Сьюзен Сонтаг «Смотрим на чужие страдания»
Cовместная издательская программа Музея современного искусства «Гараж» и издательства Ad Marginem
Книга является продолжением сборника эссе «О фотографии». Сонтаг рассматривает фотографию как метод визуальной репрезентации войны и насилия в современной культуре.
«Смотрим на чужие страдания» (2003) — последняя прижизненная книга Сонтаг, своеобразное продолжение и дополнение к ставшему классическим сборнику эссе «О фотографии», изданному на четверть века ранее (он также опубликован на русском языке в рамках издательской программы Центра «Гараж» и издательства Ad Marginem). В этой книге Сонтаг исследует фотографию как метод визуальной репрезентации войны и насилия в современной культуре. Автор рассматривает историю изображения войны — начиная со знаменитой серии офортов Гойи и фотографий, сделанных во время Гражданской войны в США, вплоть до современных образов войн в бывшей Югославии, Руанде, Израиле и Палестине — и пытается ответить на вопросы: в чем цель демонстрации ужасов войны? какое воздействие оказывает на нас созерцание чужого страдания на телевидении или в прессе? побуждают ли нас самих к насилию картины чужой жестокости?
Сонтаг дает обзор накопленных за последние полтора столетия военных фотодокументов, обращая внимание читателей на изменение техники, стилистики и идеологических установок.
Например, во время Крымской и американской Гражданской войн сражения еще не были доступны фотокамере, и даже во время Первой мировой фотографировали в основном не сами бои, а их последствия; вплоть до войны во Вьетнаме в военной фотографии часто применяли инсценировки и реконструкции.
Но можем ли мы верить фотографиям, действительно сделанным в разгар боя? Без подписи и контекста такой снимок может быть истолкован по-разному (так, воюющие друг с другом стороны могут использовать одни и те же изображения погибших в бомбежке детей в пропагандистских целях, просто поменяв подписи). Объективность присуща фотографии по природе, но, с другой стороны, напоминает Сонтаг, надо помнить, что это всегда чья-то точка зрения, регистрация реальности и в то же время личное свидетельство и интерпретация. Сам отбор материала и кадрирование, при котором что-то остается за рамкой, являются субъективными.
Современное информационное пространство перенасыщено образами жестокости: лучше всего «продаются» новости о чужих страданиях, поэтому «фотография нацелена на поиски все более драматических образов, и это стало нормой в культуре, где шок — ведущий стимул потребления и источник ценности».
«В мире, где фотография великолепно служит консьюмеристским манипуляциям… морально чутких фотографов и идеологов фотографии все больше беспокоит вопрос об эксплуатации зрительских чувств (жалости, сострадания, негодования) в военной фотографии и механические способы вызывать нужные чувства», — пишет Сонтаг. Проблема манипуляции чувствами зрителей приводит автора к рассуждению о связи военной фотографии с идеологией, цензурой и властью. История военной фотографии началась с позорной пропагандистской кампании с целью создать позитивный образ воинской профессии — серии снимков Роджера Фентона о Крымской войне, заказанной британским правительством. В этом цикле не было ни реальных военных действий, ни раненых или погибших, только постановочные «сцены на привале».
Постановочными были и многие более поздние фотографии военных триумфов, в частности установка красного флага над Рейхстагом Евгения Халдея или водружение американского флага над Иводзимой в феврале 1945-го. И лишь начиная с войны во Вьетнаме происходит резкое сокращение числа инсценированных фотографий, и не случайно фотографы, работавшие на этой войне, в большинстве своем относились к ней критически.
Собственно с появлением независимых от командования военных фотографов возникла и цензура в военной фотографии (одним из самых жестких недавних примеров стала британская кампания на Фолклендских островах в 1982 году). Сонтаг пишет и о самоцензуре западных фотожурналистов, в результате которой установились двойные стандарты в изображении «наших» и «чужих» убитых.
В книге также поднимаются вопросы ответственности и власти. Зачем нам смотреть на фотографии далеких ужасов, когда мы сами ничего не можем в них изменить? Нужно задуматься, считает Сонтаг, нет ли взаимосвязи между нашими привилегиями и страданиями незнакомых людей — «вот задача, которую еще только приоткрывают перед нами эти мучительные, тревожащие картины». Этическая ценность изображений войны еще и в том, чтобы поставить перед собой вопрос о власти: «Эти изображения предлагают обратить внимание, задуматься, выяснить, чем оправдывают необходимость массовых страданий те, у кого сила? Кто устроил это? Кто за это в ответе?»
