Цитаты из книги «Просто дети»
Роберт Мэпплторп — известный американский фотохудожник. Патти Смитт — певица, писатель, поэтесса, художник.
Две родственные души, родившиеся в один месяц. Они были любовниками, друзьями, братом и сестрой. Она была для него музой, любимой моделью. Он для нее был поддержкой.
США 60-х. Свобода, рок, алкоголь и наркотики, свободная любовь. Нет никаких границ. Так они и жили.
Это нам сейчас сложно представить что кто-то совсем юный и молодой может уехать в город почти без денег и поддержки родителей и строить свою жизнь. А тогда было такое время, что в СССР, что там. Дух свободы, передышка после войны. Да был Вьетнам, Корея, Африканские страны. Но все равно дышалось намного легче. Не было масштабов и страха.
И вот два одиночества встретились в Нью-Йорке. Два творческих человека, интересных, с богатой фантазией, но пустыми карманами. Подработки и работа только чтобы были деньги. Сегодня будет еда, а завтра их потратят на краски.
Знаменитый отель «Челси» в котором кого только не встретишь. От имен известных музыкантов (имена более знакомы) и не только рябило в глазах. При чем героиня была своей в этом всем, хоть и не была еще частью этого.
Конец книги — это конец истории Роберта и Патти. История которая могла закончиться только смертью одного. На пике славы. Хотя для его ровесников он и так долго продержался. Образ жизни творческих людей того поколения создал даже группу, те которые умерли в 27. Наркотики, алкоголь, свободная любовь.
Как Патти удавалось лавировать среди всех искушений. Травку попробовала намного позже остальных.
Странные отношения. У нее были другие мужчины, у него тоже. У нее есть муж и дети. После него осталось только творчество. Кстати вот интересно как ее дети отнеслись к молодости своей мамы. Ведь у нее где-то еще есть оставленный ребенок.
Странные чувства после книги. Как биография и как на написана, книга очень понравилась. А вот ощущения светлые и грустные одновременно. Ведь сколько всего могли сотворить те кого та эпоха переживала и проглотила
Патти Смит — Просто дети » Книги читать онлайн бесплатно без регистрации
Патти Смит — американская рок-певица и поэт, подруга и любимая модель фотографа Роберта Мэпплторпа. В своих воспоминаниях она рисует точный и в то же время глубоко личный портрет эпохи. Нью-Йорк конца шестидесятых — начала семидесятых, атмосфера «Фабрики» Энди Уорхола и отеля «Челси», встречи с великими поэтами-битниками и легендарными музыкантами — все это неразрывно переплетено с историей взросления и творческого роста самой Патти, одной из самых ярких представительниц поколения. «Просто дети» — это не только бесценное свидетельство о времени и щемящее признание в любви ушедшему другу. Это глубокая, выверенная, образная проза поэта, выходящая далеко за рамки мемуарного жанра.(Задняя сторона обложки)Это изящное признание в любви другу, умершему в 1989 году, — своеобразное memento mori, памятник отношениям, заряженным страстью к искусству и литературе.PUBLISHERS WEEKLYОдна из лучших книг воспоминаний, опубликованных в последние годы, — одухотворенная, мудрая, печальная и великолепно написанная.SAN FRANCISCO CHRONICLEВ потоке мемуаров рок-звезд книга Смит с ее неповторимой интонацией стоит особняком — это прежде всего прекрасная проза.THE BOSTON GLOBEНеобычные, насыщенные яркими образами воспоминания Смит — это больше, чем просто дар бывшему любовнику. Это подарок всем, кто любит их искусство, и всем, кто когда-либо любил, — такой же, как и все лучшее из созданного Патти Смит и Робертом Мэпплторпом.NPR BOSTONПатти Смит — «крестная мать панк-движения», поэт, подруга и любимая модель фотографа Роберта Мэпплторпа — в своих воспоминаниях рисует точный и в то же время глубоко личный портрет эпохи. Нью-Йорк конца 60-х — начала 70-х, отель «Челси», концерты The Doors и Дженис Джоплин, встречи с великими поэтами-битниками — все это неразрывно переплетено с историей взросления и творческого роста самой Плтти, одной из самых ярких представительниц поколения. За книгу «Просто дети» Патти Смит получила в 2010 году престижную Национальную книжную премию США (National Book Award).
