяны.

Одна из самых известных цитат Карла — о мести. Неудивительно, что Песнь о Нибелунгах занимала почетное место среди его «любимчиков» — впервые с персонажем Кримхильды он познакомился еще в детстве и в сознательном возрасте считал ее подход к мести правильным.

Имея недюжинную коллекцию книг и неуемный читательский аппетит, Лагерфельд также издал и несколько собственных произведений.

В конце 1990-х легендарный кутюрье открыл в Париже книжный магазин под названием 7L. В нем продавались книги по фотографии, дизайну, искусству, архитектуре, а затем 7L превратился в издательский дом.

Что касается произведений самого Лагерфельда, то, разумеется, чаще всего это были книги о моде, автобиографические произведения, а также сборники фотографий. Вот три наиболее примечательных, на мой взгляд.

1. Диета

Книга о похудении Лагерфельда, вышедшая в 2004 году. После потери близкого человека, Карл сильно поправился. Что могло вернуть дизайнера в прежнюю форму? Конечно, любовь к моде и костюмам. Именно это и мотивировало Лагерфельда избавиться от лишних килограммов. И книга — детальный гайд по тому, как ему это удалось. Это история перевоплощения, а одна из самых известных цитат из этой книги: «Диета — единственная лотерея, в которой потеря означает выигрыш».

2. Fendi by Karl Lagerfeld

Современники знают Лагерфельда как главного модельера дома Chanel, но он также работал и с итальянским модным домом Fendi. Именно к 50-летию этого плодотворного сотрудничества и была выпущена книга Fendi by Karl Lagerfeld. В ней — 200 эскизов Карла для этого модного дома, цитаты из его интервью, истории из творческой биографии Лагерфельда и закулисье проблем, с которыми он сталкивался в начале своего пути как модельер и не только.  

3. Новое платье короля

Да, это — книга Ганса Христиана Андерсена. Но Лагерфельд имеет к ней непосредственное отношение: в 1992 году он создал 60 иллюстраций к этой сказке.

Присоединяйтесь к нашему телеграм-каналу Мнения Нового Времени

Больше блогов здесь

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите её мышью и нажмите Ctrl + Enter

Что вдохновляло великого Карла: любимые книги Лагерфельда | Город

19 февраля ушел из жизни Карл Лагерфельд – гениальный модельер, фотограф и режиссер. Его не случайно называли Карлом Великим: во всем, чтобы он ни делал, чувствуется королевский размах. Если быть арт-директором, то сразу трех модных домов, а если ходить в библиотеку, то только в свою собственную. Time Out совместно с крупнейшим сервисом электронных и аудиокниг ЛитРес рассказывает о литературных произведениях, которые оказали влияние на будущего модельера. 

Книги всегда были страстью великого кутюрье и уступали разве что худым моделям. Лагерфельд признавался, что его коллекция насчитывает около 300 000 экземпляров!  А до того, как в 2000-х годах Карл продал половину книг на аукционе Christie’s, их было вдвое больше. 

Самого Лагерфельда не раз спрашивали о его литературных предпочтениях. Список внушителен: в нем и русская классика («Война и мир» Л.Н. Толстого была первой книгой, которую модельер прочитал на французском языке), и труды немецких философов. Кутюрье читал 2-3 часа в день, предпочитал прозе поэзию и на дух не переносил современную литературу. 

«Песнь о Нибелунгах» 

Многие дети учились читать по сказкам Барто, Андерсена или Шарля Перро. Но только не Лагерфельд. «Сказкой», которая заинтересовала маленького Карла, стала суровая поэма «Песнь о Нибелунгах» – эпос о древних проклятиях, отчаянной любви и кровопролитных войнах. Сам он вспоминал об этом так: «Я прочел «Нибелунгов» еще в детстве. У меня было прекрасное иллюстрированное издание Юлиуса Шнорра, и мне стало очень интересно, о чем шла речь в книге. Мама сказала: «Тогда ты должен научиться читать!» и запретила всем помогать мне. А мне было всего пять лет! Так и пришлось научиться читать самому – очень хотелось узнать, о чем же книга».  

Томас Манн «Будденброки» 

Неудивительно, что после такого детского опыта Лагерфельду не составило труда осилить русскую и французскую классику и взяться за Томаса Манна. Его выбор пал на «Будденброков» – увлекательную сагу о нескольких поколениях клана немецких коммерсантов. «Будденброков» модельер прочел в юношестве и признавался потом, что это единственный роман, который он прочитал взахлеб. Именно за него Томас Манн в 1929 году получил Нобелевскую премию по литературе.  

