Катя перцова мой ив сен лоран – Катя Перцова: «Мой Ив Сен-Лоран»

yulialahmanik.blogspot.com

Интервью с Катей Перцовой, автором книги «Мой Ив Сен Лоран» — материальная культура

При встрече язык не поворачивался называть эту удивительную женщину просто Катя, потому первым делом я спросил, как было бы уместно к ней обращаться. Очень тепло и нежно она улыбнулась и протянула для приветствия руку — Катя. Теплота, теплый, тепло, — вот слова, которые ассоциируются у меня с ней, слова столь редкие в нашем холодном мире моды. Теплотой наполнен уютный деревянный дом, в котором мы встретились, теплотой была наполнена наша встреча, пожалуй, самая приятная встреча моего лета.  Это даже не выглядело, как интервью, мы просто беседовали на террасе, смотря на сад старой академической дачи, хранящий семейную историю. Далеко не весь наш длинный разговор я решил публиковать, но он натолкнул меня на множество очень важных мыслей….

Т: Хотелось бы начать нашу беседу с анкеты Пруста, которая для меня ассоциируется с Ивом Сен Лораном. Есть теперь уже знаменитая запись, где Ив отвечает на вопросы анкеты, которая впервые появилась в документальном фильме «Сумасшедшая любовь» об Иве Сен Лоране и Пьере Берже.
К: Да, это очень трогательная запись, там он совсем юный,  давайте попробуем.

Т: Как сложилась ваша жизнь после ухода из Дома «Ив Сен Лоран»?

К: Происходило разное и в личной, и в профессиональной жизни. Это было время поиска, все-таки после двадцати лет работы в Доме «Ив Сен Лоран», не просто все начать с начала. Вышедшая книга этот поиск завершила, и теперь я начала работу над следующей.

Т: Вы продолжите тему Ива Сен Лорана?

К: Нет, это будет более общая тема. Нужно отметить, что книга подарила мне много новых профессиональных возможностей. Конечно, проекты нужно придумывать вновь и вновь, но это очень интересно, хотя отнимает много времени. Сейчас моя профессиональная жизнь — это лекции, путешествия, постоянное передвижение и по Парижу, и по историческим местам, связанных с модой, с искусством, непрерывное изучение нового, с применением того опыта, который я уже имею. К счастью, на мои занятия находится спрос, я люблю работать с людьми, люблю рассказывать. Видимо, во мне было что-то не до конца реализовано, и теперь я реализую себя полностью.

Автор книги — это новое состояние для меня. Книга стала  базой для возможной последующей работы. Это своеобразная визитная карточка. Люди, прочитав книгу, обнаружив там какую-то информацию обо мне, находят и отправную точку для наших возможных совместных проектов,  это замечательно.

Т: Как долго вы работали над книгой?

К: Я работала над ней довольно долго по разным причинам. Во-первых изначально задумывалось намного большее количество иллюстративного материала. Во-вторых, у меня было два разных состояния во время работы: первое, когда тебе нужно идти к людям, что-то у них спрашивать, что-то находить, и второе, когда необходимо полностью закрываться в себе и писать. Мне было очень трудно переходить из одного состояния в другое. Этот переход требовал некоторого времени. И, разумеется, работать с современным иллюстративным материалом, много труднее, чем с архивами, потому что возникают вопросы авторских прав, правильной подборки и так далее. Также для меня было очень важно выверить всю информацию, важно было остаться на своем месте и ни в коем случае не похлопывать по плечу того, кто мне не брат, как это происходило с некоторыми сотрудниками дома. Важно было выдержать некую дистанцию и по отношению к Пьеру Берже, и к Иву Сен Лорану, хотя мы работали очень близко, и наш дом не был огромным. В общем, мы общались, хотя я и не трудилась в отделе От Кутюр, то есть это происходило не каждый день, но все –таки дух его витал, он был в Доме, мы встречались, много работали с Пьером над какими-то проектами. И конечно же, нужно было соблюсти точность исторических фактов, не соврать ни о России, ни о Франции, ни о тех людях, о которых я написала, все-таки это были и есть публичные личности. На все это потребовалось три года. Я начала работу над книгой, когда маэстро был еще жив. В 2008 году я поделилась с Пьером Берже замыслом о книге и он его одобрил. Потом необходимо было договориться обо всем с издательством, которое заказало мне книгу.

