умер Улай, любимый мужчина Марины Абрамович
На 77 году жизни в Любляне от рака скончался художник перформанса Уве Лайсипен, чей псевдоним Улай знают даже те, кто не увлекается современным искусством. Их сложный и противоречивый союз с сербской художницей Мариной Абрамович стал символом любви, равноценным союзу Гала и Сальвадора Дали, Мастера и Маргариты, Фриды Кало и Диего Ривера.
Вместе Улай и Марина создали серию непревзойденных по красоте перфомансов, ставших метафорой любви и отношений.
В 1977 году Улай с Мариной Абрамович просидели 17 часов спина к спине со связанными волосами.Фото: wikimedia.org
В 1977 году они просидели 17 часов спина к спине со связанными волосами. Целовались семнадцать минут, дыша выдохами друг друга, пока у них не закончился кислород и оба не упали замертво. Обнаженными били друг друга до потери сил. Фотографии этих работ разошлись миллионными тиражами и известны по всему миру.
Улай родился в 1943 году, в немецком городе Золинген. Жил и работал в Амстердаме, а в последние годы — поселился в Любляне. Он считал себя космополитом: «Я принимаю идентичность через изменения. Это странная концепция, но я жил этим. … «.
С Мариной Абрамович они познакомились в 1976 году в Амстердаме. Вместе создали из себя коллективное существо, которое называли «другое». Одинаково одевались, вели себя как близнецы, говорили о своей паре только как о части одного двухголового тела. Их союз продолжался чуть больше десяти лет, а свой, без преувеличения, великий перформанс «Энергия покоя / Остаточная энергия», представили в 1980 году.
Марина держала лук, а Улай — натянув тетиву, целых четыре минуты целился ей в сердце. Малейшая неосторожность Улая — и Марина могла бы умереть. Но, как писали критики, так доверять мужчине могла только бесконечно влюбленная женщина.
«У меня было все, что я хотела: любимый мужчина, общая работа, радикализм, никаких компромиссов. Мы с ним, наш пес — и Вселенная», — говорила Марина Абрамович.
Они планировали пожениться в формате перформанса. Предполагалось, что Марина и Улай начнут путь с разных концов Китайской стены и встретятся на середине. Однако за восемь лет, которые художники ждали разрешения от китайских властей — многое изменилось. Великая любовь закончилась. В 1988 году Улай и Марина встретились на стене и, попрощавшись, разошлись в разные стороны.
В день смерти Улая многие СМИ называют художника великим и выдающимся. И это правда, как правда и то, что в союзе Улая и Марины феминистическая повестка вышла на первый план и выдающегося мужчину-художника затмила женщина-художник.
После расставания Улай продолжил заниматься фотографией, исследуя маргинальных личностей в современном обществе. Много времени уделял вопросам экологии, посвящал работы воде и даже сам называл себя водой. В прошлом году Фонд Улая открыл проектное в Любляне проектное пространство для молодых художников.
О том, что художник смертельно болен — стало известно несколько лет назад, когда режиссер Дамжан Козоле снял документальный фильм «Проект: рак», в котором Улай прощается с друзьями.
По словам художника, главным стимулом его жизни были честность и уязвимость: «Я правда думаю, что сумел решить многие ситуации в своей жизни — именно потому, что был уязвим», — говорил он.
Они примирились с Мариной в 2010 году, когда спустя двадцать с лишним лет встретились вновь. Постаревшая, но по-прежнему красивая Абрамович в красном платье представляла работу «В присутствии художника», продолжавшуюся более 700 часов. Полторы тысячи людей пришли в галерею МоМа, чтобы сесть напротив и в течение минуты смотреть ей в глаза. Был среди зрителей и Улай. Она знала, что он придет, но не смогла сдержать чувств.
Марина знала, что Улай придет, но не смогла сдержать чувств.Фото: YouTube
Эти кадры облетели весь мир. Марина смотрит куда-то вниз, потом медленно поднимает голову и встречается взглядом с ним. Он — постаревший, очень худой, в черных конверсах. Качает головой, смешно надувает щеки. Очевидно, что ему неловко и он всеми силами хочет держать себя в руках. Но в его голубых глазах сияет такая радость, которую невозможно сыграть. А в ее глазах — стоят слезы.
Кто сказал, что нет на свете настоящей и чистой любви?
Марина Абрамович протягивает ему руки.
Про эту встречу написана песня Ulay Oh и снят ролик, который лично мне напоминает знаменитую сцену из «Семнадцати мгновений весны». Когда я смотрю его — то неизменно плачу.
Ulay, Oh — How I Became The Bomb.
Великие художники могут останавливать время в его пиковые моменты. Их встреча спустя годы — это еще одно такое остановленное мгновение. Возможно, самое прекрасное.