Военная фотография играет важную роль и в формировании коллективной памяти нации.
«Всеми узнаваемые фотографии являются составной частью того, о чем общество пожелало думать», эти снимки конденсируют в себе общие идеи о «важных исторических моментах». Некоторые жестокости становятся институциализированными — например, холокост, — а смысл мемориальных музеев геноцида с их коллекциями фотографий в том, чтобы изображенные на них преступления продолжали фигурировать в коллективной памяти.
ключевая фигура социокультурной литературы и легендарный фотокритик
В историю фотографии вписаны не только мастера, создававшие всем известные снимки, но и люди, казалось бы, из совершенно других сфер. Яркий тому пример — американская писательница Сьюзен Зонтаг (Susan Sontag), оказавшая влияние на всю визуальную культуру ХХ века. Казалось бы, что общего у литераторов и фотографов? Конечно, они используют все тот же творческий «инструментарий» — воображение и способность увидеть то, чего не видят другие. Но в реальности не каждый писатель может похвастаться местом в пантеоне деятелей кино, театра и фотографии.
Сьюзен Зонтаг — исключение.
Центральной формой самовыражения писательницы была художественная критика. Известнейший и влиятельнейший автор, она написала в середине 1960-х ряд ключевых для эпохи эссе, после публикации которых искусство перестало быть прежним. Ее книга «О фотографии», сборник статей разных лет, вышедший в 1977 году, считают фундаментальным теоретическим трудом по фотодокументалистике. Еще одна работа — «Против интерпретации» — стала манифестом против потребления, в том числе культурного. Как зрителю взаимодействовать с художественными произведениями в эпоху переизбытка контента? Как воспринимать и интерпретировать message автора и стоит ли это делать?
Зонтанг утверждала, что умение чувствовать — главное в отношениях между автором художественного произведения и зрителем. Объяснение той же фотографии «одомашнивает» искусство, делает его ручным, но оно, как и сами люди, — какое угодно, но не одинаковое для всех. Ее точку зрения разделяли многие великие фотографы, писатели и кинодеятели — ее связывали тесные отношения с Энни Лейбовиц (они были близки и дружили до смерти Сьюзен от лейкемии), она была знакома с Энди Уорхолом и Иосифом Бродским, о котором написала еще одно легендарное эссе.
Ее снимал в кино Вуди Аллен и она сама была автором нескольких сценариев к фильмам. Однако, в историю Зонтаг вошла, прежде всего, как художественный, социо-культурный и фотокритик.
Философия, этика и конфликты фотоискусства
Одна из самых известных работ автора — «О фотографии», сборник эссе, последовательно раскрывающих темы феномена документальной фотографии. Сьюзен подняла тему этики снимка, в особенности трагического. Обнажая проблему, фотография с ее правильной композицией и эстетикой странным образом уменьшает значимость человеческих горестей, превращая их в зрелище. Она считала, что снимок, показывая страшные вещи, примиряет нас с ними, а об этом нельзя забывать. Иллюстрацией к постулату Сьюзен стало ее противостояние с Дианой Арбус — один из наиболее глубоких художественных конфликтов ХХ века, затронувший основы восприятия негатива и чужой боли.
Диана, работавшая в жанре странного и порой устрашающего макабра — маргинальное и деструктивное начало, столкнувшееся с чистым аналитическим взглядом писательницы.
Зонтаг скорее не принимала снимки Арбус, нарушающие все каноны и протестующие против социальных табу. В то же время она признавала их важность. Автор беспощадно относилась к ханжеству и нарушениям человеческих прав, будь то табуирование людей с физическими недостатками, больных раком и СПИД, война во Вьетнаме или югославский конфликт, который она наблюдала своими глазами.
Именно Сьюзен впервые четко сформулировала тему общественной функции «человека с камерой». «Замораживая» время, фотограф сохраняет память — не только личную, семейную, но и коллективную, социальную. Зонтаг даже называла снимки «коротким убийством», подчеркивая, что через него зритель становится участником сцены, попавшей в кадр. Однако, фотография — не только хладнокровная фиксация событий.