PATTI SMITH «JUST KIDS»
ПАТТИ СМИТ «ПРОСТО ДЕТИ»
О Роберте сказано много, а будет сказано еще больше. Юноши будут подражать его походке. Девушки будут надевать белые платья и оплакивать его кудри. Его будут проклинать и боготворить. Осуждать или романтизировать его крайности. В итоге правду о нем узнают через его творчество: произведения художника — это и есть его материальное тело. Тело, которое не чахнет. Тело, которое люди судить не властны: ведь искусство поет о Боге и, по большому счету, только Ему и принадлежит.
Он умер, пока я спала. Я звонила в больницу, чтобы в очередной раз пожелать ему спокойной ночи, но он забылся, погрузился на дно, под толщу морфия. Я прижимала трубку к уху и слушала с того конца провода его тяжелое дыхание, зная: слышу в последний раз.
Потом тихо разложила по местам свои вещи: блокнот, авторучка. Чернильница из кобальтового стекла — его чернильница. Моя чаша Джамшида[1], мое «Пурпурное сердце»[2], коробочка с молочными зубами. Я медленно поднялась по лестнице, пересчитывая ступени, все до одной, насчитала четырнадцать. Укрыла одеялом малышку в колыбели, поцеловала спящего сына, легла рядом с мужем, произнесла молитву. Помню, как прошептала: «Еще жив». И заснула.
Проснулась рано и, спускаясь по лестнице, осознала: его не стало. Полную тишину в доме нарушал только телевизор, не выключенный с вечера. Какой-то канал классической музыки. Какая-то опера. Меня словно магнитом притянуло к экрану в тот момент, когда Тоска горестно и пылко признавалась в страстной любви к Каварадосси. Утро было холодное: март. Я надела свитер.
Подняла жалюзи, и кабинет озарился светом. Расправила плотное льняное покрывало на своем кресле, выбрала на полке книгу — альбом Одилона Редона, раскрыла на картине с женщиной в море: огромная голова над водой, маленькое море. «Les yeux clos»[3]. За сомкнутыми бледными веками — никому не ведомый мир. Телефон заверещал, я встала, подняла трубку.
Звонил младший из братьев Роберта, Эдвард. Сказал: напоследок, как обещал, поцеловал Роберта от меня. Я застыла, где стояла, окаменела; потом медленно, сомнамбулически вернулась на кресло. И тут Тоска запела гениальную арию «Vissi d’arte». «Я жила ради любви, я жила ради искусства». Я прикрыла глаза, сложила руки на груди. Провидение само решило за меня, как мне с ним проститься.
Рожденные в понедельник
Когда я была совсем маленькая, мама водила меня гулять в парк Гумбольдта на берегу реки Прери. В моей памяти запечатлелись размытые, точно на стеклянных фотопластинках, картины: старинный павильон лодочной станции, круглая эстрада-«ракушка», каменный арочный мост. Река текла по узкому руслу, а потом широко разливалась, и там, на глади лагуны, я увидела особенное чудо: платье из белых перьев, тянется вверх длинная изогнутая шея.
«Лебедь», — сказала мать, заметив мой восторг. Существо рассекало блестящие воды, хлопая огромными крыльями, пока не взмыло в небо. Его имя ни капельки не выражало его великолепия, не передавало чувств, которые во мне всколыхнулись. Во мне проснулась потребность, которой я даже названия не знала, — желание рассказать о лебеде, о том, какой он белый, как движется, словно взрываясь на ходу, как медленно всплескивает крыльями. Лебедь слился с небом, а я никак не могла подобрать слова, чтобы описать свое впечатление. «Лебедь», — недовольно повторила я, и в груди у меня защемило: зародилось непонятное томление, незаметное ни прохожим, ни матери, ни деревьям, ни облакам.
* * *Я родилась в понедельник, в Чикаго, на Норт-Сайд, во время Великой Снежной Бури 1946 года. 30 декабря. А надо бы днем позже: младенцы, которые появлялись на свет 31 декабря, прибывали из роддома с приданым — новым холодильником. Как мама ни силилась удержать меня в животе, роды начались прямо в такси, которое еле ползло по берегу озера Мичиган через снежную круговерть. Если верить отцу, я родилась тощая и долговязая и тут же заболела бронхопневмонией, и папа меня выхаживал, держа в клубах пара над тазом с кипятком.
В 1948-м, в дни новой снежной бури, на свет появилась моя сестра Линда. Я была вынуждена быстро оправдать надежды родителей на меня — старшую сестру. Мама была занята — подрабатывала, гладя на дому белье, а я сидела на крыльце дома, где мы снимали меблированные комнаты, и дожидалась последней в городе телеги с лошадью — повозки торговца льдом. Торговец дарил мне ледышки, завернутые в оберточную бумагу. Одну ледышку я отложила в карман для сестренки. Потом полезла за ней — а ледышки-то и нету.
