«Хуже всего — не затрагивать чувствительные темы» Интервью Софи Марсо. Она сыграла в новом фильме Франсуа Озона об эвтаназии — Meduza
В прокат выходит «Все прошло хорошо» — новый фильм Франсуа Озона, в котором взрослая дочь (Софи Марсо) выполняет волю тяжелобольного отца (Андре Дюссолье), решившего уйти из жизни. Картина основана на автобиографической книге Эмманюэль Бернейм, многолетней сценаристки Озона. Накануне премьеры Антон Долин поговорил о работе над картиной с Софи Марсо — актрисой, которую в России знают и любят со времен подросткового хита 1980-х «Бум».
— Ваш путь в кинематографе начался с невероятно популярной дилогии «Бум» — там вы были еще девочкой. Сегодня вы на ином витке жизни и карьеры, но вновь играете «ребенка» в картине об отцах и детях — теперь у Франсуа Озона.
— Такова жизнь — человека, личности, женщины, которая была когда-то девочкой из «Бума». Сперва ты подросток, потом становишься родителем, но приходит время, родители стареют, и приходится вспомнить о том, что ты — дочь.
Круг жизни, спираль, возвращение к началу. Наверное, это меня и растрогало в сценарии Франсуа — это самое возвращение.
Отношения с родителями сопровождают тебя на протяжении всей твоей жизни, они развиваются, меняются, иногда ломаются, потом неизбежно наступает финал. Эта эволюция трогательна: где семья — там и жизнь, и смерть, и постоянные трансформации. Испытания, вплоть до самого последнего шага.
— Чем вас особо привлекла роль Эмманюэль?
— Она не привыкла быть в центре внимания, она ставит себя на второе место, довольствуется вторым планом; она — сопровождающая. Иногда я играю ту же роль в жизни. Отец ставит ее перед выбором, навязывает роковую дилемму. Но для нее это момент, когда наконец-то можно заново определить отношения с ним. И вновь стать его дочерью. Такова, возможно, судьба каждого. Моя тоже.
— Тема эвтаназии остается чувствительным вопросом во Франции. Герою Андре Дюссолье приходится ехать в другую страну, чтобы осуществить свое желание.
Вас не смущал этот чувствительный материал?
— Хуже всего — не затрагивать чувствительные темы, бояться говорить о них и заметать пыль под ковер. Я не такая уж болтливая особа, но привыкла в важные моменты говорить обо всем напрямую. Проговаривать проблему — значит решить ее наполовину.
«Все прошло хорошо» говорит о смерти, это определенно касается нас всех. Смерть своя, смерть других — например, близких. Нельзя об этом молчать. Фильм Озона не настаивает на какой-то определенной позиции: герой — эстет и бунтовщик, свободолюбивый и бесстрашный, — решает для себя, что хочет уйти из жизни, но это лишь его личный выбор.
Перед нами реальная история, картина только рассказывает ее, а не инициирует дискуссию с какой-то определенной тенденциозной позиции. Моя героиня, например, совсем не так уверена в своей правоте, она сомневается до самого конца — но и остается с отцом тоже. Принципиально важен именно этот ее выбор.
— И жизнь продолжается даже после смерти.
Банально, но факт.
— Помню как сейчас, я стояла на балконе и думала о том, насколько жуткие темы мы затрагиваем. А потом вдруг вообразила, что могу умереть в эту секунду, прямо сейчас, и никто этого не заметит, мир не всколыхнется, прохожие продолжат торопиться куда-то, покупатели — стоять в очереди на кассу в супермаркете. Да, жизнь продолжается. Не прекрасно ли это?
weareaonefilms
— «Все прошло хорошо» знакомит нас с совершенно другой, незнакомой Софи Марсо. У вас тоже есть такое ощущение?
— Да, наверное. Думаю, дело в книге Эмманюэль Бернейм, в которой нет чрезмерных эмоций. Франсуа [Озон] пытался быть верным материалу: реалистично, сухо, даже холодно он говорит об очень эмоциональных ситуациях.
Долг актера — слушаться режиссера, осуществлять его замысел.
Я вошла в ритм этого фильма, избегала чрезмерности во всем, следила за внутренним, а не внешним. Были, правда, моменты, когда я играла по-своему, — например, когда моя героиня решает, что совершила ужасную ошибку. Франсуа сомневался, но в конечном счете оставил в фильме этот дубль. Все-таки работа актера с режиссером — всегда обмен.