Снимок позволяет обрести собственную идентичность, понять себя и, что немаловажно, презентовать обществу. В книгах, известных всем профессиональным фотографам, Зонтаг поднимает темы поистине философские — возможно ли интерпретировать искусство до конца (по ее мнению — нет), всегда ли оно обладает содержанием и как важно разрабатывать язык чувственных образов для его описания.
Жизнь, рефлексия и выражение их через творчество
Публичный, открытый, интеллектуальный автор, Сьюзен Зонтаг была сторонницей непосредственного опыта. Противопоставляя его интерпретациям, она была человеком с открытым взглядом на экспериментальное искусство, которое, впрочем, нещадно критиковала. Ее всегда считали «белой вороной» — еще с детства, когда кроме книг, у Сьюзен Розенблатт (это ее настоящая фамилия) друзей не было.
Родилась Сьюзен 16.01.1933 года в семье нью-йоркских евреев. Поступила в университет Беркли в 15-летнем возрасте. Переведясь оттуда в Чикагский университет, Сьюзен окончила учебу в 1951 году и вышла замуж за Филипа Рифа. У них родился сын Дэвид — единственный ребенок писательницы.
Еще в университете девушка начала писать культурологические эссе, а впоследствии стала преподавать в университете. Получив степень магистра философии в Гарварде, она на время отказалась от академической карьеры и уехала в Париж из-за проблем сексизма.
Во Франции Зонтаг активно писала, занималась кинематографом, изучала фотографию и зарождающийся язык нового бунтарского искусства. Вернувшись в Америку в 1958 году, она развелась с мужем и посвятила себя писательству и художественной критике.
На протяжении нескольких десятилетий, публикуя исследования выразительных средств обновляющейся культуры, Зонтаг поистине расставила ее основные вехи. Вульгарная эстетика как выразительный инструмент, болезни как метафора, авангардизм и этика крайности — она не боялась поднимать эти и другие неоднозначные темы. Даже заболев раком, она не перестала работать до смерти в Нью-Йорке в 2004 году.
Энни Лейбовиц, снимавшая Сьюзен последние 15 лет ее жизни, выпустила в соавторстве с писательницей книгу «Женщины» (2000 год). Последняя работа Зонтаг — «Глядя на боль других» — продолжала темы, которые автор поднимала всю жизнь. Ее творческое наследие — новая эстетика, моральность и принятие фотографии как могущественной силы, способной влиять на судьбу нашего сложного общества.
Сьюзан Зонтаг | Биография, фотографии, заметки о лагере и факты
Сьюзан Зонтаг
Смотреть все медиа
- Дата рождения:
- 16 января 1933 г. Нью-Йорк Нью-Йорк
- Умер:
- 28 декабря 2004 г. (71 год) Нью-Йорк Нью-Йорк
- Награды и награды:
- Национальная книжная премия
- Известные работы:
- «СПИД и его метафоры» «Против интерпретации и других эссе» «Одновременно: очерки и речи» «Комплект смерти» «Болезнь как метафора» «В Америке» «Заметки о «Кэмпе» » «Стили радикальной воли» «Любовник вулкана: Романтика» «Под знаком Сатурна»
Посмотреть весь связанный контент →
Сьюзан Зонтаг , урожденная Susan Rosenblatt , (род. 16 января 1933, Нью-Йорк, Нью-Йорк, США — умерла 28 декабря 2004, Нью-Йорк), американский интеллектуал и писатель, наиболее известный своими эссе о современной культуре.
Зонтаг (принявшая фамилию отчима) выросла в Тусоне, штат Аризона, и в Лос-Анджелесе. Она училась в Калифорнийском университете в Беркли в течение одного года, а затем перевелась в Чикагский университет, который окончила в 1951 году. Она изучала английскую литературу (MA, 1954) и философию (MA, 19 лет).55) в Гарвардском университете и преподавала философию в нескольких колледжах и университетах до публикации своего первого романа « Благодетель » (1963). В начале 1960-х годов она также написала ряд эссе и обзоров, большинство из которых были опубликованы в таких периодических изданиях, как The New York Review of Books , Commentary и Partisan Review . Некоторые из этих коротких статей были собраны в «Против интерпретации» и «Другие эссе» (1966). Ее второй роман, 9За 0039 Death Kit (1967) последовал еще один сборник эссе Styles of Radical Will (1969). Ее более поздние критические работы включали «О фотографии» (1977), «Болезнь как метафора» (1978), «Под знаком Сатурна» (1980) и «СПИД и его метафоры» (1989).