Стихотворения Эмили Дикинсон 

Эмили Дикинсон – американская поэтесса 19 века и один из самых загадочных авторов мировой литературы. Из тысячи восьмисот написанных ею стихотворений при жизни Эмили в печати оказались менее десяти. По словам поэтессы, мысль о публикации была чужда ей, «как небосвод – плавнику рыбы». Около двадцати лет Дикинсон практически не покидала своего дома и носила только белые одежды, за что получила прозвище «белой затворницы». Первое собрание ее стихотворений вышло лишь после смерти поэтессы в 1890 году. Произведения Дикинсон отличаются глубоким психологизмом, короткой строфой и необычной пунктуацией. Лагерфельд всегда выделял Дикинсон и говорил, что ее поэзия для него «превыше всего».  

Вирджиния Вулф «Орландо» 

Еще одна женщина, сыгравшая немалую роль в жизни и творчестве Лагерфельда – Вирджиния Вулф. В 1970-е годы британская писательница была центральной фигурой феминизма «второй волны». Несмотря на то, что она стала известна в основном благодаря женским психологическим романам («На маяк», «Миссис Дэллоуэй»), Лагерфельд восхищался ее дневниками и сатирическим романом «Орландо». Молодой человек Орландо, который первую часть своей жизни прожил мужчиной, а вторую – женщиной (да еще и застал несколько эпох!), – любимый литературный герой кутюрье. 

Джордж Сантаяна «Чувство красоты» 

Раннюю работу испанского философа Джорджа Сантаяны Лагерфельд называл своей Библией. Книга составлена на основе лекций Сантаяны по эстетике, которые он читал в Гарварде. Лагерфельд читал первое издание 1906 года на английском языке – на французский «Чувство красоты» никогда не переводили. Главное правило, которое закладывал в свои лекции Сантаяна – уметь находить в каждой вещи тот неуловимый момент, который делает ее особенной. Такого же принципа придерживался всегда и сам Лагерфельд, когда создавал свои уникальные коллекции.   

Большая часть книг находится в парижской квартире мэтра на набережной Вольтера. Лагерфельду понадобилось два с половиной года, чтобы воплотить в жизнь интерьера своей мечты: стекло, металл и бесконечные стеллажи с книгами. Говорят, у модельера был даже подиум, чтобы доставать до верхних полок! 

С тем, что 300 000 книг для одного человека многовато, Лагерфельд соглашался сам. Но не окружать себя книгами не мог, и в 1999 году открыл в Седьмом округе Парижа свой магазин с символичным названием Librairie 7L. Магазин расположен недалеко от Лувра и сам представляет собой маленький музей. Стильные витрины, ассистенты, больше похожие на моделей, и редкие книги: по дизайну, моде, архитектуре и фотографии. На коллекционных изданиях стоит фирменный знак 7L – это значит, что их выпуск Карл контролировал лично. Но и магазина неугомонному моднику было мало: Лагерфельд создал собственный издательский дом, а потом даже выпустил духи с запахом типографской краски. Они называются «Paper Passion» и продаются в коробке в форме книги. «Красивая бумага, − замечал Лагерфельд, − является самой роскошной вещью для меня. Я без ума от нее почти на физическом уровне. Существует нечто чувственное в прикосновении к идеальной бумаге».   

Четыре года назад модельер сам стал героем книги. Стейси Кордуэлл и Айири Аки придумали своего рода иллюстрированный путеводитель по миру моды – главная героиня, блогер Флоренс бегает по редакциям, светским показам и вечеринкам и везде ищет Карла Лагерфельда, чтобы взять у него интервью. Книга так и называется «Где же Карл?» (Where’s Karl?). Главная изюминка – прекрасные цветные иллюстрации, на которых вы встретите всех модных crème de la crème: от Анны Винтур и Александра Маккуина до Вуди Аллена и Ким Кардашьян. Сейчас эта книга приобрела символическое значение, превратилась в своеобразный прощальный поклон модельера. Так где же Карл?  

Скромный король деталей: каким человеком был Карл Лагерфельд на самом деле | ForbesLife

Резкий разворот, намечающийся в индустрии моды, вероятно, послужит средством для того, чтобы подчеркнуть собственную индивидуальность. У высокой моды земля уходит из-под ног. «Сегмент прет-а-порте, который когда-то называли конфекцией, берет свое начало в 50-х годах. Сначала это было всего лишь отражение коллекций от-кутюр, которое представляли каждые полгода. Постепенно Дома прет-а-порте осознали, что они должны развиваться, и обратились к модельерам, чтобы создать что-то иное», — объясняет журналистка Клод Бруэ. Карл улавливает экономический смысл прет-а-порте, которое выигрывает от своей самостоятельности, и возможность изменить историю моды, когда в голову ему приходит одна идея: Карл во что бы то ни стало хотел работать в Доме Chloé, потому что «он знал, что это ведущий Дом роскошного прет-а- порте», — добавляет она.