Я знаю, что спустя несколько лет они опять поссорились, из-за денег и авторских прав. Но это — другое. Это то, что пройдет, не остановившись, и даже уже сейчас — совершенно неважно.
Поделиться видео </>Возлюбленные встретились через 22 года.Сколько раз ни смотри, сердце щемит. Трогательная, нежная встреча бывших возлюбленных через 22 года после расставания…
Марина Абрамович и Улай: история любви
Настоящее имя Улая — Франк Уве Лайсипен. Он родился в Золингене в середине войны. Его отца, которому на тот момент было уже за пятьдесят, отправили воевать на стороне нацистов под Сталинград, мать же, схватив ребенка, бежала в Польшу. Их жизнь была тяжелой, бедной и полной ограничений. Отец вернулся с войны, но так от нее и не оправился — умер, когда Улаю было 14. Самостоятельная жизнь будущего художника поначалу была самой обыкновенной — он выучился на инженера, женился на немке, у них родился сын. Все поменялось, когда Улай получил повестку в военкомат — он хорошо помнил слова отца о том, что армия уничтожает личность. Бросив все, не задумываясь, он отправился странствовать по Европе, пока не осел в Амстердаме, где начал жизнь с чистого листа. Стал заниматься концептуальной фотографией, исследуя свои границы восприятия и создавая оригинальные визуальные образы. Улай работал с Polaroid — ставил эксперименты (в том числе и над собственной внешностью): например, его известная фоторабота S’he была своего рода гендерным исследованием, перформативным высказыванием, отречением от пола и попыткой выхода за пределы возможного.
Архив УлаяФоторабота Sh’e
Как раз в Амстердаме в 1976 году они и познакомились с Мариной Абрамович. На тот момент она уже была известной и прилетела по приглашению галереи Де Аппл, чтобы воспроизвести свой перформанс «Томас Липс» для голландского телевидения (в его рамках художница вырезала у себя на животе звезду и обнаженная ложилась в глыбу льда, вырезанную в форме креста. —
Он был необычным — это сразу бросилось ей в глаза. Длинноволосый, часть лица мужская, часть — женская: он был словно картина, разрезанная напополам. Абрамович очаровалась им сразу — и, как мы позже узнаем, надолго.
У них было много общего — привычки, желание исследовать границы собственных возможностей, бесстрашие и авантюризм. Даже день рождения был один на двоих — 30 ноября, и они его одинаково ненавидели. Вот как вспоминает Абрамович то время: «Мы заканчивали предложения друг друга, точно зная, что имел в виду другой, даже во снах. Мы разговаривали друг с другом во сне, в полусне, просыпались и продолжали разговор. Если я ранила палец слева, он ранил палец справа. Этот мужчина был всем, чего я хотела, и я знала, что он чувствовал то же самое».
Courtesy of Ulay & Marina AbramovicМарина Абрамович и Улай, 1980 год
Схожесть их безумств была очевидной — до их встречи она вырезала у себя на животе коммунистическую звезду, а Улай делал собственные перформансы, срезая ножом отпечатки с пальцев и запечатлевая это на пленку. В одной из работ он сделал татуировку со своим же афоризмом ultima ratio — «последний аргумент», а потом вырезал этот фрагмент своей кожи и поместил его в формальдегид. «Некоторые пары планируют, какие купить кастрюли и сковородки, когда начинают жить вместе. Мы с Улаем планировали, какое будем вместе делать искусство», — писала в воспоминаниях Абрамович. В лице Улая она нашла идеального партнера, готового поддержать любую, даже самую опасную ее идею.
Первый совместный перформанс художников случился на Венецианской биеннале и назывался «Отношения в пространстве». Абсолютно обнаженные, они бежали навстречу друг другу в пустом помещении, чтобы столкнуться. Это было представление, наполненное болью и отчаянием, — с него началась череда совместных работ, каждая из которых что-то символизировала.
В 30-й день рождения Марины (и 33-й Улая) они даже сделали для друзей «Разговор о схожести»: Улай сшил нитками рот, а Абрамович должна была отвечать на вопросы, как если бы они были единым целым. «Ему больно?» — спрашивали друзья, а Марина отказывалась отвечать до правильной постановки вопроса. Наконец, они догадались, спросив: «Тебе больно?» И только тогда она заговорила.
Courtesy Marina Abramovic«Мы становились какой-то слившейся личностью. Мы иногда называли друг друга клеем. Вместе мы были суперклеем», — вспоминала Абрамович. В своей автобиографии «Пройти сквозь стены» она даже называет их единым именем — Улайи Марина, подчеркивая, что вместе они были «Другое» — новое существо, иная сущность.
