Сьюзен Сонтаг — Против интерпретации и другие эссе читать онлайн
12 3 4 5 6 7 …115
Сьюзен Сонтаг
Против интерпретации и другие эссе
Susan Sontag
Against Interpretation and Other Essays
Данное издание осуществлено в рамках совместной издательской программы Музея современного искусства «Гараж» и ООО «Ад Маргинем Пресс»
© The Estate of Susan Sontag, 1961, 1962, 1963, 1964, 1965, 1966 All rights reserved
© Борис Дубин, вступ. статья, перевод, общая редакция переводов, 2014
© В. Голышев, С. Дубин, Н. Кротовская, С. Кузнецов, В. Кулагина-Ярцева, Л. Оборин, Н. Цыркун, перевод, 2014
© ООО «Ад Маргинем Пресс», 2014
© Фонд развития и поддержки искусства «АЙРИС»/ IRIS Art Foundation, 2014
* * *
Несколько слов об этой книге
Дебютная книга эссеистики Сьюзен Сонтаг вышла в Нью-Йорке и Лондоне в 1966 году, уже за первый год выдержала, по моим сведениям, не меньше 10 допечаток, тут же была переведена на итальянский (1967), немецкий (1968) и голландский (1969) языки, а позже – на испанский (1984), китайский (2003) и польский (2012) и, не раз на этих языках потом републикованная, сразу – тем более за многие годы – вызвала на каждом из них шквал откликов.
Собственно, все, что Сонтаг хотела сказать, она в своей книге с обычной внятностью и энергией сказала, к тому же дополнив ее в 1996 году послесловием, где с достаточной жесткостью подвела итоги сказанному три десятилетия назад (специально подчеркну там парадоксальные, казалось бы, слова о своей позиции «хранителя культуры» и своем подходе к искусству как «традиционном»).
Над проблемами интерпретации искусства Сонтаг начала думать задолго до непосредственной работы над статьей, давшей заглавие ее книге: по дневникам и записным книжкам условное «начало» можно датировать 1956–1957 годами[2]. Я бы сопоставил тогдашние записи еще с одной, более ранней: «Искусство… всегда стремится к независимости от… разума»[3]. В открывающем книгу эссе – достаточно одного только его вызывающего заглавия (и титула книги в 300 страниц!) – Сонтаг дает формулу своего подхода, быстро ставшую крылатой: нужна не герменевтика, а эротика искусства. Это поворот принципиальный и, как видно в теперешней ретроспективе, крайне важный для искусства второй половины ХХ столетия в целом и, конкретно, для многих из тех фигур, от Андре Жида до Борхеса, которые на протяжении десятилетий привлекали интерес Сонтаг.
Тем самым, если говорить по необходимости более чем коротко, автор «Против интерпретации» на место восприятия как понимания поставил восприятие как воздействие, на место автора с его замыслом – читателя, слушателя, зрителя с его опытом, на место «глубины» – «поверхность», на место пассивности или реактивности «отражения» и «усвоения» – волю к выбору и деятельному самоосуществлению (но, добавлю, и к самоуничтожению[4]).
Приоритет воли – добавлю и попутно напомню заглавие второго сборника эссеистики автора, «Образцы безоглядной воли», – значимая для Сонтаг традиция, идущая от Ницше, Шпенглера, а потом Карла Шмитта (о последнем Сонтаг узнала, вероятно, через его ученика и корреспондента Лео Штрауса, чьи лекции слушала шестнадцатилетней в Чикагском университете). Важна здесь и связь между эротикой и самой потребностью писать, крайне существенная для самой Сонтаг и для авторов, ее в наибольшей степени интересовавших, – подскажу лишь Арто и Батая, Жене и Октавио Паса, Бруно Шульца и Хулио Кортасара (никто, понятно, никому не обещал, что подобная эротика будет только лишь ласковой и нежной).
Речь здесь и об эросе письма, и о почти обязательном для Сонтаг, как не раз признавала она сама, восхищении тем, о чем пишешь (и это – при репутации скандалистки!). Отсюда, возможно, ее отрицательная в ретроспективе оценка двух включенных в книгу «Против интерпретации» театральных обзоров, к тому же заказных, в которых преобладает язвительная критика.