Два совладельца, управляющие Chloé, Габи Агьен и Клод Ленуар, принимают Лагерфельда. Им не нравится, что модельеры из команды, обученной Жераром Пипаром для Дома Nina Ricci, работают и для других марок. «Я работал с Chloé, а также на стороне, со многими другими, что ужасно раздражало Ленуара. И он намеревался расстаться со мной, — рассказывает Тан Гудичелли. — Он хотел, чтобы его сотрудники работали исключительно на него». Карл убеждает обоих совладельцев Chloé в том, что он идеально подходит для них. В 1964 году они заключают соглашение. Портниха Анита Брие вспоминает о своей первой встрече с молодым тридцатилетним мужчиной: «Он был очень хорош, это был красивый мужчина… И потом, главное, что Карл невероятно приветлив, прост и любезен со всеми. Карл умеет расположить к себе людей».

Молодой человек фонтанирует идеями, которые дорабатывает у себя дома, прежде чем представить сотни эскизов побежденной начальнице. Между ними завязывается плодотворный художественный диалог. Карл работает скрупулезно, страстно. Он трудится без устали, больше, чем другие. Его многочисленные рисунки, которые он раскладывает на столе в мастерской, завораживают все ателье. Когда он дает разъяснения по поводу своих творений, нужно хорошенько сосредоточиться. Анита Брие вспоминает: «Нужно было приспособиться. Случалось, я иногда, оглядываясь на сотрудников ателье, говорила: «Черт, я не очень хорошо поняла, что он сказал, так быстро он говорил». Но, рассматривая его эскизы, ты непременно понимала. Это король деталей. Это не просто пара штрихов карандашом, основа, плечи и потом рукава. Он сделает вырез на груди, при необходимости вытачки, наконец все становится ясно, но это поистине удивительно». Иногда заготовка, сделанная руками портних на деревянной болванке, не соответствует рисунку… Тогда Карл, который всегда внимателен, находит решение за несколько секунд.

В какой-то день 1965 года Виктуар Дутрело, которая теперь тоже создает одежду, просит Карла зайти к ней на авеню Фош и помочь закончить ее первую коллекцию. Два заговорщика снова с удовольствием спорят, на этот раз о своей карьере. Карл работает модельером в Chloé, но его имя нигде не фигурирует, во всяком случае, на одежде. Виктуар удивляется подобной скромности. Она подбадривает друга: «Напиши «Карл для Chloé«!».

Лагерфельд, как и все остальные, никогда не подписывал свои коллекции не потому, что ему недоставало честолюбия, а потому, что просто так было заведено. «После ухода Жерара Пипара коллекции Chloé рисовали четверо или пятеро человек. Нам никогда не говорили, кто придумал ту или иную модель», — уточняет Клод Бруэ. Карл не возражает против подобной анонимности, которая защищает его под сенью марки и не ограничивает только одним стилем. Никому не принадлежать. Быть то здесь, то там, быть свободным, чтобы успевать везде. Двигаться вперед, не снимая маски, еще чуть-чуть.

<…>


Дух эпохи

В Доме CHLOÉ, создавая коллекцию за коллекцией, Карл обновляет образ марки, вдыхая в нее то, что отвечает требованиям от-кутюр. Как говорит Клод Бруэ, «он не изменил кардинальным образом силуэт одежды, но значительно облегчил его. Громоздкая подкладка, все эти приемы, пришедшие от прежних портных, он их упразднил. Он создавал очень строгий покрой, отстрачивая по краю как одежду из фланели и кашемира, так и манто, жакеты, изделия из крепдешина и вечерние платья. Женщинам в них было очень удобно».

Продажи в Chloé взлетают ввысь. «Габи Агьон безумно повезло, что она встретила Карла Лагерфельда. Он оживил ее Дом. Он привнес в него штрих оригинальности, женственности, шарма, которого Дом был лишен прежде. Он был ее благодетелем, ее добрым гением, — уверяет Жани Саме. Один из его будущих ассистентов, Эрве Леже, рассказывает, что он работал с утра до ночи, уходил последним и приходил первым. Он наблюдал за другими модельерами, полностью овладевая их стилем. Скоро «Габи Агьон начинает отдавать себе отчет в том, что Карл уникален и что другим здесь делать нечего», — заключает Эрве Леже. Один за другим эти другие уйдут.

Не влияние ли это Виктуар? Отныне, в эпоху, когда молодые дизайнеры, такие как Соня Рикель, Эммануэль Хан или Доротея Бис, открывают под своим именем собственные Дома прет-а-порте, Лагерфельд подписывает свои творения для Дома Габи Агьон. «Желанием Карла было остаться в Chloé. И так оно и случилось! Благодаря своему таланту и уму он опередил других модельеров и остался на дорожке один», — поясняет Клод Бруэ. В конце 60-х и начале 70-х годов Модный дом, меняя коллекции, задающие ритм модным сезонам, под руководством Лагерфельда приобретает больше свободы. «Обуженные жакеты и блузки в цветочек, все это в стиле ретро, но киношного ретро: кино в ту эпоху играло очень большую роль, и он ужасно много почерпнул из него. Он рисовал свободную, романтическую и в то же время ранимую женщину», — подводит итог Венсан Дарре. Карл часто наведывается во французскую синематеку, устраивающую показы фильмов золотого века немого кино. Он насыщается образами. Работает с материалами и цветами, контрастными тонами крашеного шелка. «Карл очень необычно и оригинально использовал графику, — анализирует Патрик Уркад. — Он черпал вдохновение в самых разно- образных источниках, начиная с журналов, не говоря уже о предметах, вазах, украшениях. Он без конца вырезал, перерисовывал, переклеивал… Именно так он создаст свои прославленные модели из набивной ткани, которые приобретут большую известность. Рубашки, прозрачные блузки, шейные платки, платья, пальто, жакеты, брюки […] Культура всегда была права».