Вместе они придумали завораживающий перформанс «Смерть себя», лучше всего иллюстрирующий человеческие взаимоотношения. В нем они соединили рты специальным устройством и вдыхали выдохи друг друга, пока не закончился кислород. Через семнадцать минут оба упали без сознания, потому что их легкие были переполнены углекислым газом. Перформанс символизировал способность поглощать жизнь другого, меняя и уничтожая ее, — сейчас это назвали бы «токсичными отношениями».
На три года они стали путешествующей труппой из двух человек — отказались от привязки к месту жительства, написали манифест «Живое искусство», купили подержанный фургончик и колесили по стране, показывая свои перформансы. «Галерея Де Аппл прибила обувную коробку у себя рядом с окном, чтобы собирать нашу корреспонденцию, — писала Абрамович в своей книге. — Раз в неделю мы звонили им с платного телефона, они открывали наши письма, зачитывали, куда нас пригласили выступать дальше, и мы отправлялись туда. Иногда неделями нас никуда не приглашали. Такая была у нас жизнь».
В 1980 году пара создала перформанс «Энергия покоя», в котором Абрамович держала лук, а Улай — натянутую тетеву стрелы, нацеленную ей прямо в сердце. Прикрепленные микрофоны усиливали стук сердец, концентрация была колоссальной — любая оплошность могла стоить жизни. Работа длилась четыре минуты двадцать секунд и символизировала безграничное доверие между партнерами.
После перформанса Улай и Марина снова много путешествовали. Вместе объездили всю Европу и даже побывали в Австралии, где придумали проект «Край» и пол удивительных года прожили с аборигенами. По воспоминаниям Абрамович, Улаю тогда дали имя Тьюнгаррайи, что означало «на пути к инициации». Именно в дикой пустыне они придумали свой главный перформанс — «Союз ночного перехода», или «Влюбленные», как они называли его между собой. Суть была в том, чтобы пройти 2500 км навстречу друг другу по Великой Китайской стене. Марина начинала движение от восточной — «женской» стороны, от залива Бохус в Желтом море, а Улай от «мужской», западной — перевала в пустыне Гоби. Встретившись посередине, они должны были пожениться. Сложное согласование документов с китайским посольством затянулось почти на восемь лет: китайская сторона не хотела, чтобы иностранцы стали первыми, кто прошел по Стене, и всячески этому противились, семнадцать раз присылая им отказ. Но случилось чудо — и на восемнадцатый раз согласие было получено. Отношения Марины и Улая к тому моменту медленно истлевали. Претензии, ссоры, противоречия, накопившиеся за 12 совместных лет, разрушали их союз. Однако от перформанса они не отказались. Казалось, они исчерпали ресурсы друг друга, потому на Великой Китайской стене, встретившись посередине, они разошлись. Каждого из художников сопровождали переводчики и телохранители. Переводчица, сопровождавшая Улая, забеременела от него. Позже он на ней женился.
«Мое сердце было разбито. Но мои слезы символизировали не только конец наших отношений. Меня разрывало на части от того, что мы проделали такую монументальную работу — и сделали это по отдельности, не как части одного целого. Это было долгое испытание, которое наконец закончилось», — рассказывала потом Абрамович.
С Улаем они встретились снова только в 2010 году — спустя 22 года после расставания. Художник пришел на перформанс Марины «В присутствии художника» в Музее современного искусства в Нью-Йорке: его суть была в том, что художница ежедневно на протяжении нескольких месяцев (а если точнее, 736 часов) молча смотрела в глаза своим зрителям, каждый из которых мог сесть напротив нее. Условие было единственным: они не могли разговаривать и касаться ее.
Одним из посетителей стал Улай.
«Это был момент шока. Двенадцать лет нашей жизни пронеслись в моей голове, как одно мгновение», — вспоминала Абрамович. Оба не смогли сдержать слез. Потом Марина — кажется, впервые в жизни пренебрегая правилами перформанса — протянула через стол Улаю свою руку. Историю любви двух художников не получилось закончить красиво — через пару лет Улай подал на бывшую возлюбленную в суд c требованием выплатить авторские отчисления за использование совместных работ. Абрамович обязали это сделать.
Они окончательно помирились вновь только в 2017-м, спустя 30 лет после расставания, на сцене Музея современного искусства «Луизиана».
Sabine Gudath/imago images/Legion MediaУлай
«Все грязное и уродливое между нами осталось позади. На самом деле это красивая история», — заявил Улай.
«Прекрасная работа, которую мы когда-то проделали вместе, — вот что теперь имеет значение», — в свою очередь, прокомментировала Марина.