Тим: Изначальный посыл шел от русского издательства?

К: Да, от издательства «Слово».  Это была их инициатива. И, конечно, нужно отдать должное Александру Васильеву, потому что именно он подтолкнул меня на этот путь, помог в реализации моей давней идеи. Мы были в фонде Ива Сен Лорана и Пьера Берже на выставке, и Александр заявил, что Катя будет писать книгу, тут уже пути назад не было. Он был прав. Обычно, всегда тянешь: да-да, сделаю-сделаю, а время идет. Это произошло после того, как мы праздновали вместе новый год в компании Александра и замечательного дизайнера Юозуса Статкявичуса. Тогда мы решили, что после нового года пойдем в фонд. Мне было трудно туда вернуться, с этим местом было многое связано в моей жизни, но тут собралась такая компания. В фонде поприветствовать нас спустилась Доминик Дерош, которая занималась прессой в доме «Ив Сен Лоран», и Александр рассказал о том, что я буду писать книгу, все вопросы решились на месте, молниеносно. Сен Лоран тогда еще был жив, все было в силе, потому у меня нет ощущения, что я набросилась на что-то ушедшее, тогда все еще было настоящим.

Т: Это важно, потому что после смерти Ива, после распродажи коллекции в Гран Пале начался этот бум интереса к жизни маэстро, к его творчеству

К: Да, но когда я начала писать, Сен Лоран был эдакой ушедшей звездой. Еще не все осознавали, что стиль Ива Сен Лорана так послужит молодым дизайнерам.

Т: К сожалению так бывает часто с уходящими гениями…

К: Потому для меня это был момент довольно интимный. Раскрыть эту тему я могла только через себя. Пьер Берже одобрил мою идею книги о «русском» Иве Сен Лоране. Изначально это была книга для русской публики, потому и для меня, и для Пьера было важно пропустить историю Ива через русскую призму. И только сейчас готовится к выходу французская версия

Т: А ее еще нет?

К: Пока нет. Во французской версии некоторые моменты необходимо пересмотреть. Существует официальная биография Ива Сен Лорана, потому роль биографа – не моя роль. Для меня было важно соблюсти все правила этики по отношению к тем, с кем я работала.

Т: По сути дела, вы были при зарождении волны интереса к Иву Сен Лорану, и начали это дело еще до того, как его личность вновь обрела бешенную мировую популярность.

К: Да, я помню, когда открылся фонд, после закрытия Дома,  были организованы первые выставки, парижский бомонд был настроен скептически: «да не пойдем, да мы все это видели, да скучно, да надоело, да смотреть нечего», и вдруг этот интерес снова возник. Сейчас часто задаются вопросом, что будет, когда отойдет от дел Пьер Берже, который всячески сохраняет память об Иве Сен Лоране, останется ли этот интерес? Трудно все предвидеть, хотя недаром сейчас вышли все эти фильмы. И художественные и документальный — «сумасшедшая любовь», на мой взгляд очень трогательный, откровенный, настоящий.

Т: Как и задумывал его режиссер Пьер Торретон. Он отмечал в интервью, что мог бы заполнить фильм хроникой, но захотел показать историю живых людей, потому весь фильм построен на монологе Пьера Берже до и после «продажи века».

К: Эта продажа тоже поддержала и подняла волну интереса к Иву Сен Лорану. Собственно, в день, когда маэстро не стало, Пьер Берже вернулся из Америки, где открывалась ретроспектива творчества Сен Лорана. Не в Европе, не во Франции, но за океаном, кстати, там в одном из залов тоже транслировалась запись анкеты Пруста, она всегда звучала в самых важных местах выставок. Звучала она и на похоронах маэстро.