Когда мама была беременна в третий раз — ждала моего брата Тодда, мы покинули свое тесное жилище на Логан-сквер и переселились в Пенсильванию, в Джермантаун. Несколько лет прожили во временном жилье для военнослужащих и их семей — беленых казармах с видом на заброшенное поле, где буйно цвели полевые цветы. Мы называли поле Лоскутом, летом взрослые там посиживали: беседовали между собой, курили, пускали по кругу банки с вином из одуванчиков, а мы, дети, на поле играли. Мать научила нас играм своего детства: «Море волнуется», «Третий лишний», «Цепи-цепи, вам кого?». Мы плели венки из маргариток, носили их на шее, надевали на головы. По вечерам ловили банками светлячков, выдирали у них огоньки и делали светящиеся колечки.
Мать научила меня молиться — молитве, которой научилась у собственной матери. «Отче небесный, ко сну отхожу, И душу свою я Тебе предаю». Когда смеркалось, я становилась на колени у своей кроватки, а мать стояла рядом, смолила сигареты и внимательно слушала, как я повторяю за ней строки. Молилась я от всего сердца, но слова молитвы меня нервировали, и я донимала мать расспросами. Что такое душа? Какого она цвета? Я побаивалась, что моя душа — она ведь озорная — сбежит, пока я сплю, и больше не вернется. Потому-то я изо всех сил старалась не задремать, удержать душу в себе — на положенном месте.
Мама записала меня в библейскую школу — наверно, чтобы удовлетворить мое любопытство. Там зубрили наизусть стихи из Ветхого Завета и слова Иисуса. После занятия мы строились в шеренгу, и нас вознаграждали медом в сотах, который доставали ложкой из банки — одной на всех детей, а дети наперебой кашляли. От ложки я инстинктивно уворачивалась, но идею Бога приняла быстро. Мне было приятно воображать, что наверху над нами кто-то есть: он вечно в движении, точно жидкие звезды.
Детская молитва меня не устраивала, и вскоре я попросила маму: «Можно, я сочиню свою?» Какое же это было облегчение, когда уже не требовалось твердить: «И если, Боже, умру я во сне, возьми мою душу на небо к Себе», а вместо этого высказывать все, что на сердце. Итак, мне дали волю, и, лежа на своей кровати у угольной печки, я упоенно обращалась к Богу с долгими мольбами, беззвучно шевеля губами. Я страдала бессонницей и, верно, немало утомила Господа своими бесконечными клятвами, видениями и замыслами. Но со временем переключилась на молитвы другого сорта: безмолвные, для которых требовалось больше слушать, чем говорить.
Мой словесный ручей растекся, сменился ощущением, будто я то расширяюсь, то сжимаюсь. Так я вошла в сияющий мир фантазии. Отчетливее всего он становился в горячечном жару гриппа, кори, ветрянки или свинки. Всеми этими болезнями я переболела, и каждая поднимала мое сознание на новый уровень. Я забивалась глубоко внутрь своего «я» и смотрела, как надо мной, разгораясь все ярче сквозь сомкнутые веки, вращается симметрия снежинки; так я раздобыла самый ценный сувенир — отблеск небесного калейдоскопа.
Постепенно с любовью к молитве во мне стала соперничать любовь к книге. Я устраивалась у маминых ног и смотрела, как она курит, пьет кофе и переворачивает страницы книги, лежащей на коленях. Меня интриговало, что мама так поглощена чтением. В школу я еще не ходила, но мне нравилось рассматривать мамины книжки, гладить бумагу, приподнимать листки папиросной бумаги с фронтисписов. Чего такого в этих книгах, что мама от них не отрывается? Когда мама обнаружила, что я сплю на ее малиновой «Книге мучеников» Фокса[4] — прячу фолиант под подушку, надеясь впитать его смысл, — то усадила меня за стол и приступила к трудоемкому процессу обучения грамоте. Ценой непосильного труда мы одолели «Матушку Гусыню» и перешли к доктору Сьюзу. Когда я достаточно поднаторела, мама разрешила мне устраиваться рядом с ней на мягком — сядешь и проваливаешься — диване: она читала «Башмаки рыбака»[5], а я — «Красные башмачки»[6].