После расставания с Абрамович Улай продолжал свои фотоисследования, делал проекты, посвященные воде, снял фильм о том, как победил рак. Незадолго до смерти он учредил фонд Project Space, целью которого стала популяризация и сохранение наследия Улая, а также организация работы нескольких резиденций для художников. А в ноябре 2020-го в Амстердаме, в Стеделейк-музее, открывается большая ретроспектива его работ, которую можно будет увидеть до конца апреля 2021 года.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
Итоги десятилетия: как изменился мир искусства — и при чем тут Instagram, унитаз из чистого золота и фальшивая выставка на биеннале
Гений сюрреализма, провокатор и суперзвезда: жизнь и творчество Сальвадора Дали — в фотографиях и картинах
Русский след в мировой культуре: Бродский, Стравинский и другие великие имена
эксперимент Марины Абрамович над людьми
Здравствуйте, уважаемые читатели сайта! Эксперимент Марины Абрамович, под названием «Ритм 0», считается одним из наиболее жестоких и опасных для жизни. Он был задуман для того, чтобы показать истинную сущность человека.
А точнее, как быстро высоко духовная и моральная личность может быстро превратиться в человека, который руководствуется только инстинктами и совершенно не чувствует сострадания и жалости к себе подобным.
Отчего причиняет им боль без зазрения совести, моментами даже испытывая удовольствие.
Краткая биография
Югославская художница родилась 30 ноября 1946 года в Белграде. Детство её было совсем не беззаботным и радостным. Властная, жесткая мать, которая контролировала каждый шаг и сбежавший в другую семью отец.
Марина не знала любви, ласки, не ощущала поддержки и заботы. Возможно, это и стало причиной её потребности испытывать себя, исследовать свои психические и физические возможности, а также ограничения.
Подход к искусству достаточно серьёзен, так как практически всегда её перформансы балансируют на грани жизни и смерти. Порой, принося неимоверные страдания, на которые не каждый бы решился.
Подростковый период оказался не лучше детства, так как усложнился поиском собственной идентичности. Абрамович считала себя ужасной и носила огромные ботинки с металлической подошвой и уродливую юбку.
Завершала образ короткая стрижка под мальчика, что, в итоге, и служило для неё подтверждением собственной непривлекательности.
В возрасте 14 лет она, пытаясь заставить родителей оплатить ей пластическую операцию, сломала себе нос. Просто он ей казался огромным, а хотелось, чтобы как у Бриджит Бардо.
Суровость матери вынудила однажды в возрасте 29 лет сбежать из родного дома. Так как будучи замужней взрослой женщиной, ей необходимо было придерживаться строгих правил, которые царили в родительском доме.
Например, ни в коем случае не приходить домой после 22:00. Иначе грозит серьёзный скандал.
В 1980-х годах она даже жила в Австрии вместе с аборигенами. В племени, кстати, Абрамович вырастила детёныша кенгуру, побыв немного в роли матери.
От рождения собственных детей, кстати, она отказалась. Так как считала, что они мешают строить карьеру и ощущать вкус жизни.
Ритм 0
Перформанс – это вид искусства, когда художник, либо группа художников совершают какие-либо действия.
Вот, допустим, Марина, желая показать людям, насколько сильно они подвержены животным инстинктам, вплоть до потери человеческого облика.
Разложила перед своими зрителями 72 предмета, и предоставила им право обращаться с её телом, как захочется, используя их.
Ей было интересно узнать, что будет, если дать другому человеку власть над собой, то, что он будет делать и остановится ли, когда поймёт, что причиняет боль?
Да и вообще, до какой черты дойдёт, и в силах ли будет противостоять своему желанию получать удовлетворение от совершения насилия?
Этот эксперимент случился в Неаполе, в 1974 году. Длился с восьми вечера до двух часов ночи.
В комнате на огромном столе были разложены предметы, что доставляют удовольствие, а также те, что причиняют боль. Например, спички, перья, мёд, нож, ложка, цепь, пистолет, заряженный одним патроном и даже сахар.
Люди имели право самостоятельно выбрать, что им нравится и использовать по отношению к хрупкой сербской девушке. Да, Абрамович выступила в качестве объекта перформанса, взяв на себя всю ответственность за происходящее.
То есть, 6 часов зрители могли издеваться над ней, не отвечая потом перед законом за свои действия.
Как это было?
Начиналось всё хорошо, невинно и по-доброму. Участники пытались её поцеловать, вручали цветы, щекотали перьями. Они смущались и хохотали, не особо понимая, как быть в такой ситуации.
Но кто-то из толпы решился толкнуть художницу, и с того момента, поняв, что никакого наказания за действия не следует, и девушка не оказывает сопротивления, как и не реагирует – поведение окружающих резко изменилось.
К её интимным частям тела уже прикасались бесцеремонно. Разрезали ножом и бритвой одежду, оставив, в конце концов, нагишом. Отрезали волосы, пытали шипами роз, втыкая их в тело. Кто-то даже рискнул сделать надрез на шее и выпить из раны кровь.