Похороны Ива Сен Лорана были организованы так же, как одно из блестящих мероприятий, как выставки, как показ высокой моды, это было подготовленное, спланированное до мельчайших деталей событие, на которое приглашены были далеко не все, однако на площади перед церковью Сен Рок были установлены экраны и те кто хотел, присутствовал не внутри церкви, а рядом, провожая маэстро в последний путь. Была огромная толпа. И я, наверное впервые, услышала совершенно сломленный голос Пьера Берже, который всегда говорил довольно резко, но в тот момент, в церкви он был просто надломлен и его речь навсегда останется в моей памяти, она была трогательной, публичной и интимной одновременно. Потом последовала выставка, продажа и все эти фильмы…

Т: Вы смотрели все фильмы?

К: Все, кроме, последнего, который был показан в Каннах и пока не был в широком прокате. Так или иначе, этот, второй фильм уже не имеет никакого отношения к фонду.

Т: Да, первый фильм, с Пьером Нине в главной роли, был одобрен Пьером Берже.

К: Безусловно.

Т: И он очень похож на «сумасшедшую любовь»

К: Собственно это то, что Пьер Берже хотел показать. Это его версия.

Т: Хотя фильм местами грубоват и жестковат…

К: Но может быть так и было, я не знаю. Пьер хотел допустить именно эту версию.

Т: Теперь все хотят увидеть второй фильм, потому что Пьер его категорически не одобрил. А что вы скажете об «официальном» фильме Джалиля Леспера?

К: Во-первых отмечу гениальную игру актеров! И Пьера Нине и Гийома Гальена. Гийом Гальен вообще удивительный комедийный актер!

Т: Сразу вспоминается «Я, снова Я и моя мама» ! Потрясающе!

К: О да, это замечательный фильм, потрясающий спектакль, в котором Гийом играл все роли! Фильм чудесный, очень тонкий, не пошлый, не скучный, не тенденциозный.

Т: А как вы восприняли комедийного актера характерных ролей в образе Пьера Берже, с которым вы проработали столько лет?

К: Это уже кино. Герой не должен был быть двойником Пьера. Это более молодой Пьер Берже, тогда как Пьер Нине старался войти в образ Ива Сен Лорана дословно, он изменил себя, свою пластику, даже голос, потому что в жизни это совершенно иной человек, он вошел в эту роль полностью, учился рисовать как это делал Ив Сен Лоран. Нас, кстати, тоже учили рисовать как маэстро, чтобы мы перерисовывали все точно. Для книг продаж часто использовали именно рисунки. Что до кино, то это искусство. Важно чувство и атмосфера и не столь значимо похож актер физически на своего прототипа или нет. Поэтому меня Гийом Гальен  меня нисколько не смутил в роли Пьера Берже. Естественно, я пошла смотреть фильм в первый же день, как только он вышел в прокат, и выйдя из кинотеатра, я, была очень взволнована, оттого, что еще раз увидела те места, где работала, хотя такая правдивость может быть не столь важна, но то, что фильм снимался в фонде с настоящими костюмами и платьями от Ива Сен Лорана добавляет ему аутентичности. Может быть в этом фильме не так много Ива — художника, но больше Ива человека, тем не менее, мне он очень понравился.

Т: Хочу поговорить о ваших отношениях с русской эмиграцией. Были ли вы близки к этому обществу?

К: Я, конечно, очень близка к этому обществу, особенно к представителям первой волны эмиграции. Большая часть моей семьи после революции эмигрировала в основном во Францию; это огромная семья Голицыных и Лопухиных. И, разумеется, я много общалась с родственниками, которые в конце 1970-х все-таки умудрялись приезжать в Советский Союз. Когда я приехала во Францию я общалась со своими родственниками, продолжаю общаться и сейчас. Что касается более поздней эмиграции, то я с ней меньше знакома и с эмиграцией моей волны я общалась мало.

Т: А сейчас также сплочена русская диаспора, или новые поколения эмигрантов полностью «офранцузились» и слились с обществом?

К: Нет, диаспора не «офранцузилась», несмотря на то что, в профессиональном смысле слова, конечно, эти люди полностью адаптированы во французском обществе и являются французами. Франция прекрасна тем, что она космополитична. Многие иностранцы, те же русские художники стали состоянием и достоянием Франции. Русская эмиграция очень сплочена, хотя смешанных браков теперь становится все больше, однако, надо отметить, что начались они с моего поколения и стали обычной ситуацией в поколении моих детей — молодых людей 20-30 лет. Все смешивается, и русские, кстати, привлекают французов. Вот буквально на днях, вы наверное видели фото в моей фейсбуке, мы выдавали замуж дочь моей троюродной сестры. Она выходила замуж за француза, оба они живут в Гонконге, но захотели такую русскую свадьбу в России, хотя могли бы справить ее где угодно, что все-таки доказывает, что «русскость» все еще присуща эмиграции.