Модные показы Дома Chloé сочетают в себе цвет и движение. Не за горами белые «Роллс-Ройсы», шампанское и завтраки в «Максиме». Видения художника воплощаются в жизнь. Карл Лагерфельд, обязанный хранить верность Дому Chloé, отныне занимает видное место, вызывающее много разговоров. Благодаря своему новому статусу, таланту и ловкости он выторговал себе свободу. Одновременно он стал фрилансером и успешно заключил множество контрактов с другими Домами.

«Я не был ни патроном, ни сотрудником, я не принадлежал никому», — подводит он черту. В каждой новой коллекции кутюрье представляет квинтэссенцию Дома, для которого работает. «Для каждого бренда он сумел создать свойственную ему идентичность благодаря своей культуре и живому уму», — замечает Венсан Дарре. Среди Домов, на которые он работает, — прославленный итальянский бренд меха Fendi, который он осовременивает. На краешке стола он рисует две соединенные буквы F, одна из которых перевернута, обозначая Fun Fur, мех для удовольствия. Рисунок становится логотипом торговой марки. Так начинается сотрудничество, которое станет одним из самых продолжительных в истории моды. Карл Лагерфельд обращается с мехом как с тканью, с бесконечной гибкостью, облегчая формы манто. Во время своих поездок к югу от Альп он останавливается в квартире, которую сестры Фенди предоставляют в его распоряжение в Риме. Когда он приезжает, все готово. Он смотрит, дает советы, уезжает. Теперь он носится из одного офиса в другой, меняя самолеты, стили, мате- риалы, своих собеседников. Как вихрь. «От Fendi, где он обновляет меха, он переходит к Chloé, где создают очень женственные, романтичные наряды с массой кружев…» — подчеркивает Эрве Леже. Начавшийся процесс неостановим.

Есть некое исступление в том, как успешно он завершает свои все более и более многочисленные проекты, вызывающие широкое одобрение; он наслаждается рисунками, выполненными как будто тайком от всех, как бывало с первых лет его пребывания в Биссенморе… Можно подумать, что вместо него действует двойник. Просто Карл работает быстро и хорошо.

Рождение легенды

Тогда, на исходе 60-х, то есть через пятнадцать лет после его приезда в Париж, пресса наконец начинает правильно писать имя Карла Лагерфельда. Ему посвящают репортажи, его преследуют на улице, ему задают вопросы. Журналисты хотят знать, кто этот фонтанирующий идеями немец, расчищающий себе место во Франции. Словом, они заинтригованы.

Май 1968 года. В километре от баррикад Карл спокойно, скрестив руки на груди, принимает в своей парижской квартире группу знаменитого женского тележурнала Dim Dam Dom. В этот революционный месяц создателей передачи интересует мужское нижнее белье. Карл — в белой водолазке, в костюме кремового цвета, с длинными прядями черных волос, зачесанных на косой пробор. Он возлежит на двух белых креслах, стоящих лицом друг к другу, скрестив ноги в бежевых ботинках. Мягкий взгляд черных глаз. Он уверенно разъясняет свою точку зрения на злободневный вопрос, отвечая на него как профес- сионал в области моды. Все зависит от отношения. «Для меня нижнее белье — это просто одежда. И я нахожу, что словечко нижнее почти уничижительно. Поскольку я считаю, что в нижнем белье мы должны чувствовать себя так же комфортно, как в любой другой одежде».

Вам необходимо мнение специалиста о качестве работы? Позовите Карла. В тридцать пять лет «полиглот и человек без родины» рисует для двух десятков торговых марок «около двух тысяч моделей одежды и аксессуаров в год». Этот единственный в мире случай, безусловно, заслуживает репортажа в телевизионных новостях, выходящих в 13.00. В апреле 1970 года — новое интервью, по-прежнему у него дома, на этот раз в его кабинете. Персонаж, стоящий перед камерами, начинает вырисовываться четче. Волосы отросли, цвет одежды потемнел, а глаза скрываются за большими темными очками, когда он объясняет свои идеи, демонстрируя их на манекене. Взгляд за стеклами очков еще различим, и от лица по-прежнему веет мягкостью.