— Как прошла работа в дуэте с Андре Дюссолье — настоящей легендой французского и мирового кино?
— Замечательно. Правда, пересекались мы только во время съемки, на площадке он появлялся в последний момент перед мотором. Были репетиции, но мало: Франсуа почти все снимает сразу, без подготовки.
Андре, несмотря на возраст, кажется студентом, только что впервые вышедшим на сцену «Комеди Франсез», — настолько он живо и непосредственно на все реагирует, настолько искренне увлечен своим делом. Он много меня смешил, несколько раз растрогал до слез.
— Что еще, кроме съемок без репетиции, можете рассказать о своем опыте работы с Франсуа Озоном? Он снимал такое количество суперзвезд французского кино, что поначалу трудно поверить, что вы до сих пор не входили в их число.
Это ваша первая совместная картина!
— Франсуа сделал очень много фильмов, он постоянно снимает, и мы встречались не раз, обсуждая возможность поработать вместе, но никак не получалось на чем-то остановиться. Будто нам обоим было необходимо накопить опыт для этого нашего фильма. На нем мы совпали — поняли, что здесь друг без друга уже не обойтись.
Франсуа обожает актеров, не отпускает их ни на секунду, контролирует мельчайшие нюансы каждой сцены, каждой фразы, прислушивается к интонациям. Он нетерпелив, он любопытен, он не желает ничего искусственного, никакой игры в «психологизм». Только факты, только реальность — так была написана и книга Эмманюэль Бернейм.
Когда я пыталась сыграть какие-то эмоции, Франсуа чаще всего это купировал: «Она просто торопится в больницу, надо успеть вскочить в скорую, ей не до чувств». Но нам как актерам ничего другого не нужно — чтобы режиссер на нас смотрел, о нас заботился, нас слушал, был внимателен! Франсуа всегда присутствовал, был неизменно сконцентрирован на наших конкретных задачах, ни разу не замкнулся в себе — и это было невероятно комфортно.
— Вспоминая вашу многолетнюю карьеру, сотрудничество с каким режиссером вы считаете ключевым, важнейшим?
— Возможно, наиболее важным этапом моей жизни и карьеры была работа с Анджеем Жулавским. Мы встретились, когда я была еще очень молода, несколько фильмов мы сделали вместе, и это трансформировало меня. Я открыла для себя кинематограф во второй раз после «Бума». Ведь кино — это как «Матрица», мир со множеством дверей, и Жулавски открыл его при помощи одного из ключей. Не могу найти слов, чтобы сказать, насколько меня это обогатило!
— «Все прошло хорошо» вышел на экраны после довольно продолжительного перерыва в вашей профессиональной карьере. С чем он был связан и как вышло, что он закончился именно сейчас, с этой картиной?
— На самом деле я вернулась в кино после долгой паузы, но не ради Франсуа Озона, — возвращение было связано со съемками в другой картине. Но ковидные протоколы и неизбежные промедления привели к тому, что она выйдет позже.
Это «Женщина нашего времени» Жан-Поля Сивейрака.
Да, года три я не снималась, занималась другими делами — мне не хотелось никакого кино, я от него устала. Но потом все равно возникло желание вернуться. К тому же я чувствовала себя неловко перед Франсуа: отказывать ему в третий раз было просто неприлично.
Беседовал Антон Долин
Софи Марсо: «Я краснею, когда вижу себя на обложках»
Интервью
Впрочем, ни псевдоним, ни ранний успех не заставили Софи бороться за звездную карьеру любой ценой. В семнадцать лет она бестрепетно расторгла контракт с крупнейшей кинокомпанией: влюбилась в режиссера Анджея Жулавского и вместе с ним уехала в Польшу, с трудом выплатив продюсерам огромную неустойку.
Сегодня Марсо остается такой же – чувствующей, любящей, настоящей. Слава и красота не вскружили ей голову. И, когда при проходе по красной дорожке каннского Дворца фестивалей бретелька платья Софи спадет, ненароком обнажив грудь, ни один журналист не скажет, что актриса сама все подстроила ради личного пиара.
Софи Марсо существует вне системы пиара. «Мне для жизни необходимо видеть, как меняются времена года, идет дождь, светит солнце. И еще – ходить в бассейн с Венсаном, моим сыном». Чтобы сформулировать кредо такой мудрой простоты, иным понадобилось бы дожить до глубокой старости.