Подход к искусству как не столько говорящему, сколько действующему объясняет, я думаю, и явное в книге «Против интерпретации», да и во всех других художественно-критических откликах Сонтаг, предпочтение, которое она отдает искусствам недискурсивным (живописи, скульптуре, хеппенингу и, конечно, обожаемому с детства искусству искусств – музыке), часто даже совершенно беззвучным (немое кино, фотография, танец), либо как будто бы и вовсе «не-искусствам» (дизайн, садово-парковая архитектура) перед слишком многословной литературой и особенно ее ключевым для Нового времени, наиболее велеречивым жанром – романом (многотомным романом-потоком, романом-эпопеей и т. п.). Характерна радикальная, даже, кстати, и по отношению к изобразительному искусству, реплика, брошенная у нее попутно, между делом, почти вскользь: «Если живопись и проза не могут быть не чем иным, кроме как строго избирательной интерпретацией, то фотографию можно охарактеризовать как строго избирательную прозрачность»[6] (и это, опять-таки, на первых страницах книги в триста страниц).
Читать дальше
12 3 4 5 6 7 …115
Сборник эссе Сьюзан Сонтаг «Против интерпретации» добрался до русского читателя сорок лет спустя
Дебютный сборник эссе Сьюзен Сонтаг (1933-2004) дошел до русского читателя почти 40 лет спустя. Первое его издание появилось в книжных магазинах Нью-Йорка и Лондона в 1966-м. Что означает: вошедшие сюда работы написаны Сонтаг в тридцать с небольшим.И от большей части помещенных сюда рецензий (на фильмы — книги — спектакли, названия которых или стали классикой, или давно забыты) действительно веет задором блестящей аспирантки, аспирантки-вундеркинда.
Проглотившей великую гору книг — от Аристотеля до Арто, от маркиза де Сада до Мориса Бланшо, от Кальдерона до Ионеско — и тщательно их обдумавшей. Идеи о стиле в искусстве, роли страдания для писателя, дневниках «идеального мужа современной словесности» Альбера Камю, «Печальных тропиках» Леви-Стросса или связи хеппенинга и сюрреалистической живописи Сонтаг бросает небрежно, но напористо, каждым афоризмом противостоя обывателю и академии, что для нее почти одно и то же: и те, и та претендуют на владение истиной.
Но есть и какая-то неожиданная поверхностность в этой бессистемной россыпи имен, примеров из литератур и философий всех столетий, в нежелании пояснять свою мысль после того, как она высказана, и почти наивность — в очарованности кинематографом как искусством: «Кино в определенном смысле пан-искусство. Оно способно включать в себя, жадно поглощать любые виды искусства: романы, поэзию, театр, живопись, скульптуру, танец, музыку, архитектуру».
Однако есть здесь несколько работ, которые остались в истории мысли о культуре и, надо думать, останутся еще долго.
Это меткая и точная работа «Единая культура и новое мировосприятие» — об открытости современного человека крайностям, от мучительной серьезности до забавы в искусстве. И это еще в большей степени программное эссе, давшее название сборнику, — «Против интерпретации».
В эпоху расцвета интерпретационных теорий, поясняющих, как следует воспринимать и толковать литературу и живопись, Сонтаг произнесла следующее: интерпретация — это месть интеллекта искусству и миру. «Истолковывать — значит обеднять, иссушать мир ради того, чтобы учредить призрачный мир «смысла». Мир, наш мир, и без того достаточно обеднен, обескровлен. Долой всяческие его дубликаты, покуда не научимся непосредственнее воспринимать то, что нам дано». За призывом к критикам оставить произведение художника таким, какое оно есть, уметь испытывать «свет самой вещи», научиться объяснять, что делает произведение таким, а не что оно значит, стоит протест автора, ощущающего себя художником. Эссе недаром написано год спустя после выхода дебютного романа Сонтаг «Благодетель».
Отговорить человечество интерпретировать ей, конечно, не удалось. Возможно, поэтому соображения об отказе от поиска смыслов во имя «эротики искусства» (что это? похоже, просто броская метафора) и сегодня звучат свежо и звонко.
Специалисты почерпнут из этой книги много полезного о временах и нравах середины европейских и американских 1960-х. Для любителя интеллектуальной прозы часок-другой-третий в компании с яркой, парадоксальной собеседницей, основная работа которой — думать, обернутся удовольствием. Что немало: ведь оно, по мнению Сонтаг, и есть конечная цель искусства.
Сьюзен Сонтаг. Против интерпретации и другие эссе. М.: Ад Маргинем Пресс, 2014.
Новости СМИ2
Отвлекает реклама? С подпиской вы не увидите её на сайтеSusan Sontag: Against Interpretation — Farnam Street
Art|Время чтения: 3 минуты
Against Interpretation, вторая книга Сьюзан Зонтаг, была опубликована в 1966 году, но некоторые эссе датируются 1961 годом, когда она еще писала для The New York Times.
Благодетель. Зонтаг приехала в Нью-Йорк в начале 60-х, желая стать писательницей, которой так хотела стать. Ее идеи на тот момент были писательницами, кого интересовало «все».
