роман в письмах» читать онлайн книгу автора Эрих Мария Ремарк на MyBook.ru
Многие читающие люди априори не хотят копаться в биографиях любимых авторов. Чтобы не разочароваться в личности кумира, представление о которой создается по большей части благодаря творчеству писателя, а потом уже из тонкостей личной жизни. В общем-то, и я не сторонник того, чтобы рыться в хронологической пыли. Однако Ремарк стоит особняком. Это целая эпоха моей жизни, единственный автор, романы которого читались залпом, друг за другом, пока я не ознакомился с самыми известными произведениями знаменитого немца.
Триумфальная арка была первой книгой Ремарка, поэтому она мне особенно дорога. На неё я написал одну из первых своих рецензий. Даже не здесь, а в группе почитателей творчества Ремарка в ВК. Потом, конечно, она перекочевала на Лайвлиб. И хотя отношение к главной героине изменилось по прошествии нескольких лет, первые ощущения от книги, которая была целым миром, незабываемы. О них вы можете прочесть тут. Пародон за кривое оформление текста)))
И вот, имея в своём багаже 13 произведений Ремарка, я всё-таки решил прикоснуться к его письмам. Захотелось вновь пообщаться со старым другом, вспомнить впечатления от Арки, глубже проникнуться образом Жоан-Марлен. Да и сейчас такой период, когда в жизни есть некоторые перемены, с которыми нелегко, но необходимо мириться и даже стараться радоваться происходящему, иначе просто не выжить. Думаю, Ремарк испытывал нечто похожее, когда писал Марлен, особенно последние письма.
Вообще мне непривычен эпистолярный жанр. Совсем. Однако талантливый человек талантлив во всём. Конечно, Ремарк, пишущий письма, не восхищает настолько, как Ремарк=литератор. Он даже сам невысокого мнения о них:
Зачем писателю писать письма? У других это получается лучше.
И всё же мне было интересно их читать. Навсегда легко, иногда они были слишком откровенными, иногда чересчур романтичными, иногда бессвязными. Более того, прекрасно понимаю, что эта переписка могла быть полна художественного вымысла, ведь Ремарк – писатель. Однако есть нечто, очаровывающее меня в манере этих писем . Пожалуй, назову это чувственностью или искренностью. То есть Ремарк не стыдился того, что испытывал. Хотя бы перед самим собой. Хотя бы перед объектом своего вожделения. Хотя бы даже перед бумагой!
Люблю, пока любится, ревную, пока ревнуется, страдаю, пока страдается, мечтаю, пока мечтается. Этой слегка измененной песенной строчкой можно охарактеризовать лейтмотив писем.
Да, очень часто мне было его по-мужски жаль, иногда он был просто смешон в своём романтизме и слегка детской наивности. В книгах он представлялся более приземленным. Представляю, как иногда забавлялась Марлен столь высокопарным речам. Ведь ей не было чуждо внимание поклонников, но есть вот такой рыцарь, который готов на всё.
И всё же Ремарку надо отдать должное за умение так любить, не подменяя этого священного понятия дружбой, за умение ждать, верить в лучшее, прощать, быть собой, в конце концов.
Особенно интересна была та часть, когда я, наконец, увидел ответы Марлен. А то было ощущение, что это просто письма в пустоту. И хоть Дитрих не писала так проникновенно и красиво, но читать тоже было интересно.
Я не буду здесь приводить наиболее запомнившиеся отрывки из писем. Всё-таки они слишком личные. Кто захочет, ознакомиться сам.
Добавлю ещё несколько субъективных замечаний:
1 Если бы не такая страстная любовь, которая со стороны кажется абсурдной, разрушительной для Ремарка, даже иногда наигранной, то, скорее всего, мир не увидел бы шедевров, созданных страдающим гением. Напрашивается параллель с Ван Гогом, так и не нашедшим свою музу. Поэтому, на мой взгляд, только отношения с Марлен давали Эриху силы жить и творить. Поражает его преданность. Ни разу не увидел я ненависти и серьезных упреков в адрес Марлен, пусть даже она так искусно выматывала ему нервы.
2. Если Вы не любите и не понимайте Ремарка, Вам категорически запрещено читать эту книгу. Автор станет бесить Вас ещё больше.