Томас Макэвилли, художественный критик, был приглашён в качестве наблюдателя. Он рассказал, что изначально насилие было незначительным, постепенно набирая обороты в проявлении жестокости.
Марину развернули, подняли её руки вверх, пока, наконец, не решились толкнуть. И вот уже ровно через три часа она была голая, через четыре – с ранами от лезвий. Держа свои же фото в стиле ню в руках, что сделали участники в процессе.
В этот период её уже сексуально домогались, пока она неподвижно стояла и позволяла с собой делать то, что придёт в голову.
Кто-то взял пистолет, вставил его в руки девушки и положил её пальцы на курок. Но тут уже вмешались остальные очевидцы и забрали оружие. Эксперимент оказался чрезмерно жестоким ставил под угрозу жизнь Абрамович.
По прошествии шести часов художница словно «очнулась». Голая, изрезанная и замученная, она двинулась в сторону толпы.
Которая, между прочим, испугалась, ведь их игрушка могла снова управлять своим телом, отчего стало очень стыдно. Часть людей просто выбежала из комнаты. Те же, кто остался, просто не решались поднять глаз.
Марина же потом в интервью призналась, что ощущала себя настолько униженной, что в тот же вечер, попав в гостиницу и увидев себя в зеркале, обнаружила прядь седых волос.
Выводы
Художница задумала этот перформанс, так как желала получить ответы на вопросы о том, как человечество могло совершать такие жестокие поступки, как во времена Второй мировой войны. Потом повторять их в Сербии, Чечне…
Оказалось, если дать другому человеку волю, позволить себя обижать и причинять боль – он мгновенно утратит способность к сопереживанию. А вместе с этим, и свою человечность, несмотря на то, каким раньше добрым и отзывчивым считался.
Похожий страшный эксперимент проводился в Стэнфорде, учёные пытались выяснить, откуда берётся жестокость и может ли «нормальная» личность намеренно причинить страдания другому, ощутив свою власть над ним.
Как оказалось, может, ещё и перейдя все границы дозволенного. Так как исследование пришлось закончить преждевременно, в целях сохранения жизни и физического, а также психического здоровья участников, которым выпала роль заключённых.
В общем, переходите по этой ссылке, и вы получите более подробную информацию о происходящем.
Завершение
Югославская художница, кстати, не остановилась на Ритме 0. Она всю свою оставшуюся жизнь посвятила созданию шокирующих перформансов. Например, в 1997 году для Венецианской биеннале она перечистила 1500 говяжьих костей.
Это выглядело, как минимум, ужасающе. Девушка в окровавленной одежде сидит на груде костей с щёткой в руках и плача, поет сербские песни.
Зрители покидали помещение, поражённые до глубины души чужой болью и страданием. И уверена, недолго ещё могли забыть увиденное.
А на сегодня всё, уважаемые читатели! Обязательно подписывайтесь на обновления сайта, тогда вы ежедневно будете получать порцию новой и полезной информации!
Берегите себя и, конечно же, будьте счастливы!
Материал подготовила психолог, гештальт-терапевт, Журавина Алина
«Я хотела все время заниматься с ним любовью — это была физическая потребность»
В понедельник после длительной борьбы с раком умер 76-летний художник Улай (Франк Уве Лайсипен) — в соавторстве с ним Марина Абрамович создала важнейшие перформансы, например, «Энергия покоя / Остаточная энергия» и «Влюбленные». «Собака.ru» публикует отрывок из книги Абрамович «Пройти сквозь стены. Автобиография», вышедшей в издательстве «АСТ», где художница рассказывает о влюбленности в Улая, его проблемах с наркотиками и алкоголем, их первом перформансе на Венецианской биеннале, разводе с мужем и жизни в Амстердаме.
Некоторые пары планируют, какие купить кастрюли и сковородки, когда начинают жить вместе. Мы с Улаем планировали, какое будем вместе делать искусство. В том, что мы делали по отдельности, было много общего: одиночество, боль, расширение границ. На полароид Улай тогда часто снимал, как прокалывал до крови свое тело в разных местах. В одной из работ, он сделал татуировку на руке со своим афоризмом «ultima ratio» (это означало последний аргумент или последнее обращение при применении силы). Потом он вырезал квадратный кусок кожи с этой татуировкой, такой толстый, что были видны мышцы и жилы. Он обрамил этот кусок кожи и законсервировал 84 его в формальдегиде. В другой ситуации он держал у сделанного им самим пореза на животе полотенце, забрызганное кровью. В одной серии фотографий он был запечатлен срезающим у себя отпечатки пальцев ножом, которым обычно вскрывают коробки, и покрывающим белый кафель ванной своими кровавыми отпечатками. Потом он прикалывал к голой груди брошь в виде самолета. Только потом я поняла, что это символизировало его тоску по Пауле. На полароидном снимке он склонял голову, как у распятого Христа, а из-под броши текла красная струйка, как кровь из раны христовой.