На интервью она пришла без макияжа, держалась просто, без ужимок. Прощаясь – а наша беседа закончилась чуть раньше, – Софи широко улыбнулась: «Вот хорошо – еще успею забрать младшую из детского сада!»
Коротко и ясно
Как вы разряжаетесь в стрессовые моменты?
Занимаюсь гимнастикой.
Главное свойство вашей натуры?
Реалистичность. То есть оптимизм.
Ваш характер?
Неуверенный. Слишком много всего в голове, а это мешает принимать верные решения.
Ваше главное желание?
Быть всегда довольной своим возрастом.
Главное преимущество женщины?
Женственность.
Что вас смешит?
Мужчины.
И то, как они сами смеются над собой.
Какое из человеческих качеств для вас наиболее ценно?
Смирение. Для артиста это единственное средство приблизиться к изяществу.
Что вызывает у вас отвращение?
Вульгарность.
Чему вы хотите научиться?
Видеть свой путь.
Psychologies: Вы стали знаменитой с выходом фильма «Бум» – тогда вам не исполнилось и 14 лет. Это было приятно?
С.М.: Нет. Настоящая каторга. Я была робким, замкнутым ребенком и вдруг оказалась в центре всеобщего внимания, критики. В первую очередь своей родни. Для меня это было невыносимо. Помню, маленькой я смотрела на памятники и думала: «Как это, должно быть, ужасно – вот так стоять у всех на виду». И вот я сама стала живой статуей, предоставленной всем ветрам. Теперь-то я привыкла. Знаю, что живу на виду, что меня везде могут узнать. Но я до сих пор краснею, когда вижу себя на обложках. К тому же на них любые мои слова выглядят такими категоричными! «Я не люблю цикорий!» – и вдруг какой-то цикорий приобретает неимоверное значение.
На публике мне случалось делать ужасные ляпы из-за того, что эмоции выходили из берегов.
Ляпы бывают и милые… Ваш проход по каннской лестнице в прошлом году запомнится надолго. Съемка, где спадающая бретелька открывает грудь, была, кажется, самой популярной в Интернете.
С.М.: Да уж! Бывает! А ведь я вообще-то очень стыдлива. Страдаю, когда приходится сниматься обнаженной, и бываю совершенно счастлива, если удается все так устроить, чтобы остаться в одежде. Но в Каннах как будто ангелочек пролетел и сдернул с меня бретельку. Я тогда подумала, что люди реагировали просто здорово, и решила: «Вот и хорошо, они еще не пресытились». А потом я увидела, как эти фото с грудью наружу расклеены по всему Парижу, в том числе и напротив школы, где учится мой сын. То, что было просто мило, превратилось в бесстыдство. И теперь у меня такое чувство, что я голая посреди улицы.
В 13 лет вы простились с детством, а в 17 встретились с режиссером Анджеем Жулавским…
С.
М.: Да, прямо совращение несовершеннолетней! (Смеется.) Мы познакомились на ужине у одних знакомых. Анджей только что приехал во Францию из Польши и был несколько потерян. А я была растеряна потому, что вынуждена была вести совсем взрослую жизнь и ни отец, ни мама не могли мне ничем помочь… Анджей рассказывал о себе, потом замолк: ему показалось, что он злоупотребляет вниманием незнакомой девушки… Но мне было интересно, я боялась, что не услышу продолжения. А потом я разорвала контракт со студией Gaumont: там надо было работать, а я хотела… жить и чувствовать. Они выставили мне грандиозную неустойку – миллион франков. Теперь я понимаю, что они не желали мне зла. Просто не хотели меня потерять, и сейчас я это даже ценю. Но тогда я уехала с Анджеем в Варшаву и грохнула все заработанные до того деньги на то, чтобы расплатиться. В банке ничего занять было нельзя: по закону я еще считалась ребенком, а деньги мне нужны были очень даже «взрослые». Такая беда.
Не слишком ли рано вы повзрослели?
С.
М.: В моей жизни все происходило слишком рано. И в общем это неплохо.
Неплохо? Вы уверены?
С.М.: Ну тогда плохо! (Смеется.) У каждого за плечами свой «мешок горя». Но я стараюсь извлекать из него только хорошее. Поскольку избавиться от него не удается, приходится передвигаться вместе с ним. И я тащу его, как Дурак в колоде карт Таро, – знаете, его еще рисуют с таким узлом… Так вот, с этим своим узлом, со своими бедами и всем прочим, он проходит повсюду. Он всегда движется вперед!