3. Если Вы считаете Ремарка практически родным человеком, если когда-либо испытывали любовь, граничащую с безумием, если до сих пор влюблены безответно и не знаете, как с этим жить, смело берите в руки «Скажи мне, что ты меня любишь». Почти уверен, что если в третьем пункте выполняется хотя бы 1 условие, то роман станет для Вас глотком свежего воздуха и, возможно, даже лучом надежды.
8/10
mybook.ru
Читать онлайн ««Скажи мне, что ты меня любишь…» Письма к Марлен Дитрих» автора Ремарк Эрих Мария — RuLit
Эрих Мария Ремарк
«Скажи мне, что ты меня любишь…»
Для общения с Марлен надо было иметь крепкие нервы. И вдобавок здоровый желудок, потому что от ее угощений любой мужчина мог свалиться под стол. «Суп из шампиньонов, отбивные котлеты, яичница-болтунья, мясо по-сербски с рисом и клецки с абрикосами», — записал Ремарк в дневнике (21 мая 1938 г.). Она предпочитала закармливать мужчин, нежели спать с ними, — поэзии кухни она отдавала предпочтение перед прозой спальни.
Ho этого Ремарк знать не мог, он видел Марлен такой, какой ее видели все: звездой, вокруг которой вился рой вожделевших ее поклонников, кинодивой, появлявшейся в сопровождении сменявших друг друга кавалеров; в Зальцкаммергуте, например, ее спутником был Дуглас Фербенкс-младший. С тех пор как Голливуд перестал благоволить к ней, она проводила отпуск в Европе. Фильмы Дитрих более не пользовались успехом; последняя совместная работа Марлен с Джозефом фон Штернбергом, открывшим ее для экрана, — «Дьявол — это женщина» (1935) — столь откровенно противоречила идеалам романтической любви, пестуемым тогдашним Голливудом, что «Парамаунт» предпочел с ней расстаться. Несколько последовавших за этим фильмов потерпели полное фиаско как в художественном, так и в финансовом отношении. 1 апреля 1937 года Ремарк посмотрел «Сад аллаха», но в своем дневнике об игре Марлен не обмолвился ни словом. С этого времени Марлен стали считать в Голливуде «ядом для кассы», в списке любимых публикой кинозвезд она фигурировала в самом конце. Планы съемок всех фильмов по сценариям, написанным для Марлен, кинофирма «Парамаунт» отложила на неопределенно долгий срок и не настаивала на выполнении Дитрих условий подписанного с фирмой соглашения. Марлен могла бы принять приглашение любой другой фирмы. Если вдуматься, то вся ее невероятная слава объяснялась успехом одного-единственного фильма — «Голубой ангел» (1930), — и она столь же прибыльно, сколь и безуспешно старалась этот успех закрепить. Гонорары Марлен были невероятно высоки, поэтому ничто не заставляло ее хвататься за любую предложенную роль, и Дитрих могла позволить себе долгие перерывы между фильмами. Расставшись с Дугласом Фернбексом-младшим, Марлен Дитрих в начале сентября 1937 года отправляется в Венецию, чтобы встретиться там со своим старым другом Джозефом фон Штернбергом, в то время таким же безработным, как и она сама.
У Ремарка сложилась почти аналогичная ситуация. Всемирную известность ему принесло одно-единственное произведение — роман «На Западном фронте без перемен» (1930). За всю историю книгопечатания только Библия по числу проданных экземпляров стояла впереди этой книги немецкого автора. Но и Ремарку пока не удавалось закрепить достигнутый успех. Подобно Дитрих, он, не будучи евреем, покинул Германию, презирая ее национал-социалистическую политику, и с тех пор жил либо в приобретенном еще в 1931 году доме в Порто-Ронко, на берегу Лаго-Маджоре, либо путешествуя по миру. Когда в начале сентября 1937 года Ремарк появился в Венеции, у него как раз осталась позади одна из многочисленных, но мимолетных связей — на сей раз с кинозвездой Хеди Ламарр.
В своей умной и просто пугающей книге «Моя мать Марлен» (1992) Мария Рива впервые открыла публике глаза на личные неурядицы блистательной кинозвезды. Со слов матери Мария Рива передает, как та описывала свою первую встречу с Ремарком:
«Она сидела со Штернбергом в венецианском „Лидо“ за обедом, когда к их столу подошел незнакомый мужчина.
— Господин фон Штернберг? Милостивая госпожа?