В то лето меня позвали выступить на Венецианской биеннале, и, приехав в Амстердам, я сказала Улаю, что хочу выступать с ним. Но для начала нужно было решить, что именно мы будем показывать. Мы купили рулон бумаги и повесили трехметровый кусок на свободную стену в квартире. В этот огромный блокнот мы стали набрасывать идеи того, какого рода перформанс хотели бы сделать: фразы, наброски, каракули. Посредине процесса вдохновение наше было взбудоражено, когда кто-то подарил Улаю ни что иное как колыбель Ньютона, ту самую игрушку, которую я собирала на фабрике в Лондоне. Он был в восторге от колебания блестящих металлических шариков, тихого щелчка, который они производили при соприкосновении, идеальной передачи энергии. «А что если мы это и сделаем?», — сказал он. Я сразу поняла, о чем он говорил: о перформансе, в котором мы будем сталкиваться друг с другом и отскакивать друг от друга. Но, конечно, поскольку мы были не из металла, наше столкновение не могло быть таким же чистым и звонким. И в этом была красота.
Мы были обнажены и находились на расстоянии двадцати метров друг от друга. Это был ангар на острове Джудекка, отделенном от Венеции лагуной. Около двух сотен человек смотрели этот перформанс. Сначала мы начали бегать на встречу друг другу не спеша. Первый раз мы лишь слегка задели друг друга, и после каждого столкновения мы начинали бежать быстрее и быстрее, пока, в конце концов, Улай не стал просто врезаться в меня. Пару раз он даже сбил меня. Рядом с местом столкновения мы разместили микрофоны, которые усиливали звук сталкивающихся тел. Отчасти мы были обнажены именно для того, чтобы можно было слышать шлепающий звук сталкивающихся тел. Это была своего рода музыка, в этом был ритм. Но для этого были и другие причины. Одна из них — мы хотели создать, насколько это было возможным, минималистичную работу, а ничто не сравнится по минималистичности с обнаженным телом в пустом пространстве. Текст, сопровождавший перформанс, гласил: «Два тела снова и снова проходят мимо друг друга, касаясь при этом. После набора скорости они начинают сталкиваться». Другая причина была в том, что мы были влюблены, наши отношения были интенсивными, и аудитория не могла этого не почувствовать.
Но, конечно, многое публика про нас не знала, и каждый зритель выстраивал свою проекцию, пока мы продолжали перформанс. Кем мы были? Почему мы сталкивались? Присутствовала ли враждебность в нашем столкновении? Любовь или жалость?Когда все закончилось, мы чувствовали себя триумфаторами. (Наши тела, правда, также сильно пострадали от этих столкновений.) Мы решили взять недельный отпуск и провести его в моем доме в Грожняне, который как раз находился через Триестский залив от Венеции. Однажды утром, когда мы были еще в постели, я услышала звук ключей в замочной скважине внизу. «О, Боже! — сказала я. — Это Неша». Мой муж, теперь такой далекий для меня, не видел меня уже много месяцев к тому моменту. Все, что ему было известно, это лишь то, что я путешествовала по Амстердаму и Венеции, и это было связано с моим искусством. Он и не подозревал о существовании Улая. Я натянула на себя что-то и спустилась вниз встретить его. Потом мы пошли в кафе, и после восьми месяцев жизни с моей новой любовью я наконец рассказала мужу всю правду. Мы развелись. В коммунистической стране это было очень просто: это был лишь вопрос похода к нотариусу и подписания двух бумажек. Нам нечего было делить, никакой общей собственности у нас не было. Ни ложки, ни вилки — ничего. Неша понимал, что мне нужно было идти своей дорогой, а чтобы это делать, мне необходимо было уехать из Югославии. Я просто не могла там больше находиться. И он это понимал.
Был наш общий с Улаем день рождения — 30 ноября 1976 года. Мне исполнялось тридцать, ему — тридцать три, и мы решили сделать перформанс на наш день рождения для двадцати наших амстердамских друзей. Мы назвали его «Разговор о схожести». К тому моменту мы уже прожили вместе год и во многом чувствовали себя похожими людьми с одними и теми же мыслями. Пришло время протестировать эту гипотезу. Перформанс мы устроили в студии нашего друга, фотографа Яаапа де Граафа. Мы расставили стулья как в классе, Улай сел на стул лицом к аудитории. Еще был магнитофон для воспроизведения звука и видеокамера для записи перформанса. Когда наши друзья расселись, Улай открыл широко рот, а я включила магнитофон с записью звука работающего стоматологического аспиратора. Так он просидел двадцать минут, потом я выключила магнитофон, а Улай закрыл рот. Затем он достал толстую иглу, такую как используют для сшивания кожи, с белой толстой ниткой, и сшил свои губы. Это произошло небыстро.