Вы о чем-нибудь жалеете?
С.М.: Не выношу, когда люди рассказывают о своей молодости: «Мы ездили с друзьями, отрывались по три дня и три ночи…» Мне хочется плакать от этих рассказов: я так и не узнала, что значит быть беззаботной. Я стала взрослой, так и не пройдя все естественные фазы взросления, поэтому многие мои детские проблемы остались неразрешенными. Получается, что мое детство было украдено кино. И с этим не разберешься. Труднее всего разобраться с тем, чего в твоей жизни не было.
Из обычной рабочей семьи вы попали совсем в другой мир – мир кино. Вам захотелось сохранить что-нибудь из семейных ценностей?
С.М.: Да, честность, уважение к хорошо сделанной работе. Но была и масса вещей, от которых я хотела избавиться. Строгое подчинение внутри иерархии, чрезмерная покорность. Мне было необходимо отменить правила и взбунтоваться. Душа артиста формируется, когда человек обжигается.
В 17 лет вы встретили 40-летнего мужчину. В чем-то вам помог его опыт?
С.М.: Это позволило мне раньше повзрослеть, но в каком-то смысле я осталась ребенком. Я всегда была «маленькой», обо мне заботились. Все восемнадцать лет. Все годы нашего брака… Это дает тебе чувство надежности, спокойствия, но когда однажды оказываешься один на один с собой, начинаешь понимать то, что до того было скрыто в глубине твоей души.
Можете ли вы сказать, что сегодня знаете себя лучше?
С.М.: Когда я прохожу мимо зеркала, я всегда в него смотрюсь.
Не для того, чтобы поправить прическу, а чтобы просто успокоиться: «Тебе хорошо? Тогда все в порядке». Хотя… кто именно говорит, когда я произношу слово «я»? Мои гены, моя семейная история, мое бессознательное? Мне часто приходится давать интервью, и, когда они заканчиваются (хотя я с вами честна), я спрашиваю себя: «Ты уверена в том, что только что сказала? Это действительно правда?»
Вы никогда не думали обратиться к психологу?
С.М.: Актерская игра – отличная терапия. Вместо того чтобы страдать самой, ты делаешь так, что кто-то другой страдает за тебя. Кроме того, я много пишу. Когда сажусь писать, мне вспоминается множество разных вещей, они заставляют меня задавать самой себе вопросы, и я осознаю, с чем мне еще нужно разобраться. Жизненно важно не замыкаться на своих мыслях, не гонять их по привычному кругу, давать выход эмоциям, страхам.
У вас двое детей: Венсан, сын Жулавского, наполовину поляк, и Жюльет, наполовину американка. Это ведь несколько необычно?
С.
М.: Да, действительно, странно, когда сын поляк, а дочка – американка. Но самое удивительное, что мне всегда выпадало жить с иностранцами… На самом деле я чувствую себя «своей» повсюду.
А где вы чувствуете себя дома?
С.М.: Вот уж не знаю. Я смотрела одну передачу по телевизору. Там знаменитостям предлагали посетить то место, которое они считают своим настоящим домом. Я подумала тогда: «Если бы меня об этом попросили, я бы не смогла этого сделать. Такого места нет». Разве что где-нибудь в пустыне… Я выросла в Париже, больше десяти лет прожила в Польше, выучила польский… Но дом – это все-таки не точка на местности…
Ваши дети сознают, насколько вы знамениты?
С.М.: Моя дочь еще маленькая, а сын уже понимает. Ему десять. Я была бы рада забрать его отсюда, чтобы он рос в другой среде, в какой-нибудь стране, в которой он не будет чьим-то сыном. С виду он ко всему этому здраво относится, но поди узнай, что у него там затевается в подсознании.
Сын пока не видел ни одного из моих фильмов. Но он меня видит на афишах, в газетах и журналах. Я хочу, чтобы то, что он видит, было похоже на то, что он обо мне знает. По-моему, пока что получается. Он только считает, что на фотографиях я красивее, чем дома по утрам…
Вам удается быть хорошей актрисой и хорошей матерью одновременно?
С.М.: Это непросто. Но я не ощущаю вины, потому что могу сама выбирать, что для меня приоритетно. Могу себе сказать: «Месяца три я не работаю». В любом случае, поскольку для киноактрисы момент, чтобы заводить детей, всегда будет неподходящим, значит, любой момент всегда подходит одинаково. К счастью, у женщин есть способность делать одновременно множество разных вещей и при этом не переставать чувствовать себя матерью.