Против интерпретации считается типичным текстом 60-х годов. «Тогда это были не шестидесятые, — пишет она. «Для меня это было главным образом время, когда я написал свой первый и второй романы и начал избавляться от груза идей об искусстве, культуре и собственном сознании, которые отвлекали меня от написания художественной литературы. Я был полон евангельского рвения».
Интерпретация
Сегодня такое время, когда проект интерпретации во многом реакционный, душный. Подобно выхлопам автомобилей и тяжелой промышленности, отравляющим городскую атмосферу, излияние интерпретаций искусства сегодня отравляет наши чувства. В культуре, уже классической дилеммой которой является гипертрофия интеллекта за счет энергии и чувственных способностей, интерпретация — это месть интеллекта искусству.
Приручение искусства
Настоящее искусство способно заставить нас нервничать. Сводя произведение искусства к его содержанию, а затем интерпретируя его, можно приручить произведение искусства. Интерпретация делает искусство управляемым, созвучным.
Гений
… интерпретация — это не просто комплимент, который посредственность делает гению. Это действительно современный способ понимания чего-либо, и он применяется к произведениям любого качества.
Избегание интерпретации
Чтобы избежать интерпретации, искусство может стать пародией. Или он может стать абстрактным. … Абстрактная живопись — это попытка не иметь в обычном смысле содержания; поскольку нет содержания, здесь не может быть никакой интерпретации.
Наша задача с произведением искусства
Наша задача не в том, чтобы найти максимальное количество содержания в произведении искусства, тем более в том, чтобы выжать из произведения больше содержания, чем оно уже есть.
Наша задача — обрезать контент так, чтобы мы могли его вообще увидеть.
Наша задача — обрезать контент так, чтобы мы могли его вообще увидеть.Искусство
Искусство не только о чем-то; это что-то. … Искусство — это соблазнение, а не изнасилование.
Мораль
Мораль – это свод поступков, суждений и чувств, посредством которых мы укрепляем наши привычки действовать определенным образом, которые предписывают стандарт поведения или усталости вести себя по отношению к другим людям в целом ( то есть всем, кто признается человеком), как будто мы вдохновлены любовью. Излишне говорить, что любовь — это то, что мы на самом деле чувствуем лишь к нескольким отдельным людям, среди тех, кто известен нам в реальности и в нашем воображении. … Нравственность — это форма действия, а не определенный репертуар выбора.
Метафора искусства как «аргумента»
Метафора произведения искусства как «аргумента» с предпосылками и выводами с тех пор вызывала большую часть критики.
Обычно критики, желающие похвалить произведение искусства, вынуждены доказывать, что каждая его часть оправдана, что она не может быть иной, чем она есть. И всякий художник, когда дело доходит до его собственного творчества, помня о роли случая, усталости, внешних отвлекающих факторов, знает, что критик называет ложью, знает, что вполне могло быть и иначе. Ощущение неизбежности того, что великое произведение искусства состоит не из неизбежности или необходимости его частей, а из целого.Любовь и страдание
Культ любви на Западе является аспектом культа страдания — страдания как высшего признака серьезности. Мы не находим у древних евреев, греков и жителей Востока одинаковое значение любви, потому что мы не находим там такого же положительного значения страдания. Страдание не было признаком серьезности; скорее, серьезность измерялась не только способностью избежать или превзойти наказание в виде страдания, но и способностью достичь спокойствия и равновесия.
… В течение двух тысяч лет среди христиан и иудеев было духовно модно испытывать боль. Таким образом, мы переоцениваем не любовь, а страдание, точнее, духовные заслуги и преимущества страдания.Если вам это интересно, вы должны прочитать всю книгу.
Трансцендентность и «Словарь форм» – прерывистый механизм
Картину легко интерпретировать. Вы можете сказать: «Поза мальчика в этом произведении — символ его утраченной невинности» или «треугольник представляет собой тщетный проект человека, пытающегося избежать собственной смерти». Но Сьюзан Зонтаг попросила бы нас переоценить эти высказывания, так как для нее они демонстрируют не понимание художественного произведения, а уклонение от него.
Что именно это означает? В своем знаменитом эссе «Против интерпретации» Зонтаг поясняет: «В большинстве современных случаев интерпретация сводится к обывательскому отказу оставить произведение искусства в покое. Настоящее искусство способно заставить нас нервничать.
Сводя произведение искусства к его содержанию, а затем интерпретируя его, можно приручить произведение искусства. Интерпретация делает искусство управляемым, удобным» (5). Таким образом, интерпретация — это редуктивный процесс… Когда мы делаем искусство понятным для нас, разбирая его на удобоваримые части, мы полностью его упускаем. Естественно, такое рассечение оставляет произведение искусства неспособным рассматривать его как единое целое — и, таким образом, как утверждает Зонтаг, наслаждаться таким, какое оно есть, и какие эмоции оно может вызвать у нас. В этом болоте интерпретаций преображается что-то вроде блеска и гламура вечеринок в романе Ф. Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби»: мы не позволяем им заставлять нас чувствовать, пленять и увлекать нас, потому что мы знаем, что они не более чем признаки коррупции и упадка американской мечты.