Оно контрастирует с голосом, который всегда звучит уверенно. «Я делаю коллекцию дорогих платьев, коллекцию дешевых платьев, пуловеров, купальников, но я никогда не делаю одно и то же дважды, даже в другой стране». Чуть позже дизайнера приглашает даже Ив Мурузи, самый популярный журналист того времени, который в январе 1972 года принимает его на съемочной площадке. Карл Лагерфельд поддается игре: нужно переодеть певицу Дани в роковую женщину. Широкая публика завоевана. В это время пресса также обращает внимание на этого скромного и многоликого молодого человека: «Карл Лагерфельд […] оказывает влияние как на моду, так и на бренды. Популярная мода, кич, брюки-галифе, платья с кринолинами, он все предвидел, все приду- мал». Его работоспособность возбуждает любопытство: «Во Франции он рисует коллекцию роскошного прет-а-порте Chloé (в своей лаборатории), трикотажные модели Timwear, одежду из искусственного меха Momsier Z, перчатки Nevret… В Италии — обувь Mario Valentino, купальники, шляпы, сумки, ювелирные изделия, ткани… В Германии и в Англии — пуловеры». В то время как весь мир приходит в восторг, Карл продолжает прокладывать себе путь.

Он никогда не опаздывает на встречи. В перерывах между двумя коллекциями, двумя интервью модельер оттачивает свой обретающий форму образ и продолжает демонстрировать его среди обшитых деревом стен своего любимого кафе, излюбленного места встреч артистической и литературной интеллигенции. Отныне в «Кафе де Флор» всем известно, кто он такой. Один лишь Кори Грант Типпин, молодой американец, недавно приехавший в Париж, чтобы избежать отправки на войну во Вьетнаме, не знает, чем он зарабатывает на жизнь. Но каждое его появление поздним утром совершенно завораживает: «За свою жизнь в Нью-Йорке я видел много экстравагантных людей, но такого я не видывал никогда. Карл всегда носил кучу колец, драгоценностей, аксессуаров. Он был невероятным, откровенно смущающим». Нужно сказать, что тогда, в начале семидесятых, парижский район Сен-Жермен-де-Пре обуржуазился, его колонизировали блейзеры и водолазки. В отличие от всех остальных, графический образ Карла, отработанный с крайней тщательностью, одновременно мягкий по своей тональности, строгий по сочетаниям и современный в своей интерпретации популярной моды, воспринимался как сенсация. Шарф из шелкового крепа, который он носит поверх нескольких рубашек из одинаковой материи, с цветной набивкой, огромная пряжка на ремне джинсов — это новое веяние, выбивающееся из общепринятых тенденций моды. Перенеся на свой личный гардероб принцип женских моделей, которые он создает в Доме Chloé, Лагерфельд продолжает оттачивать свой облик. Он хочет выйти за рамки образа загадочного немца, который в конце пятидесятых годов разъезжал по Парижу на кабриолете. Он уже не просто скрупулезный исследователь парижского общества, а один из его незаурядных представителей. Возможно, он заказывает кока-колу, свой любимый напиток, вновь погружается в чтение и время от времени поглядывает на часы, которые носит поверх рубашки. Он никого не ждет.

«Я хотел стать карикатуристом. А в итоге стал карикатурой»

Самый знаменитый в мире портной ушел из жизни 19 февраля в возрасте 85 лет. Саркастичные фразочки Карла Лагерфельда давно разлетелись за пределы мира моды, ведь даже высказываясь о себе (иногда ужасно откровенно, а иногда дурача доверчивую публику), не похожий ни на кого Лагерфельд многое объясняет в человеческой природе в целом.

А уж когда он говорит о женщинах, искусстве, политике, любви и жизни – это вообще Монтень наших дней.

Мы публикуем отрывки из его книги «Мудрость жизни. Философия стиля». В ней собраны карлизмы – краткие и емкие высказывания Карла Лагерфельда. Из книги читатели узнают любопытные факты о Лагерфельде: почему он никогда не курит, на что любит тратить деньги, к чему испытывает слабость, какие отношение были у него с матерью и многое другое.

О жизни

Я предпочитаю относиться к нашему миру, как Ростан относился к насекомым, то есть как к объекту наблюдения. Но мне совсем не хочется, чтобы кто-то наблюдал за мной. А если это все же происходит, мне на это плевать, потому что я 24 часа в сутки играю роль. Даже перед самим собой.

Я строю для себя собственную реальность. Уже давно я изобрел систему, которая помогает мне справляться с жизнью. Я наслаждаюсь этой роскошью — быть в центре неоскверненной вселенной, которая принадлежит мне одному.

Моя автобиография? Мне нет надобности ее писать: я ее проживаю.

Я работаю спокойно, сосредоточенно, организованно. Ненавижу истерику.

Ненавижу отпуск! Это хорошо для тех, кто делает одно и то же на одном и том же месте. А я вечно в разъездах, из Милана спешу в Париж, затем в Нью-Йорк, работаю по 20 часов в сутки, и я сам себе начальник. Человек свободной профессии — это определение придумано специально для меня.