Что нового принесли вам отношения со вторым мужем?
С.М.: Это жизнь, в которой мы как бы стоим на одной линии, жизнь пары взрослых людей. Более спокойная… Я состоялась как актриса, Джим (Лэмли.
– Э. М.) преуспевает как кинопродюсер. Один уравновешивает другого. В нашей паре каждый делает свою карьеру, но при этом оба наших мира обогащают друг друга.
Вы часто расстаетесь из-за работы. Это вредно для совместной жизни или это вам нравится?
С.М.: Это неплохо. Именно не-плохо. Надо только следить за тем, чтобы отдаление не вошло в привычку. Жить одному – эгоизм, и, если к этому привыкаешь, потом трудно вновь приспосабливаться к миру другого человека.
Вам скоро будет сорок. Каково это осознавать?
С.М.: А я себе говорю: «Вот здорово, мне еще нет сорока!» 40 – цифра красивая, но… это все-таки начало конца. В 40 человек наверху, на самом пике. А потом начинает потихоньку спускаться. Спуск – это западня, потому что в начале все идет очень даже ничего. Человек говорит себе: «Вот и славно, не надо больше взбираться на этот чертов холм». То есть, когда начинаешь спускаться, чувствуешь себя превосходно, но проходит какое-то время, и ты предпочел бы подняться снова.
Однако жизнь такая штука, что обратно уже нельзя.
А наслаждаться жизнью вы умеете?
С.М.: Я стараюсь рассмотреть, сберечь, понять эту странную вещь – жизнь. Ощутить свет. Я не люблю ночь, я люблю день. В смерти противно именно то, что света больше нет. Мрак – это ужасно!.. Что-то мы воспарили к метафизическим высотам… Это хорошо, это редко бывает. Вы думаете, что сможете разобраться со всем тем, что я вам тут наговорила?..
Личное дело
1966 Софи Мопю родилась 17 ноября в Париже. Отец – шофер-дальнобойщик, мать – продавщица.
1980 Меняет имя, снимаясь в подростковой драме «Бум» Клода Пиното.
1983 Получает премию «Сезар» в категории «Надежда» за лучшую женскую роль в фильме «Бум-2». Знакомится с будущим мужем, польским кинорежиссером Анджеем Жулавским.
1986 Выход Certitude («Убежденность»), первого альбома певицы Марсо.
1991 За свой сценический дебют получает театральную премию «Мольер».
1992 Вступает в благотворительную организацию «Радуга», которая помогает больным детям исполнять их желания.
1994 Съемки в «Храбром сердце» Мела Гибсона, первом для Марсо голливудском проекте.
1995 Рождение Венсана, сына Анджея Жулавского.
1996 Роль Анны Карениной в американо-российской экранизации романа Льва Толстого. Знакомство со вторым мужем, американским продюсером Джимом Лэмли.
1997 Выход «Лгуньи», автобиографического романа писательницы Марсо.
1999 «И целого мира мало» – 19-й фильм «бондианы», с Марсо в роли «девушки Бонда».
2002 Полнометражный фильм Марсо-режиссера «Поговори со мной о любви». Приз «За лучшую режиссуру» на кинофестивале в Монреале. Рождение Жюльет, дочери американского продюсера Джима Лэмли.
2006 В качестве режиссера Софи Марсо снимает свой второй полнометражный фильм Trivial, который должен выйти на экраны в этом же году.
Текст:Элен МатьеИсточник фотографий:CAMERA PRESS FOTOBANK.COM, Vostock photo, EAST NEWS
Новое на сайте
Как достигать целей в период неопределенности: 7 правил
Сериал «Король и Шут» оправдывает надежды и вызывает ностальгию: комментарии зрителей и психолога
«Любовь парня к аниме-девушкам с большой грудью бьет по моей самооценке»
Работа с пограничным расстройством личности: техника ментализации
Голова болит с похмелья? Как привести себя в порядок — советы врача
От Эдипа до Нарцисса: как изменилось воспитание детей — взгляд нейропсихолога
«Свекровь шантажирует и давит на жалость. Как помочь мужу справиться с этим?»
«Мужчина должен решить, кто ему важнее: его „женщина для секса“ или я»
Софи Марсо: «Надеюсь, любовь всегда останется загадкой» Стивен Маккензи
30 апр. 2022
Софи Марсо в
Я люблю Америку.