На книгах я просто помешалась. Мечтала прочесть все, какие только есть на свете. А прочитанное рождало во мне все новые порывы. А не поехать ли мне в Африку, чтобы предложить свои услуги Альберту Швейцеру? Или надеть шапку с енотовым хвостом, прикрепить к поясу рожок для пороха и защищать простых людей, как Дэви Крокетт? Или забраться высоко в Гималаи и поселиться в пещере: вертеть молитвенное колесо, чтобы вертелась Земля? Но сильнее всего хотелось самовыражаться, и брат с сестрой стали моими первыми истовыми сообщниками, охотно вкушавшими плоды моей фантазии. Слушали мои россказни, раскрыв рот, с энтузиазмом играли в моих пьесах и храбро сражались на моих войнах. Казалось: раз брат с сестрой за меня, для нас нет ничего невозможного.
Патти Смит «Просто дети», Биографии и мемуары
В 2011 года моя близкая подруга уехала на научную конференцию в Москву,по приезде она вручила мне темно-фиолетовую книгу с изображением хипповатой девушки,книга была идеально оформлена, это была любовь с первого взгляда.Когда я впервые прочел «Просто дети» для меня открылся целый мир и Патриция Ли Смит стала для меня ориентиром и остается таковой и по сей день.
«Просто дети»-это роман,где реальность переплетается с мечтами и внутренним миром,роман о жизни,о взросление и о том,как важно слушать себя,чувствовать уверенность,что ты на верном пути,продолжать делать то,что вдохновляет, приносит счастье.
Это роман о том,как справиться с горестями жизни, пережить потерю любимого человека,полюбить мир,сквозь описание целой эпохи
«Просто дети» стоит читать и стоит читать не один раз. Как минимум за то,что это потрясающая история женщины,которая породила панк культуру,представляет из себя что-то большее чем просто поэт,музыкант,художник,мать,фотограф и легенда.
Ко всему прочему у Смит очень хороший язык и способ выражать свои мысли:»Я росла как на дрожжах. Пять футов восемь дюймов, а весу – хорошо если сто фунтов. В четырнадцать лет я была уже не генералом маленькой, но преданной мне армии, а тощим изгоем, объектом всеобщих насмешек. Ниже меня на школьной социальной лестнице никого не было. Я спасалась тем, что выручало подростков в 1961 году, – книгами и рок-н-роллом. Родители работали в ночную смену. Сделав уроки и работу по дому, мы с Тодди и Линдой танцевали под Джеймса Брауна, The Shirelles, Хэнка Балларда с The Midnighters. Боюсь показаться нескромной, но все-таки скажу: танцевали мы не хуже, чем воевали.»
Помимо этого весомый плюс моей встречи с этой книгой-роман с издательством Corpus,с тех пор почти все мои книги от вас, благодаря Corpus я открыл для себя Каннингема,Франзена(которого я не хотел читать годы,пока не увидел его в вашем издании).
«Просто дети» мой любимый роман вот уже 5 лет,надеюсь что так случиться у многих.
Просто дети — Патти Смит
Роберт Мэпплторп — известный американский фотохудожник. Патти Смитт — певица, писатель, поэтесса, художник.
Две родственные души, родившиеся в один месяц. Они были любовниками, друзьями, братом и сестрой. Она была для него музой, любимой моделью. Он для нее был поддержкой.
США 60-х. Свобода, рок, алкоголь и наркотики, свободная любовь. Нет никаких границ. Так они и жили.
Это нам сейчас сложно представить что кто-то совсем юный и молодой может уехать в город почти без денег и поддержки родителей и строить свою жизнь. А тогда было такое время, что в СССР, что там. Дух свободы, передышка после войны. Да был Вьетнам, Корея, Африканские страны. Но все равно дышалось намного легче. Не было масштабов и страха.
И вот два одиночества встретились в Нью-Йорке. Два творческих человека, интересных, с богатой фантазией, но пустыми карманами. Подработки и работа только чтобы были деньги. Сегодня будет еда, а завтра их потратят на краски.
Знаменитый отель «Челси» в котором кого только не встретишь. От имен известных музыкантов (имена более знакомы) и не только рябило в глазах. При чем героиня была своей в этом всем, хоть и не была еще частью этого.
Конец книги — это конец истории Роберта и Патти. История которая могла закончиться только смертью одного. На пике славы. Хотя для его ровесников он и так долго продержался. Образ жизни творческих людей того поколения создал даже группу, те которые умерли в 27. Наркотики, алкоголь, свободная любовь.
Как Патти удавалось лавировать среди всех искушений. Травку попробовала намного позже остальных.
Странные отношения. У нее были другие мужчины, у него тоже. У нее есть муж и дети. После него осталось только творчество. Кстати вот интересно как ее дети отнеслись к молодости своей мамы. Ведь у нее где-то еще есть оставленный ребенок.