Она также написала исторические романы «Любовник вулкана: Романтика » (1992) и « В Америке » (2000).
Викторина «Британника»
Викторина американских писателей
Кто написал Любимый? Как насчет листьев травы? Приготовьтесь проверить свои самые глубокие знания об американских писателях с помощью этой викторины длиной в книгу.
Для очерков Зонтаг характерен серьезный философский подход к различным аспектам и личностям современной культуры. Впервые она привлекла внимание всей страны в 1964 году с эссе под названием «Заметки о лагере», в котором она обсуждала атрибуты вкуса в гей-сообществе. Она также писала на такие темы, как театр и кино, и таких деятелей, как писательница Натали Саррот, режиссер Роберт Брессон и художник Фрэнсис Бэкон. Помимо критики и художественной литературы, она писала сценарии и редактировала избранные произведения Ролана Барта и Антонена Арто. Некоторые из ее более поздних сочинений и речей были собраны в 
Редакторы Британской энциклопедии Эта статья была недавно отредактирована и обновлена Эми Тикканен.
Сьюзан Зонтаг и нечестивая практика биографии
Два тома дневников Сьюзен Зонтаг, отредактированных ее сыном Дэвидом Риффом, опубликованы, третий готовится к печати. В предисловии к первому тому, вышедшему в 2008 году под названием «Возрождение», Рифф признается в своей неуверенности в отношении проекта. Он сообщает, что на момент своей смерти в 2004 году Зонтаг не дала никаких указаний относительно десятков блокнотов, которые она заполняла своими личными мыслями с подросткового возраста и которые она держала в шкафу в своей спальне. «Предоставленный самому себе, — пишет он, — я бы долго ждал, прежде чем опубликовать их, или, может быть, вообще не опубликовал бы их». Но поскольку Зонтаг продала свои статьи Калифорнийскому университету в Лос-Анджелесе, и доступ к ним был в основном неограниченным, «либо я их систематизирую и представлю, либо это сделает кто-то другой», так что «казалось, лучше идти вперед».
В них Зонтаг ругает себя почти за все, что можно бить себя за исключением убийства. Она лжет, обманывает, выдает секреты, она жалко ищет одобрения других, она боится других, она слишком много говорит, слишком много улыбается, она непривлекательна, она недостаточно часто моется. В феврале 1960 года она перечисляет «все, что я в себе презираю». . . быть моральным трусом, быть лжецом, быть нескромным в отношении себя и других, быть фальшивым, быть пассивным». В августе 1966 лет, она пишет о «хронической тошноте — 
Мир воспринял дневники достаточно спокойно; публикуемые дневники не пользуются большой популярностью. Будет интересно посмотреть, вызовет ли больше ажиотажа авторизованная биография Бенджамина Мозера «Зонтаг: ее жизнь и работа» (Ecco), которая в значительной степени опирается на дневники. Мозер верит Зонтаг на слово и не питает к ней иллюзий так же, как и к самой себе. Солидные литературные достижения и впечатляющий мирской успех, которые мы связываем с Зонтаг, были, по словам Мозера, всегда омрачены презренным страхом и неуверенностью, все чаще сопровождаемым непривлекательным поведением, порождаемым страхом и неуверенностью. Устрашающе эрудированная, поразительно красивая женщина, ставшая звездой нью-йоркской интеллигенции, когда едва исполнилось тридцать, после публикации эссе «Заметки о лагере», и которая продолжала выпускать книгу за книгой передовой критики и художественной литературы, унижена в этом биография. Она выходит из этого как человек, которого больше жалеют, чем завидуют.
Если журналы подтверждают подлинность мрачного портрета Мозера, то его интервью с друзьями, любовниками, членами семьи и сотрудниками делают его мрачнее. Почему люди рассказывают биографам о своих покойных знаменитых друзьях? В большинстве случаев мотив доброкачественный: информант хочет быть полезным, хочет поделиться тем, что он знает о предмете, полагая, что подробности, в которые он и только он посвящен, будут способствовать полноте портрета. Может быть замешано немного самомнения: интервьюируемый польщен тем, что его пригласили на вечеринку. Конечно, он намерен быть осторожным, держать некоторые вещи при себе. Однако самые лучшие намерения могут рухнуть в колесе умелого (или даже неумелого) интервьюирования. Осмотрительность так быстро превращается в неосмотрительность под волнующим заклинанием безраздельного внимания. Таким образом, киновед Дон Эрик Левин, близкий друг Зонтаг, является источником Мозера, написавшего, что «когда Джаспер [Джонс] бросил ее, он сделал это таким образом, что это опустошило бы почти любого.