Я выступаю за 48-часовой рабочий день. В 24 часа я не укладываюсь.

Мой стартовый капитал всегда один и тот же: работать больше других, чтобы они осознали собственную бесполезность.

Я человек несерьезный, идеи приходят ко мне сами собой. Я работаю, руководствуясь интуицией, и не задаю себе кучу лишних вопросов.

Знаю, месть — дело постыдное и ужасное, но я не вижу причины, по которой

я не должен был бы платить той же монетой людям, причинившим мне зло.

Когда они успели обо всем забыть, я вдруг выдергиваю из-под них стул.

Иногда это бывает 10 лет спустя.

Я никогда в жизни не пил, не курили не принимал наркотики, но мне противны пуританские и кальвинистские зануды. И наоборот, мне нравятся только такие люди, которые принимают галлюциногены, которые пьют, курят, в общем, делают все то, чего не делаю я. Некоторые из них по своей воле движутся к гибели, и я восхищаюсь этим, но моя судьба — выжить. Инстинкт самосохранения у меня сильнее всех прочих инстинктов. И это уже не раз спасало меня. Если я выполняю упражнения на трапеции, то только при страховочной сетке.

Психоанализ? Во-первых, он убивает творческие способности. А во-вторых, если ты честен с самим собой, то заранее знаешь, о чем тебя могут спросить и какими будут твои ответы. Мне психоаналитик не нужен, потому что я знаю ответы.

Я не пью никаких горячих напитков, потому что мне это не нравится, я нахожу это диким. С минуты, когда я встаю с постели, и до минуты, когда ложусь, я пью колу лайт.

Я никогда не хотел иметь ребенка. Потому что если бы мой ребенок в чем-то уступал мне, я не смог бы его любить, а если бы он в чем-то превосходил меня, — тем более не смог бы.

У меня дома и сейчас стоит мебель из моей детской комнаты. Это единственное, что я забрал из дома родителей после их смерти. Со временем, когда я стану маленьким старичком, то есть буду занимать гораздо меньше места, я снова смогу пользоваться этой обстановкой: диваном, комодом, мягкими креслами, столом, за которым я писал и рисовал… И буду спать в моей маленькой кроватке.

Меня окружают молодые, красивые люди. Не терплю уродства, не могу на это смотреть.

Я никогда не чувствую себя одиноким. На мой взгляд, одиночество — это когда ты старый, больной, бедный, и вокруг никого нет. Но если ты достаточно известный человек и у тебя есть деньги, то уединение — высшая роскошь.

Не люблю актерствовать, потому что, как ни крути, моя жизнь и без этого не что иное, как комедия.

Когда-то, в молодые годы, я хотел стать карикатуристом. А в итоге стал карикатурой.

По утрам я выполняю пятнадцатиминутное упражнение — готовлю марионетку к выходу на сцену. Это глубокая профессиональная деформация личности.

Люди могут говорить и писать обо мне все, что хотят, или почти все, потому что у меня принцип: «Говорите все, что вам хочется, лишь бы только это не было правдой».

Я предпочитаю видеть и объяснять мир, глядя из моего окна. А затем отправляюсь в путешествие, проверить, так ли все это интересно, как я воображал.

Сегодня я живу с самим собой. Я постоянно вижу себя рядом с собой, а значит, я всегда вдвоем, и один из нас издевается над другим. А он, этот другой, — умный и здравомыслящий.

Моя жизнь — это научная фантастика. Во всяком случае, разрыв между тем, что люди, как им кажется, знают о моей жизни, и реальной действительностью так велик, что это смахивает на научную фантастику. Реальность совсем иная, и далеко не столь забавная.

Званый ужин — это мне неинтересно. Впрочем, люди и не приглашают меня к себе домой, боятся, что я стану их критиковать.

Мне не нужно, чтобы друзья были со мной в тяжелый час. Я нахожу это отвратительным. Мне нужно, чтобы в радостный час друзья были со мной. Остальное я сам улажу.

Я умею рисовать, разговаривать и читать, а кроме этого не умею практически ничего. В крайнем случае могу открыть холодильник, но готовить — нет, это исключено.

Люди, которые говорят все, приводят меня в ужас.

О моде

Среди людей моей профессии я не выношу тех, кто застрял в какой-то давно минувшей эпохе и утверждает, будто мир сошел с ума. Но мир не заблуждается, а лишь меняется.

Если модели никто не носит, их называют «авангардными». Ясное дело, «авангардный» звучит куда вежливее, чем «бездарный».

Если модели никто не носит, их называют «авангардными». Ясное дело, «авангардный» звучит куда вежливее, чем «бездарный».

Помню, была одна модельерша, которая утверждала, что ее платья носят только умные женщины. Разумеется, она обанкротилась.

Мода — чудесное свойство, которым надо наделить все элементы окружающего мира, чтобы они смогли развиваться.

Каждая эпоха имеет такую моду, какую она заслуживает.