Сначала ему нужно было проткнуть кожу нижней губы, потом — кожу над верхней губой и потом еще завязать узел. После этого мы с Улаем поменялись местами, он сел среди публики, а я на стул, на котором он только что сидел. «Теперь, — сообщила я друзьям, — вы будете задавать мне вопросы, а я буду отвечать, как если бы я была Улаем». «Ему больно?» — спросил мужчина. «Простите?» — сказала я. «Ему больно?» — он повторил вопрос. «Вы можете повторить вопрос?» «Ему больно?» Я заставила его повторять вопрос снова и снова, потому что по многим причинам он был задан неверно. Во-первых, я сказала друзьям, что буду отвечать, как если бы я была Улаем, следовательно, правильным было бы задать вопрос «тебе больно?». Но что еще более важно, дело было не в боли. Работа была не про боль, я сказала тому мужчине; она была про решение — решение Улая зашить свой рот и мое решение думать и говорить за него. После «Ритма 10» и «Томаса Липса» я поняла, что боль — это священная дверь в другое состояние сознания. Когда ты доходишь до этой двери, открывается другая сторона. Улай это тоже понял, еще до нашей встречи. Заговорила женщина. «Почему ты говоришь, в то время как Улай молчит?» — спросила она. Неважно, кто из нас молчит, а кто говорит, сказала я ей. Важна лишь концепция.
«Эта работа про любовь? — спросил кто-то еще. Или она про доверие?» Эта работа лишь про то, как один человек доверяет другому человеку говорить за него — она про любовь и доверие. На этом Улай выключил видеокамеру. После перформанса мы устроили небольшой фуршет с напитками и едой; губы Улая по-прежнему были сшиты и он потягивал вино через трубочку. Настолько он был верен нашему перформансу. Мы вместе прожили год: мы были так близки. Все, чего я хотела, лишь все время заниматься с ним любовью — это была постоянная физическая потребность. Иногда мне казалось, она выжигает меня. В то же время было и то, что вставало между нами. Например, сам Амстердам. Улаю нравился его бесшабашный образ жизни, расслабленное отношение к наркотикам и сексу. До нашей встречи он баловался наркотиками, был завсегдатаем трансвеститских заведений, плодородных для его полароидных съемок. И хотя наркотики он больше не принимал, он по-прежнему пил, и у него была масса друзей, с которыми он любил это делать. Проснувшись, он мог пойти в свой любимый бар Монако и провести там весь день. Я очень, очень сильно ревновала его к той другой жизни. Иногда, просто от одиночества и фрустрации я шла с ним и пила эспрессо, пока он напивался. Это было так скучно.
Наркотики и алкоголь никогда не представляли для меня интереса. Это было не про мораль, они просто не действовали на меня. То, что я видела и о чем размышляла в обычном состоянии, было уже достаточно странным, чтобы еще дополнительно затуманивать сознание. Меня беспокоил алкоголизм Улая, потому что я любила его, а когда он просиживал целыми днями в барах, он ничего толкового не делал со своей жизнью. Да и я понимала, что просто теряю время. Мы уже сделали работы вместе и еще столько могли сделать. Я стала ему 89 об этом говорить — не пилить, не критиковать, а в самой любящей манере напоминать о существовании миров, которые мы могли бы завоевать вместе. И однажды, пробарабанив пальцами по столу, он сказал: «Ты права».
С этого момента он перестал пить. В конце концов, это был мужчина, способный делать невероятные вещи со своим телом. И теперь он делал их вместе со мной. Мы решили полностью изменить нашу жизнь. Мы не хотели быть привязанными к квартире, в смысле платы за нее. Да и Амстердам не делал нам особых одолжений. Поэтому на деньги Полароида и голландского правительства мы купили подержанный фургон — старый полицейский Ситроен с ребристыми боками и высокой крышей — и отправились в путь. Мы стали путешествующей труппой из двух человек. Мы взяли с собой немного вещей. Матрас, плиту, шкаф для хранения документов, печатную машинку и ящик для нашей одежды. Улай покрасил фургон белой матовой краской — это придало фургону приятный, утилитарный вид, хотя и зловещий. И мы написали манифест нашей новой жизни на колесах.
Искусство выносливости — Википедия
Материал из Википедии — свободной энциклопедии
Искусство выносливости (англ. Endurance Art) — вид перформанса, требующий от исполнителя преодоления трудностей: боли, одиночества, усталости[2]. Для перформансов, проходящих в течение долгого времени, также употребляются термины длительное искусство (durational art) и длительный перфоманс (durational performance)[3].