Т: А что для вас «русский Париж»?

К: Это конечно Дягилев и русские художники начала века. Современный «русский» Париж я не очень воспринимаю. Я живу около сквера Батиньоль, недалеко от парка Монсо и даже когда иду из дома по улице, то всегда слышу русскую речь. Где бы вы ни шли по Парижу, вы всегда услышите русскую речь от незнакомых людей. Даже в маленьких провинциальных городках много русских. Тем не менее, этот «русский» Париж мне не близок. У нас есть русская церковь, я принята там как своя, как родная, там по праздникам собираются все родственники. Я помню, как здесь, на этой даче по праздникам тоже собиралась вся семья, здесь, кстати, познакомились и мои родители.   Традиции жили и живут. Русские семьи в Париже объединяются вокруг церкви, в этом объединении их сила. Семейные связи очень крепки, мы тянемся друг к другу, вот тут, кстати, одна из дач напротив тоже принадлежит одному из Голицыных, моему родственнику – академику Голицыну. То есть русский Париж для меня это некое воспроизведение моих семейных связей. Когда ты находишься далеко от дома, хочется найти что-то такое, напоминающее о детстве, где мы были сами собой и получали силы, что бы кем-то стать. Ив Сен Лоран тоже был частью моего русского Парижа, это и его русская коллекция, русские платья, которые часто появлялись в его творчестве, ему была близка Россия.

Т: Вы себя чувствуете больше русской в Париже, чем Парижанкой?

К: В Париже мне комфортно, мой муж француз, мои дети и русские, и французы одновременно. Я старалась научить их русскому языку, они говорят по-русски, но они абсолютные французы. Я не отрицаю ничего русского, но во Франции все-таки чувствую себя француженкой.

Т: А в России?

К: Сегодня я не чувствую себя русской в России. Мне многое тут чуждо, я многого не узнаю. Когда я приехала сюда вновь в середине 90-х годов для меня все было абсолютно чужим.

Т: Вы уехали из одной страны, а вернулись в совершенно иную.

К: Все так, и я до сих пор не чувствую себя в России как у себя дома, скорее все-таки француженкой с возрождением своих корней. Однако, я не нахожу своих корней нигде в России, кроме как здесь, в этом месте, на даче. Это место – привилегия, которая досталась мне и дает мне возможность питаться своими корнями, природой, историей семьи. Тут, вокруг, живет много близких людей, не знаю, можно ли это назвать семейным имением, но для меня это именно так.

Т: А как часто вы приезжаете в Россию?

К: Как получается, раз в три месяца, иногда реже, это связано с работой или личными делами. Нельзя сказать, что я приезжаю регулярно.

Т: А быт, кухня, в вашем доме в Париже, она осталась русской или тоже перестроена на французский лад?

К:  А что такое русская кухня вообще? Скорее можно говорить о русских традициях застолья. Наша кухня исторически вбирала в себя рецепты разных народов, в том числе французские. Когда мы жили в Москве, в нашем доме работала замечательная украинка, тетя Маруся, которая помогала по дому и прекрасно готовила, пекла потрясающие пироги, поэтому «русской кухней» для меня была ее кухня. Конечно во Франции любят наши котлетки и «русский салат», который мы знаем, как «оливье», и мы устраиваем русское застолье, когда хочется выпить водки и устроить «русскую закуску», но это какие-то отдельные события, в основном у нас в доме быстрая, французская еда и здесь в Москве я тоже ее предпочитаю, хотя иногда очень хочется русского праздника с классическими блюдами и пирогами.

Это слайд-шоу требует JavaScript.

Т: Помимо этого «острова» дачи, есть ли у вас в Москве какие-то любимые места?