Если вы спросите меня, что я хотел бы изобрести в моде, я бы вам ответил: белую рубашку. Для меня рубашка — это основа всего. Остальное — второстепенно.

Молодые кутюрье очень милы, но зачастую им не хватает технических познаний. А вот Валентино и я годами вкалывали в чужих модных домах, он — у Дессе, я — у Бальмена. Мы знали, что пришли туда не для того, чтобы рассуждать об искусстве моды, а для того, чтобы учиться.

У моды две составляющие: преемственность и противоречивость. А значит, надо пошевеливаться.

Мода — это нечто мимолетное, опасное и несправедливое.

Карлизмы

Счастье никому не дается просто так. Его надо заработать, и это требует от нас некоторых усилий.

Когда-то люди умели быть строгими и легкомысленными, серьезными и веселыми в одно и то же время. Как все изменилось!

У каждой эпохи есть такая разновидность безвкусицы, какой она заслуживает.

Когда-то люди, называвшие себя «светскими», звонили своей прислуге; теперь им самим звонят без конца, и они считают себя обязанными моментально отвечать на каждый звонок, как будто работают телефонистами в огромном фешенебельном отеле в разгар курортного сезона и при максимальном наплыве посетителей.

Поделиться видео </>

Умер Карл Лагерфельд.Маэстро больше не выйдет на поклон. Великий модельер и креативный вдохновитель модного дома Шанель скончался на 86 году жизни

Как Карл Лагерфельд совершил революцию в 71 год и шокировал журналистов неполиткорректными высказываниями

Журналисты наперебой повторяют его остроты, которые точно бьют в цель. Его леденящая самоирония работает как часы, как, например, когда он заявляет: «Я — растение. Но я не говорил, что я — цветок». По мере того как усиливается политкорректность, его высказывания становятся все более и более свободными от предрассудков и ниспровергающими устои. Так что он рискует вызвать недовольство общественных организаций. Худоба манекенщиц, принимающих участие в показах?

«Никому не хочется видеть на подиумах полных женщин. Именно добрые толстухи, сидящие у телевизора с пакетом чипсов, говорят, что плоские манекенщицы безобразны. Мода — это мечта и иллюзия». Животные, замученные ради меха? «Норка — очень злой зверь, ненавидящий человека». Слыша эти слова, кажется, что его устами говорит Элизабет. Она тоже, в сущности, не была «политкорректной».

За кулисами его безмерная, непритворная сердечность, его очаровательные знаки внимания удивляют журналистов, встречающихся с ним в интимной обстановке его домашних гостиных. Карл сам посылает огромные букеты цветов, сопровождая их записочками с благодарностью. Он также любит делать подарки. «После одного интервью у него дома поздно вечером я увидела на диване маленькую сумочку Chanel. Он сказал мне: «Мадам Блассель, я не знаю, что она там делает». И просто отдал мне ее… То есть настолько элегантно, но он это сделал. У него нет нужды подкупать журналистов. Зато он знает, что нужно делать для того, чтобы нравиться и быть любимым». За холодной маской Кайзера моды на самом деле прячется удивительно добрый и нежный человек. «Карл крайне вежлив, всегда очень галантен и внимателен к другим. Это прекрасная душа, он многим оказал моральную, а не только финансовую поддержку. Всегда с большой деликатностью. У него также дар делать вас умнее, чем вы были до встречи с ним. Он всегда умеет пробудить в другом человеке любопытство, любит оживленные разговоры, с ним как будто играешь в пинг-понг: не нужно лезть за словом в карман. Редкий и привлекательный человек», — свидетельствует Пепита Дюпон. С тех пор, давая интервью, он не допускает никаких лишних вопросов. «У него была такая манера отвечать, он строчил как пулемет, так что у вас не было времени слово вставить, — рассказывает Вивиан Блассель. — Последнее слово всегда оставалось за ним. Он, как личность, умел подавлять вас. Но было так приятно, что он оставил тебя в дураках…».

Карл ограничивает свою территорию, как в фильме «Гражданин Кейн». No trespassing, вход запрещен. Эту систему защиты обеспечивают люди из его окружения. «К чему стараться понять то, что он скрывает от вас, то, что, как он считает, вам и не следует пони- мать? — удивляется Ческа Валлуа. — Когда не заходишь за черту и смотришь лишь на человека, к которому тебе посчастливилось приблизиться, то любишь его, не задумываясь о том, что он имеет в виду что-то другое. Я люблю тайну, окружающую Карла, у меня нет желания знать все. То, что он демонстрирует, достаточно ярко и объемно».

Жизнь глазами Карла Лагерфельда | События

События

09 сентября 2014

Сегодня день рождения празднует, хотя, скорее всего, работает, читает книги и наслаждается обществом себя любимого, никто иной как сам Карл Лагерфельд, которому уже давным давно исполнилось 100 лет, как он сам любит говорить. По поводу очередного векового юбилея маэстро мы решили вспомнить все его самые известные и провокационные цитаты касательно жизни, моды, Шанель и, конечно же, самого себя, а также поделиться с вами некоторыми его рисунками. Как признается сам «Кайзер», ему совершенно непонятно, как человек может не уметь рисовать, ведь по его мнению, это также легко, как и писать, а писать умеют все.