Странные чувства после книги. Как биография и как на написана, книга очень понравилась. А вот ощущения светлые и грустные одновременно. Ведь сколько всего могли сотворить те кого та эпоха переживала и проглотила
Патти Смит «Просто дети» — отзыв sartreuse
Когда-то (наверное, в 2009, как раз в тему флэшмоба #ядесятьлетназад) меня спросили, почему мне нравятся битники. Я тогда ночи напролет писала дадаистические стихи, которые имели смысл только там и тогда, разгадывала по ним свою судьбу на волнах чудовищных мигреней и вообще не могла понять вопроса. Я начинала и начиналась с битников, просто по наитию хватала Дилана Томаса, Керуака и Бротигана, полировала Берроузом и не представляла, как могло быть иначе. Я следила рок-н-ролл от «Фабрики» Уорхола до Factory Records, и все это были, хоть и через тысячные руки, но мои собственные воспоминания.
Патти Смит начинает свои мемуары издалека, с детства, которое, с одной стороны, резко и нелегко оборвалось, а с другой тянулось еще с десяток лет, затяжное, упрямое, волосатое, голодное и головокружительное детство. Ее книга написана, как и положено, от первого лица, но она не о ней, а о ее союзе с Робертом Мэпплторпом, с которым они были друг другу и художником, и музой. Они встретились случайно, сведенные вместе пластинками персидского браслета, а пронесли свою дружбу через всю жизнь. Патти описывает их отношения невыносимо трогательно: объятия, подарки, обещания, игрушки, признания, одна на двоих кровать, один на двоих коктейль, один на двоих бутерброд. Поражает то, как глубоко они заглядывают друг в друга, как чувствуют то, что другой еще не заметил: ты еще не поэтесса, но я уже собрал листки с твоими стихами. Ты еще не фотограф, но я уже одолжила для тебя фотоаппарат. Честно и ярко она описывает, что бывает, когда вдруг сходятся вместе две родственные души. Хотя, конечно, меня всю книгу нервировала тяга Патти к таким «бедненьким» художникам и поэтам — такое ощущение, что она одна была готова и могла работать, чтобы волочь на себе эти мечущиеся туловища. Я даже прониклась невыносимой теплотой к Аллену Гинзбергу, который купил ей поесть — ну хоть кто-то.
Несмотря на всю значимость творческой фигуры Патти, две трети книги она просто наблюдает, как вокруг нее раскручивается культура начала 1970-х. Пока она молчаливо сидит в фойе отеля «Челси», мимо нее проходят иконы, звезды вспыхивают и умирают. Прошла эпоха, эти имена все еще звучат, а она — вот, видела их воочию, была созданием той моды и культуры, восхищалась и настырно создавала их сама. По книге создается впечатление, что Патти в те годы была самым здоровым человеком в Нью-Йорке, даже сигарет не курила. И ведь ей веришь — чего только не бывает.
Эти мемуары напомнили мне другую книгу — скорее, даже, отзыв на нее — Туве Янссон: работай и люби . В том отзыве ее критиковали за неправильные политические взгляды, неправильные связи, привилегированность и т.п., хотя сама книга в общем-то о том, как Туве работала, работала, а потом еще немного работала. Патти тоже легко осудить во многом, и ее поступки, скажем начистоту, смотрятся глупыми — детскими. Но они и были детьми, а потом перестали быть, и тогда история стала совсем другой. Ей удалось передать детскую раскованность, умение любить без остатка, необъятный потенциал у самых кончиков пальцев. И не удалось спрятать свою трудоспособность. Книгу она написала, потому что обещала, и потому что обещанную песню написать не получилось. Может быть, поэтому стиль письма получился немного рваный, может быть, торопливый, где-то суховатый: как рассказ о старых письмах и фотографиях, где фотографии и письма гораздо красноречивей. Роберта не стало много лет назад, но его чувства и ее чувства в этих строках живы и бодры, как выспавшиеся дети.
Все время представляю, как бы выглядела похожая история о наших 2010-х. Какие имена звучали бы в ней, какими словами можно было бы передать романтику бесконтактного общения, поиска друзей в облаках тегов, творческие полеты нейросетей. Думаю начать с дадаистического стиха о возрождении русского рэпа и книгах по саморазвитию от ведущих инстаблогеров.
☞ Прочитала в игре Вокруг Света (Франция), а за совет в лампомобе благодарю Julia_cherry ☜╮(´ิ∀´ิ☜╮)