Моя мать вообще не любила, когда с ней заговаривали незнакомые люди, но ее очаровал глубокий, выразительный голос мужчины. Она оценила тонкие черты его лица, чувственный рот и глаза хищной птицы, взгляд которых смягчился, когда он поклонился ей.
— Позвольте представиться. Эрих Мария Ремарк.
Моя мать протянула ему руку, которую тот учтиво поцеловал. Фон Штернберг жестом велел официанту принести еще один стул и предложил:
— Не присядете ли к нам?
— Благодарю. Если милостивая госпожа не возражает.
В восторге от его безупречных манер, мать слегка улыбнулась и кивком головы предложила ему сесть.
— Вы выглядите слишком молодо для того, чтобы написать одну из самых великих книг нашего времени, — проговорила она, не спуская с него глаз.
— Может быть, я написал ее всего лишь для того, чтобы однажды услышать, как вы произнесете эти слова своим волшебным голосом. — Щелкнув золотой зажигалкой, он поднес ей огонь; она прикрыла язычок пламени в его загорелой руке своими тонкими белыми кистями, глубоко втянула сигаретный дым и кончиком языка сбросила с нижней губы крошку табака…
Фон Штернберг, гениальный постановщик, тихо удалился. Он сразу распознал любовь с первого взгляда».
Их отношения, с виду такие естественные и легкие, складывались непросто. И завершились они драмой, которая нашла отражение в их переписке, в самых прекрасных, самых страстных и самых печальных любовных письмах. В итоге перед нами последняя великая история любви в XX веке, грандиозная иллюзия, полная лжи и самообмана, но освещенная изнутри бенгальским огнем образов Ремарка, который никогда не был писателем в большей мере, нежели чем в этих интимных письмах к своей холодной возлюбленной.
Одно из удивительно глубоких высказываний о Ремарке принадлежит Марии Рива: Ремарк «напоминал актера из героической пьесы, который всегда стоит за кулисами и ждет, когда же наконец ему подадут нужную реплику. А ведь он писал книги, мужские персонажи которых воплощали все те силы, что в нем дремали, но никогда не складывались в законченный характер. Как раз самым очаровательным его качествам так и не суждено было обрести свое место в портрете совершенного человека. Не то чтобы он не знал, как встать с этим портретом вровень, — он считал себя недостойным такого совершенства».
И действительно, Ремарку был свойственен сильный комплекс неполноценности. Успех, свалившийся на него совершенно неожиданно, он считал незаслуженным. Он, разумеется, наслаждался независимостью, которая была обеспечена внезапным богатством: несмотря на приобретения предметов искусства и дорогие подарки, которые он постоянно посылал поклонникам, деньги продолжали литься к нему рекой, и гонорары из всех стран света казались неиссякающим источником. При этом Ремарк был твердо уверен, что не заслуживает таких гонораров, ибо как писатель не стоит этих сумм и, по сути дела, никаких значительных для читателя романов написать не может. Для этого, дескать, нужно быть хорошо образованным человеком, а не только экспертов по смешиванию экзотических спиртных напитков и любителем быстрых автомобилей, сумевшим, несмотря на свое скромное прошлое, стать львом светской журналистики. Купив себе в 1936 году энциклопедию в нескольких томах, он записывает в дневнике: «Верх буржуазности! Однако для людей без основательного образования и с таким количеством пробелов — подходит!» Похоже, что образец для подражания, который Ремарк для себя придумал, находился на высоте, практически для него недосягаемой.
Из-за недооценки себя и депрессий, пожар которых Ремарк пытался залить водопадами алкоголя, для Дитрих, человека скорее прагматичного и решительного, он был тяжелым партнером. В моменты внутренней раскрепощенности ему удавалось «сбить со следа» свою возлюбленную, подделываясь под ребенка: только тогда он пользовался ее полным и безраздельным вниманием. «Выдаю себя за мальчишку, она в восторге. Не то…» (Дневник, 27 октября 1938 г.)