Фото: Prime Video
Софи Марсо любит снимать фильмы по той же причине, по которой зрители любят их смотреть, а именно, немного эскапизма.
«Весь процесс создания фильма особенный, — говорит она. «Для меня это как воссоздание другого мира. Кроме того, вы являетесь частью семьи. В течение двух или трех месяцев о вас полностью позаботятся. И жизнь больше не может добраться до тебя».
Марсо — один из самых известных и плодовитых актеров Франции. Международной аудитории она наиболее известна по фильму Храброе сердце и является вторым главным злодеем Джеймса Бонда, который является женщиной, в Мира мало (Лотте Леня в Из России с любовью другой), и 55- летняя — мегазвезда в своей родной стране.
Но, несмотря на то, что в этом виртуальном интервью к ней присоединилась ее собака Личи (по-французски личи), она не чувствует себя «сильной и суперсчастливой».
«Честно говоря, когда фильм выходит, весь процесс продвижения, это тяжело, потому что чувствуешь себя очень уязвимым. Это очень парадоксально, потому что, когда ты актер, ты должен быть замечен и на тебя должны смотреть».
Я говорю ей, что играть перед камерой, вести фильм, для большинства людей было бы намного страшнее.
«Да, я понимаю, но именно поэтому ты не актер. Камера абсолютно обезличена. Легче признаться в себе кому-то, кого вы не знаете, чем кому-то, кого вы знаете, так или иначе, потому что нет осуждения. Это вымысел, а вымысел в каком-то смысле защищает нас».
Ее последний фильм — Я люблю Америку . Марсо играет Лизу, которая решает начать новую жизнь, переехав из Парижа в Лос-Анджелес, где она преодолевает множество падений, но некоторые взлеты современной сцены свиданий.
Романтическая комедия была тесно связана с опытом сценариста/режиссера Лизы Асуэлос, но Марсо могла сама понять элементы истории.
«Я всегда все отношу к себе или своему пониманию мира. Если я могу что-то понять, то только потому, что могу поделиться тем же. Например, я не могу разделить чувство паука, это что-то совершенно странное. Но все человеческое мы должны уметь ретранслировать в актерское мастерство.
«Единственное, что меня действительно интересует, это психология. Истории людей, откуда они, почему они так поступают и ведут себя в этот момент?
«Я не знаю, что делает человека актером. Может быть, способность к состраданию или сочувствию. Как универсальность. Когда я еду в Китай, я чувствую себя китайцем; когда я поеду в Албанию, я буду чувствовать себя албанцем».
Когда ты едешь в Голливуд, ты становишься кем-то другим?
«Нет, я невосприимчива к некоторым местам», — указывает она.
«У меня другой опыт, потому что я не Лиза. Но я оставляю свои вещи, и меня интересуют вещи Лизы. Я понимаю, через что она проходит, когда едет в Америку, и почему она влюблена в эти огни. Я разделяю ее счастье. Она не горькая. Она хочет, чтобы жизнь была красивой и полной любви».
Поддержите нас, подписавшись на номер
Подписка на журнал Big Issue означает, что вы можете поддержать некоторых из наиболее маргинализированных людей в Великобритании и читать каждую неделю по специальной единовременной цене в 6 фунтов стерлингов за первый месяц.
Подпишитесь сегодня
Это третья совместная работа Марсо с Асуэлосом, поэтому игра ее альтер-эго ее не смутила.
«Я переводчик, мне нужно направление», — говорит она. «Конечно, у меня тоже есть свое мнение, но что мне действительно нужно, так это сильный, самоуверенный режиссер, который заставляет меня танцевать — если они хотят, чтобы я танцевал, рок-н-ролл или пасодобль, я следую их ритму.
«Быть как инструмент, знаете, как флейта, как гитара. Та самая гитара
может издавать так много разных звуков. Вот кем я себя считаю».
Фильм называется Я люблю Америку – каковы сейчас отношения между Францией и США?
«Он поднимается и опускается. Мы очень разные, но противоположности тоже притягиваются друг к другу».
Я люблю Америку исследует впечатляющий диапазон отношений, пока Лиза погружается в сцену свиданий со смешанными результатами. В одной из сцен Лиза говорит, что ей трудно понять, как работает калифорнийский роман, потому что «во французском языке у нас нет этого слова «свидание» — его не существует.