Писатель Майкл Фэллон прослеживает истоки направления до работы Криса Бердена в Калифорнии в 1970-х годах[4]. Борден провел пять дней в ящике в рамках перформанса Five-Day Locker Piece (1971), получил пулю в руку в рамках перформанса Shoot (1971) и прожил 22 дня не вставая с постели, установленной в художественной галерее, в перформансе Bed Piece (1972)[5].
К другим примерам искусства выносливости относятся One Year Performance 1980—1981 (Time Clock Piece) Течина Се, во время которого китайский художник в течение 12 месяцев каждый день ставил отметку в картах учёта рабочего времени, и Art/Life One Year Performance 1983—1984 (Rope Piece), во время которого Се и Линда Монтано провели год привязанными друг к другу веревкой длиной 2,5 м[6].
Считается, что современную практику искусства выносливости начала Марина Абрамович в 1974 году перформансом Rhythm 0, в котором художница сидела обнажённой, позволяя зрителям делать с её телом всё, что угодно. Позднее с подобным перформансом выступил актёр Шайа Лабаф, назвав его #IAMSORRY (2013). Актёр сидел за столом с бумажным пакетом на голове и также позволял зрителям делать с ним всё, что угодно[7]. Позднее Лабаф выполнил ещё один перформанс — #ALLMYMOVIES (2015), во время которого в течение трёх дней просмотрел все фильмы со своим участием в обратном порядке[8].
Во время перформанса The House with the Ocean View (2003) Марина Абрамович, не произнося ни слова, провела 12 дней без еды на сцене, полностью открытой для зрителей[9]. Для её работ требовалась такая физическая выносливость, что в 2012 году она организовала так называемый «учебный лагерь» в Хадсоне, штат Нью-Йорк, где готовила участников перформансов, для которых требовалось несколько человек[10].
Искусствовед Карен Гонсалес Райт считает, что искусство выносливости — это выживание через самодисциплину, а люди, участвующие в перформансе, таким образом бросают вызов смерти. Также, по её мнению, искусство выносливости является предельной, наиболее радикальной формой перформанса[11].
- ↑ Elizabeth Greenwood, «Wait, Why Did That Woman Sit in the MoMA for 750 Hours?», The Atlantic, 2 July 2012.
- ↑ For artists in endurance performances «[q]uestioning the limits of their bodies, » Tatiana A. Koroleva, Subversive Body in Performance Art, ProQuest, 2008, pp. 29, 44-46.
- ↑ Paul Allain, Jen Harvie, The Routledge Companion to Theatre and Performance, Routledge, 2014, p. 221. Other terms include duration art, live art or time-based art.
- ↑ Michael Fallon, Creating the Future: Art and Los Angeles in the 1970s, Counterpoint, 2014, p. 106: «Burden’s performances were so widely observed that they took on a life beyond the artist, helping create a new art genre, ‘endurance art’ …»
- ↑ Emily Anne Kuriyama, «Everything You Need to Know About Chris Burden’s Art Through His Greatest Works», Complex, 2 October 2013.
- ↑ Andrew Taylor, «Tehching Hsieh: The artist who took the punches as they came», Sydney Morning Herald, 30 April 2014: «Don’t try this endurance art at home. That is Tehching Hsieh’s advice to artists inspired to emulate the five year-long performances he began in the late 1970s.»
- ↑ How Shia LaBeouf created the first great art of the Trump era (неопр.). theweek.com (27 января 2017). Дата обращения 29 августа 2019.
- ↑ #allmymovies: Шайа ЛаБаф смотрит собственные фильмы (рус.). BURO.. Дата обращения 29 августа 2019.
- ↑ Thomas McEvilley, «Performing the Present Tense — A recent piece by Marina Abramovic blended endurance art and Buddhist meditation, » Art in America, 91(4), April 2003.
- ↑ E. C. Feiss, «Endurance Performance: Post-2008», Afterall, 23 May 2012.
- ↑ Karen Gonzalez Rice. Long Suffering: American Endurance Art as Prophetic Witness. — University of Michigan Press, 2016-09-29. — 207 с. — ISBN 9780472053247.
- Brown, Sierra. «Discover Endurance Art, » California State University, Long Beach, 2008 (report on an exhibition).
- Kafka, Franz. «A Hunger Artist», 1922.
- Montano, Linda M. «Endurance Then and Now, » Letters from Linda M. Montano, Routledge, 2012, p. 123ff.
- O’Brien, Martin. «Performing Chronic: Chronic illness and endurance art», Performance Research, 26 September 2014, pp. 54-63.
- Snorteland. Endurance Art and painting collide at BFA show, The Lantern (13 May 2014).
- von Ah, André. «Performance Art: A Bit of History, Examples and a Fast Dictionary», The Huffington Post, 9 November 2013.