К: Сейчас многое связывает меня с красным октябрем, со стрелкой. Теперь в Москве появилось много замечательных кафе и ресторанов, мест где можно гулять, город очень приятно меняется.   Но все-таки на красном октябре я провожу большую часть времени, там проходят и фотосессии, деловые и личные встречи, там прекрасно.

Т: А в Париже?

К: О, в Париже масса любимых мест, и он тоже все время меняется, но больше всего я люблю Сен Жермен де Пре, сесть там в очаровательном кафе, где можно бесконечно смотреть на проходящих горожан, и, конечно, Монмартр.

Т: Расскажите о том, как вы видите «русскость» в дизайне.

К: Безусловно русский стиль всегда существовал в моде. И всегда перерабатывался. Ив Сен Лоран часто говорил о том, что есть исторический хлам, а есть мода. Она не рождается на пустом месте. В ней всегда присутствует и историзм, и народный костюм, все это перемешивается. Потому «русскость» всегда уместна, но в переработанном виде. И мне кажется, что сила русских дизайнеров именно в том, чтобы питаться своим, а не пытаться походить на кого-то. Безусловно, это огромная работа, чтобы продумать, переродить историческое и народное русское во что-то новое.

Т: Вы отслеживаете творчество русских дизайнеров?

К: Я стараюсь отслеживать, но для меня это не очень просто. Конечно я знаю громкие имена российской моды: и Сергеенко, и Ахмадуллину, особенно мне нравится Татьяна Парфенова, и то, что она делает, это действительно искусство! Сейчас в России еще возможно искусство моды, то, что на западе исчезло: даже кутюр стал частью индустрии. Мало кто может позволить себе такую красоту, как Парфенова, даже в Европе. Ее вышивки меня поражают. Этот список я хотела бы дополнить не русским, а литовским дизайнером, Юозасом Статкявичусом, он также умеет совершенно блестяще использовать в создании вещей ручную работу мастеров. Конечно, его стиль более западный, но вышивки, его подход к кутюру совершенно потрясающий и возможно это исключительно в Вильнюсе, где он может найти мастеров, которые способны реализовывать его идеи.

Т: Ив Сен Лоран, уходя, сказал, что не узнает себя в этой моде. Для высокой моды это была некая точка. Что вы думаете о современном От Кутюр?

К: Безусловно, уход Сен Лорана – был окончанием эпохи, оттого последний показ 2002 года в Бобуре собрал невероятное количество гостей. После Ива высокая мода стала более коммерческой, другой, и это наверное правильно, все-таки мода это индустрия прежде всего. Люди моды эпохи Сен Лорана формировали себя сами, теперь же в индустрии работают специалисты, окончившие высшие школы бизнеса и менеджмента, все строится совсем иначе, это настоящий бизнес, и что в этом всем может делать От Кутюр не ясно. Позволить себе кутюрные коллекции могут не многие, на это нужно огромное количество средств, спонсоры; Сама по себе высокая мода может существовать лишь за счет производства побочной продукции — аксессуаров, косметики, парфюмерии. Кутюр остается исключительно витриной. Даже у Сен Лорана кутюр далеко не всегда, даже редко окупался. Пьер Берже давно говорил, что кутюр умер. Он говорил это еще в 90е годы, но высокая мода продолжала жить. Это важно и для кутюрье. Я надеюсь, что высокая мода сохранится, хотя глобализация лишает индивидуальности все. Я надеюсь, что не все люди будут одинаковыми, но будут искать одежду, подходящую именно их стилю. Полагаю, мода будет очень смешанной.

Т: Как говорит Александр Васильев — модно все!

К: Точно! Важно – как!

Т: Что для вас элегантность?

К: Элегантность должна быть и внутренней и внешней. Элегантность — это не только одежда, но и элегантность поступков, элегантность по отношению к людям и жизни. Ив Сен Лоран говорил: Элегантность это манера двигаться, правильно вести себя в разных жизненных ситуациях. Без элегантности сердца, не может быть настоящей элегантности. Мне остается только повторить, его слова.

L’élégance c’est une façon de se mouvoir, c’est aussi s’adapter à toutes les circonstances de sa vie. Sans élégance de cœur, il n’y a pas d’élégance. »

Yves St. Laurent

Поделиться ссылкой:

Понравилось это:

Нравится Загрузка…

Похожее

materiality.info