Либо мы трахаемся, либо нет».
Правда ли, что во французском языке нет слова «дата»?
«Вроде… да, нет. Что бы мы сказали… свидание любовное? Может, я уже слишком стар. Не знаю, есть ли у молодых людей особое слово.
«Во Франции мы иногда путаемся в тонкостях. Но также потому, что я думаю, мы не хотим ограничивать все одним параметром. Нас устраивает, что мы не совсем ясны».
Поддержите Большой Выпуск
Каждый из наших продавцов покупает свои экземпляры журнала по 1,75 фунта стерлингов каждый, продавая их по 4 фунта стерлингов и удерживая разницу. Посетите нашу интерактивную карту, чтобы найти ближайшего поставщика.
Найдите местного поставщика
Являются ли отношения и романтика вещами, в которых человек становится более опытным по мере взросления?
«Надеюсь, это всегда останется загадкой, — отвечает Марсо, — иначе это было бы ужасно. Очень сложно собрать двух людей вместе и заставить их работать. Даже с собой иногда ссоришься, так представь с другим человеком.
«Нет, это красиво и неприкасаемо. И очень хрупкий. Вот что делает его таким ценным.
«Мы все верим в истории любви, даже если иногда мы сломлены или отчаялись. Это то, что всегда дает вам надежду. И это заставляет ваше сердце биться, это делает вас живым.
«А когда тебе 50 и больше, ты больше эксперт?
«Любовь не имеет возраста. Это заставляет вас страдать и делает вас счастливыми в равной степени, если вам 13 или 70 лет. Если вы влюбляетесь в кого-то, как вы можете это контролировать? Даже в 50 лет можно вести себя как подросток».
Я люблю Америку доступен на Prime Video
«Я знаю, что это было неправильно… но мне нужны были хорошие детали»
«Я не боюсь выносить на свет темные, сложные предметы, — говорит Софи Марсо. Будь то жестокое обращение с женщинами в киноиндустрии (из-за чего она «иногда злится, часто злится») или помощь в смерти — тема ее трогательного нового фильма «Все прошло хорошо» — Марсо считает, что мы «всегда должны задаваться вопросом и задавать большие вопросы».
вслух. Это в моей природе. Я не из тех, кто подчиняется приказам — c’est pas moi!»
Разговаривая по телефону из своей парижской квартиры, 55-летняя французская актриса, получившая международную известность в 1990-х годах вместе с Мелом Гибсоном в фильме «Храброе сердце» и в роли злодейки Бонда Электры Кинг в фильме «И целого мира мало», говорит целеустремленно. Она только что вернулась из Канн, где прошлась по красной дорожке в эффектной алой накидке и почувствовала прилив энергии от фестивальной «атмосферы молодости и творчества».
Марсо, дебютировавшая в 1980 году в возрасте всего 13 лет в роли веселой школьницы в фильме «Бум» («Вечеринка»), также была воодушевлена критикой за ее превосходно сдержанную игру в фильме «Все прошло хорошо» в роли, написанной специально для нее любимцем французского арт-хауса Франсуа Озоном.
Она играет Эммануэле, писательницу, чей 85-летний отец Андре (Андре Дюссолье) переносит изнурительный инсульт и просит ее помочь ему умереть.
В серии воспоминаний нам показано, как однажды влиятельный бизнесмен издевался и унижал свою маленькую дочь так жестоко, что она мечтала убить его. Но когда он просит ее покончить с собой, она обнаруживает, что все не так просто — ни на эмоциональном, ни на практическом уровне.
Это вызывающе негламурный фильм с фонтанами мокроты и трясущимися от болезни Паркинсона руками, и зрители могут быть удивлены, обнаружив в нем такую прославленную красавицу, как Марсо. Оглядываясь на ее старые интервью, я поражаюсь склонности журналистов объективировать ее, падая в обморок из-за ее «глаз, о которых можно было бы писать стихи» и «густых блестящих волос, соблазняющих пальцы». Один писатель назвал Марсо «самой отвлекающе сексуальной женщиной, которую я когда-либо встречал».
Марсо с Пирсом Броснаном «И целого мира мало» Кредит: Image.net «Лучше, чем дать по морде, а?» Марсо смеется, когда я спрашиваю, беспокоили ли ее такие комментарии. «Я не собираюсь жаловаться на то, что мне говорят, что я красивая.