Наслаждаемся!

Моя автобиография? Мне нет надобности ее писать: я ее проживаю.

Я выступаю за 48-часовой рабочий день. В 24 часа я не укладываюсь.

Мой стартовый капитал всегда один и тот же: работать больше других, чтобы они осознали собственную бесполезность.

Знаю, месть — дело постыдное и ужасное, но я не вижу причины, по которой я не должен был бы платить той же монетой людям, причинившим мне зло. Когда они успели обо всем забыть, я вдруг выдергиваю из-под них стул. Иногда это бывает 10 лет спустя.

Я никогда не хотел иметь ребенка. Потому что если бы мой ребенок в чем-то уступал мне, я не смог бы его любить, а если бы он в чем-то превосходил меня, — тем более не смог бы.

Когда-то, в молодые годы, я хотел стать карикатуристом. А в итоге стал карикатурой.

Я очень хорошо живу сам с собой, и нет на свете большей роскоши.

Мне нет надобности ходить за покупками, ведь я никогда не ем!

О моде

Если модели никто не носит,их называют «авангардными». А для меня «авангардный» — все равно что старомодный.

Когда слышишь, как модельеры жалуются на трудности своей работы, хочется сказать: полноте, ведь это всего лишь платья, не надо преувеличивать.

Помню, была одна модельерша, которая утверждала, что ее платья носят только умные женщины. Разумеется, она обанкротилась.

Если вы спросите меня, что я хотел бы изобрести в моде, я бы вам ответил: белую рубашку. Для меня рубашка — это основа всего. Остальное — второстепенно.

Мода — это игра, в которую надо играть всерьез.

Единственное, что сохраняется, это мимолетное. Хрупкость жизни и моды нисколько меня не смущает.

Карлизмы (часть 1)

Фрустрация — мать преступности. Если бы не было проституток и порнофильмов, преступлений было бы гораздо больше.

Гомосексуальность — это как цвет волос, и не более того. А еще это гарантия, что у вас не будет противной и склочной невестки, так говорила моя мама.

Злость можно простить, если она сочетается с остроумием. Если это злость только ради злости, она непростительна.

Стоит вам подумать, что раньше было лучше, — и ваше настоящее превращается в подержанный товар, а вы сами превращаетесь в винтаж — для платьев это нормально, а дл

Кошке Карла Лагерфельда посвятили книгу | Блогер Encore на сайте SPLETNIK.RU 11 июля 2014

Питомица дизайнера Карла Лагерфельда стала главной героиней книги «Шупетт: личная жизнь модной кошки высокого полета» (Choupette: The Private Life of a High-Flying Fashion Cat). Об этом сообщает Fashionista. Автобиографию одного из самых знаменитых животных в мире написали Патрик Морье (Patrick Mauriès) и Жан Кристоф Напья (Jean Christophe Napias).

В произведении раскрыты подробности бытия Шупетт: роскошная еда и одежда, съемки для глянцевых журналов, три горничные, iPad вместо игрушки и полеты на частном самолете с хозяином. Книгу проиллюстрировали фотографиями, многие из которых были сделаны лично Лагерфельдом, а некоторые — любимыми топ-моделями дизайнера, такими как Летиция Каста и Линда Евангелиста.

Бирманская кошка Шупетт (от французского choupette — «капусточка») появилась в жизни Лагерфельда в конце 2012 года. На рождественских каникулах дизайнера попросил присмотреть за животным манекенщик Батист Джабикони. За несколько дней Лагерфельд так привык к Шупетт, что упросил владельца отдать кошку ему. С тем пор у Шупетт началась сладкая жизнь.

У кошки есть свой аккаунт в Twitter, на него подписаны более 37 тысяч фолловеров. Любимица Лагерфельда регулярно входит в рейтинги самых популярных животных Сети. Ее возраст, согласно традициям мира моды, скрывается (предположительно, зверьку сейчас от четырех до семи лет).

Книга о фэшн-кошке появится в продаже 15 сентября в Лондоне, цена составит 12,95 фунта (22 доллара). Будет ли она продаваться за пределами Великобритании и переводиться на другие языки, кроме английского, не уточняется.

Авторы Патрик Морье и Жан Кристоф Напья ранее уже писали книгу для Лагерфельда — сборник крылатых выражений кутюрье, известного своим острым языком и вербальной невыдержанностью. 80-летний дизайнер, например, обозвал президента Франции Франсуа Олланда имбецилом, а британскую певицу Адель — «толстой», хотя и отмечал при этом ее «божественный» голос. Говоря о России, Лагерфельд заявлял, что если бы он был женщиной в этой стране, то стал бы лесбиянкой, поскольку российские мужчины «уродливы».