Проблема оставить произведение искусства неуправляемым является для Зонтаг путем к прозрачности в мире искусства и художественной критики.
Речь идет об «ощущении сияния вещи самой по себе, того, что вещи такие, какие они есть» (9). Вместо того, чтобы заниматься искусством как проблемой, как оглавлением, которое обращается к нам только из-за своего материала, прозрачный способ рассмотрения и критики искусства будет уделять гораздо больше внимания форме и произведению искусства как чувственному опыту внутри. сам. Таким образом, «содержание» произведения становится всего лишь одной из многих вещей, которые оно призывает возбуждать наши чувства, заставлять нас через него что-то чувствовать. Для этого, пишет Зонтаг, «необходим словарь — описательный, а не предписывающий словарь — для форм» (8).
«В большинстве современных случаев интерпретация сводится к обывательскому отказу оставить произведение искусства в покое. Настоящее искусство способно заставить нас нервничать. Сводя произведение искусства к его содержанию, а затем интерпретируя его, можно приручить произведение искусства. Интерпретация делает искусство управляемым, удобным».
Но что такое «словарь форм»? Мы знаем, что это то, чего нет непосредственно в романе, картине или даже фотографии. Чтобы определить этот термин, Зонтаг должна обратиться к кино: самой «живой» из всех форм искусства, с «поверхностью, [которая] настолько едина и чиста… импульс [который] настолько быстр… чей адрес настолько непосредственный, что работа может быть… именно такой, какая она есть» (7). Фильм движется слишком быстро для нашей реакционной интерпретации — если остановиться и задуматься о значении маргариток в отдельном кадре, то все: они пропустили целую сцену! Фильм увлекает вас; он требует, чтобы его не исследовали и не разобрали, по крайней мере, до тех пор, пока он не повеселится с вами. Это качество непосредственности в фильме делает его неуправляемым. Его нельзя разбить на составные части — без кинематографии, сценария, изображения и звука фильм нельзя превратить в произведение искусства. Этот словарь ракурсов, перспектив и кадров очень важен, поскольку он неразрывно связывает форму фильма с его смыслом.
В конечном счете, невозможно погрузиться в содержание фильма, не погрузившись полностью в его форму.
Заднее стекло — отличный тому пример. Сюжет фильма полностью кроется в его кадрировании — словарь фильма — то, как он рассказывает историю, — полностью зависит от расположения Джеффриса (и, косвенно, от расположения камеры). Хичкок делает содержание неотъемлемой частью формы, и наоборот. Мы ясно видим, как повествование зависит от «явной, сложной и обсуждаемой технологии движения камеры, нарезки и композиции кадра» (8). Ценность этого для Зонтаг заключается в работе, которую этот словарь выполняет, чтобы противостоять дедукции фильма интерпретаторами и художественными критиками. В конце дня даже они не могут не съежиться от страха, когда Торнуолл впервые медленно переводит взгляд на квартиру Джеффриса.
Вернемся к первому примеру «Великого Гэтсби». Хотя нам может надоесть книга и ее школьные метафоры капитализма и жадности, мы не можем не быть в восторге от ее экранизаций, особенно от База Лурмана 2013 года, в которой эффективно удается представить как меланхоличную сущность оригинального текста, а также непостижимое великолепие бурных двадцатых.
В случае с романом Фицджеральда читательское удовольствие от декаданса может помешать ему понять более зловещий смысл этих сцен. Напротив, наслаждение этими сценами в фильме необходимо для того, чтобы сделать этот вывод и понять произведение искусства в целом. Гала-концерты Гэтсби, снятые Лурманом на цифровые камеры широкими размашистыми планами, избавляют от утомленных интерпретаций литературных критиков — они представляют собой зрелище, которым можно восхищаться сами по себе, а не превращение в канал для моралистического, направленного против богатства «содержания» повествование фильмов. Нам, как зрителям, дается роскошь привнести желаемое и захлестнуть наши чувства; мы можем как упрекать Гэтсби за его тщеславие, так и участвовать в эротическом вуайеризме над элитарным образом жизни, который он предоставляет.
Именно об этом чувстве говорит Зонтаг, заканчивая свое эссе остротой: «Вместо герменевтики нам нужна эротика искусства» (10). Кино дало нам выход из греческой герменевтической традиции с ее навязчивой идеей искусства как репрезентации, редукции его содержания.