Она смягчается. «Я становлюсь старше. Я никогда не смогу быть красивее, чем была, и было бы больно гнаться за этим. Мне нужно быть свободной в работе, а это означает чувствовать эмоции, а не думать о своих морщинах».
«Все прошло хорошо» — это второй фильм Марсо за последние несколько месяцев, хотя вряд ли он может быть более непохожим на «Я люблю Америку», бурной романтической комедией Amazon Prime, в которой она играет разведенного французского кинорежиссера, ищущего любовь в Лос-Анджелесе. «Во французском языке у нас нет этого слова «свидание» — его не существует», — ее персонаж. «Либо мы трахаемся, либо нет».
«Мы не должны заставлять себя адаптироваться к другим культурам, — говорит она. «Я чувствую себя таким французом в Америке. Такой французский! Я курю. Я не всегда жду зеленого сигнала светофора, чтобы перейти дорогу. Мне нужно сесть, чтобы поесть. Я говорю там о религии, сексе, политике… Мне это нравится. Это делает мою жизнь солью!»
Кажется, Марсо счастлива, но когда я говорю, что она нашла удовлетворение, она возмущается. Дочь водителя грузовика и продавца, она говорит мне, что боролась со своей ранней славой и винит ее в постоянном одиночестве. «Когда ты становишься знаменитым в таком юном возрасте, ты защищаешь себя, создавая пузырь вокруг своей уязвимости», — говорит она. «Цена, которую вы платите за безопасность, — это изоляция.
Она с «грустью» оглядывается на свои подростковые годы, когда «Бум» и его продолжение, выпущенное двумя годами позже, сделали ее имя нарицательным во Франции. Слава была таким «жестоким потрясением». Я был поражен. Моя семья была поражена. Мое лицо было на обложках журналов, но люди путали меня с персонажем, которого я играл. Я действительно не знаю, как я прошел через это. Мои родители держали меня на ногах, этого было достаточно, и они пытались убедиться, что со мной обращаются справедливо, но я помню унижение на некоторых сеансах кастинга».
Она вспоминает, как переживала, «будучи 16-летней девочкой, когда те парни от 50 до 60 лет просили меня: «Сними рубашку, потому что это сексуальная сцена». Я был ничем. Вы не можете использовать свой возраст или авторитет, чтобы попросить молодую девушку раздеться.
Ни за что! Я знаю, что это было неправильно. Но также, я много раз был не уверен, что делать. Я была актрисой и хотела хороших ролей. Я понимаю, почему девушками пользуются».
Рассказывая о влиянии движения MeToo, Марсо говорит, что она осознает, что «изменения были немного радикальными, немного насильственными. Но это было необходимо, и я рада, что теперь у женщин громче голоса и больше авторитета».
Марсо была еще подростком, когда у нее начались 16-летние отношения с Анджеем Жулавским, польским кинорежиссером, который был на 26 лет старше ее. (Их сын Винсент родился в 1995 году.) Интересно, чувствовала ли когда-нибудь Марсо, что Жулавски его эксплуатирует, но она говорит мне, что видела в нем «щит», который предлагал «защиту» от общественного контроля, который, по ее мнению, до сих пор остается «некоторым». части меня навсегда застряли в 13. Я чувствую себя очень старой и очень молодой одновременно. Я работаю уже 43 года, но не повзрослел, как другие люди».
В 2001 году Марсо ушел от Жулавски к Джиму Лемли, американскому продюсеру; их дочь Джульетта родилась в следующем году.
Позже она провела семь лет с американским актером Кристофером Ламбертом.
Жулавски умерла от рака в 2016 году, мать Марсо умерла в 2017 году, а отец — в 2020-м. «Все меняется, когда кто-то из близких оказывается между жизнью и смертью», — говорит она мне. «Вы перевернуты с ног на голову. Я сопровождал своих родителей в больницу, и я думаю, что это облегчает представление о смерти. Во Франции службы [здравоохранения] очень хорошие, и врачи и медсестры приезжали ухаживать за ними на дому. И я был с ними». Она делает вдох. «Я думаю, что самое ужасное, что произошло во время пандемии, — это то, что люди умирали в одиночестве».
Марсо говорит, что потеря ее родителей усугубила одиночество, которое она впервые испытала, когда стала знаменитой, и оно еще больше усилилось с тех пор, как ее дети покинули дом, хотя «это то, чего вы хотите, как родитель. Вы хотите, чтобы они летали на своих крыльях. Это означает, что вы выполнили свою работу».