Если друзья не могут совладать со своей амбивалентностью, то как насчет врагов, которым не терпится отомстить? «Сьюзен очень хотела быть нравственно чистой, но в то же время она была одним из самых аморальных людей, которых я когда-либо знал.
Патологически так. Предательски», — говорит Мозеру взбешенная подружка из шестидесятых Ева Коллиш, как будто ждала его звонка полвека. Мозер принимает ее обиды за чистую монету и вплетает их в свой беспощадный рассказ.
Биографам часто надоедают сюжеты, с которыми они слишком фамильярно фамильярничают. Мы никого не знаем в жизни так, как биографы знают своих героев. Это нечестивая практика — рассказывать чужую историю жизни на основе угнетающе огромного количества случайной, не обязательно достоверной информации. Требования, которые это предъявляет к способности практикующего различать, а также к его способности к сочувствию, могут оказаться невыполнимыми. Однако раздражение Мозера Зонтаг подпитывается чем-то, что лежит за пределами проблематики биографического письма. В середине биографии он сбрасывает маску нейтрального наблюдателя и обнаруживает себя — можно даже сказать, выходит — интеллектуальным противником своего субъекта.
На самом деле каминг-аут под вопросом. Поводом послужило потрясающе хорошее эссе Зонтаг «Очаровательный фашизм», опубликованное в «Нью-Йорк Ревью оф Букс » в 1975 году и перепечатанное в книге «Под знаком Сатурна», в которой она справедливо разрушила только что восстановленную репутацию Лени Рифеншталь, показав ее быть сторонником нацистов до мозга костей.
«Она могла многое сделать, и гей-активисты умоляли ее сделать самое простое, самое смелое и самое принципиальное дело», — пишет он. «Они просили ее сказать «я», сказать «мое тело»: выйти из туалета». Мозер не может простить ей этого отказа. Любовная жизнь Зонтаг была необычной. В пятнадцать лет она написала в своем дневнике о «лесбийских наклонностях», которые обнаружила в себе. В следующем году она начала спать с женщинами и получать от этого удовольствие. Одновременно она писала о своем отвращении к мысли о сексе с мужчинами: «Ничего, кроме унижения и унижения при мысли о физических отношениях с мужчиной. это все? — это так глупо». Менее чем через два года, будучи студенткой Чикагского университета, она вышла замуж — за мужчину! Это был Филип Рифф, двадцатидевятилетний профессор социологии, у которого она работала научным сотрудником и с которым прожила в браке восемь лет. Первые годы брака Зонтаг с Риффом наименее задокументированы в ее жизни, и они немного загадочны, оставляя многое для воображения.
Это то, что вы могли бы назвать ее годами в пустыне, годами до того, как она стала знаменитой фигурой, которой она оставалась до конца своей жизни. Она последовала за Риффом в места его академических встреч (в том числе в Бостон, где Зонтаг работала в аспирантуре на факультете философии Гарварда), забеременела и сделала вынужденный незаконный аборт, снова забеременела и родила сына Дэвида.
«Ужасное покрытие».
Мультфильм Джулии Сьютс
Между Зонтаг и Риффом была огромная интеллектуальная близость. «В семнадцать лет я встретила худощавого, широконогого, лысеющего мужчину, который говорил и говорил, снобистски, по-книжному, и называл меня «Милый». Через несколько дней я вышла за него замуж», — вспоминала она в дневниковой записи 1973 года. К моменту замужества в 1951 году она обнаружила, что секс с мужчинами не так уж и плох. Мозер цитирует документ, который он нашел среди неопубликованных бумаг Зонтаг, в котором она перечисляет тридцать шесть человек, с которыми спала в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет, среди которых были как мужчины, так и женщины.
Мозер также цитирует найденную им в архиве рукопись, которую он считает воспоминаниями о браке: «Большую часть первых месяцев брака они оставались в постели, занимаясь любовью четыре или пять раз в день, а в перерывах между разговорами и разговорами. бесконечно об искусстве, политике, религии и морали». У пары не было много друзей, потому что они «склонны критиковать их из-за неприемлемости».
В дополнение к своей дипломной работе и заботе о Дэвиде Зонтаг помогала Риффу с книгой, которую он писал, которая должна была стать классикой «Фрейд: разум моралиста». Она становилась все более неудовлетворенной браком. «Филип — эмоциональный тоталитарист, — писала она в своем дневнике в марте 1957 года. Однажды с нее это надоело. Она подала заявку и получила стипендию в Оксфорде, оставив мужа и ребенка на год. После нескольких месяцев в Оксфорде она поехала в Париж и разыскала Харриет Сомерс, которая была ее первой любовницей десятью годами ранее. В течение следующих четырех десятилетий жизнь Зонтаг была отмечена чередой напряженных, обреченных романов с красивыми, замечательными женщинами, среди которых были танцовщица Люсинда Чайлдс и актриса и режиссер Николь Стефан.
Журналы документируют, иногда в мучительно откровенных подробностях, мучения и горя этих связей.
Если чувства Мозера к Зонтаг неоднозначны — он всегда кажется немного благоговейным, а также раздраженным ею — его неприязнь к Филипу Риффу остается неизменной. Он пишет о нем с полным презрением. Он издевается над своим фальшивым акцентом высшего класса и модной одеждой, сделанной на заказ. Он называет его мошенником. И он бросает эту бомбу: он утверждает, что не Рифф написал свою великую книгу, а Зонтаг. Мозер никоим образом не обосновывает свое утверждение. Он просто считает, что такой претенциозный подонок, как Рифф, не мог ее написать. «Книга настолько превосходна во многих отношениях, настолько полна разработка тем, которые отметили жизнь Сьюзан Зонтаг, что трудно представить, что она могла быть продуктом ума, который позже принес такие скудные плоды», — пишет Мозер. .
Самым веским доказательством, которое Мозер предлагает для своей диссертации, является письмо, которое Зонтаг написала своей младшей сестре Джудит в 1950 году о своей интересной новой работе в качестве научного сотрудника Риффа.
Одна из ее обязанностей, как она говорит Джудит, заключалась в том, чтобы читать, а затем писать рецензии как на научные, так и на популярные книги, которые Риффу было поручено рецензировать, и он был слишком занят или слишком ленив, чтобы читать и писать о себе. Конечно, это плохо отражается на Риффе, но едва ли доказывает, что Зонтаг написала «Разум моралиста». Интервью Мозер с современниками, знавшими, что Зонтаг работала над книгой, также не доказывают ее авторства. Тем не менее он настолько убедился в этом, что, цитируя «Разум моралиста», ловко говорит: «Она пишет» или «Зонтаг отмечает». С точки зрения Мозера, каждый писатель, сильно отредактированный, больше не может претендовать на роль автора своей работы. «Заставь меня переписать!» редактор городского совета лает в трубку в комедиях 1930-х годов о газетном мире. В мире Мозера переписать становится написать. Сигрид Нуньес в своих мемуарах «Sempre Susan» вносит, возможно, последнее слово в вопрос об авторстве «Разума моралиста»: «Хотя ее имя не фигурировало на обложке, она была полноправным соавтором, она всегда говорила.
На самом деле, она иногда шла еще дальше, утверждая, что сама написала всю книгу, «каждое слово». Я воспринял это как еще одно ее преувеличение».
Гении часто рождаются у родителей, не страдающих такими отклонениями, и Зонтаг принадлежит к этой группе. Ее отец, Джек Розенблатт, сын необразованных иммигрантов из Галиции, бросил школу в возрасте десяти лет, чтобы работать посыльным в нью-йоркской фирме по торговле мехом. К шестнадцати годам он продвинулся в компании до такой ответственной должности, что его отправили в Китай покупать шкуры. К моменту рождения Сьюзан, в 1933 году, у него был собственный меховой бизнес, и он регулярно путешествовал по Азии. Милдред, мать Сьюзен, которая сопровождала Джека в этих поездках, была тщеславной красивой женщиной, происходившей из менее грубой семьи еврейских иммигрантов. В 1938 лет, находясь в Китае, Джек умер от туберкулеза, оставив Милдред с пятилетней Сьюзен и двухлетней Джудит расти в одиночестве. Судя по всему, она была ужасной матерью, нарциссом и пьяницей.