Когда у Ремарка появлялось ощущение, что Марлен отдаляется от него или он сам становится одним из никчемных поклонников в ее свите, он превращался в маленького восьмилетнего Альфреда, который с детскими орфографическими ошибками писал письма «тетушке Лене» — с их помощью Ремарк надеялся вернуть Марлен к состоянию «влюбленной нежности» первых месяцев их знакомства. Что думала по поводу этих писем сама Марлен, нам, к сожалению, не известно, поскольку все ее письма Ремарку были впоследствии уничтожены его женой Полетт Годдар.
www.rulit.me
Письма. Марлен Дитрих и Эрих Мария Ремарк | Блогер justjenny на сайте SPLETNIK.RU 4 июля 2017
Какая была харизматичная пара. Узнала я о том, что они были вместе из книги Дэвида Брета «Марлен Дитрих — голубой ангел», которую он написал, еще при жизни Марлен и с ее согласия. Книга до сих пор у меня хранится на полке. После этого я обратила внимание на творчество Ремарка и его книги. Они тронули меня до глубины души, особенно «Триумфальная арка» и «На Западном фронте без перемен» Уже после этого я узнала, что Марлен и Эрих вели переписку и она сохранилась до наших дней, хотя сохранились в большинстве только письма Ремарка к Дитрих, а письма к нему почти все были уничтожены его женой Полетт Годдар (бывшей женой Чарли Чаплина), которая помогла ему забыть Марлен, и с которой он прожил до конца своих дней. Но его письма остались, и когда их читаешь, кажется, что любовь оживает, ты как будто оказываешь там, тебя переносит на 70 лет назад, и ты полностью погружаешь в это время, в эту историю и волшебство. Сейчас и магия переписки от руки ушла в прошлое, и время другое, а жаль ))) Есть книга с их перепиской, и называется она «Письма к Марлен Дитрих. «Скажи мне, что ты меня любишь…». Здесь я решила оставить свое любимое письмо Ремарка к Марлен.
Ремарк из Порто-Ронко для Марлен Дитрих в Нью-Йорк (24.11.1937)
«Большая комната наполнена тихой-тихой музыкой — фортепьяно и ударные, — это все Чарли Кунц, десятка два пластинок которого нанизаны на штырь моего проигрывателя. Это музыка, которую я люблю — чтобы отлететь, предаться мечтам, желаниям…
Вообще-то мы никогда не были по-настоящему счастливы; часто мы бывали почти счастливы, но так, как сейчас, никогда. Согласись, это так. Иногда это было с нами, иногда это было с другими, иногда одно с другим смешивалось — но самого счастья в его полноте не было. Такого, чтобы не представить себе еще большего; все было словно пригашено, как и сейчас. Ты вдумайся — только будучи вместе, мы его обретаем.
Пылкая моя, сегодня ночью я достал из погреба в скале самую лучшую бутылку «Штайнбергер кабинет» урожая 1911 года — из прусских казенных имений, элитное вино из отборного предзимнего винограда. С бутылкой и с собаками я спустился к озеру, взбаламученному и вспенившемуся; и перед собаками, и перед озером, и перед ветром, и перед Орионом я держал речь, состоявшую из считанных слов, — и тут собаки залаяли; они лаяли, а озеро накатило белый вал, поднялся ветер, и мы ощутили на себе его сильные порывы, Орион замерцал, словно брошь девы Марии, и бутылка, описав дугу, полетела сквозь ночь в воду, как приношение богам за то, что несколько лет назад они в этот день подарили мне тебя.
Может быть, она достанется там, внизу, сомам, которые будут перекатывать ее своими мягкими губами, а может быть, окажется у убежища старой замшелой щуки огромного размера, или у норы форели, узкое тело которой усыпано красными пятнышками; она вырожденка, эта форель, ей хочется мечтать, сочинять рифмованные форельи стихи и снимать быстротечные форельи кинофильмы; а может быть, через много-много лет, когда рты наши будут давно забиты темной землей, бутылка попадет в бредень рыбака, который с удивлением вытащит ее, поглядит на старую сургучную печать и сунет в боковой карман своей штормовки. А вечером, у себя дома, когда минестра уже съедена и на каменном столе у кипарисов появятся хлеб и козий сыр, он не торопясь поднимется, сходит за своим инструментом и собьет печать с бутылки, зажав ее между коленями. И вдруг ощутит аромат — золотисто-желтое вино начнет лучиться и благоухать, оно запахнет осенью, пышной осенью рейнских равнин, грецкими орехами и солнцем, жизнью, нашей жизнью, любимая, это наши годы воспрянут, это наша давно прожитая жизнь снова явится на свет в этот предвечерний час, ее дуновение, ее эхо, — а не знакомый нам рыбак ничего не будет знать о том, что с такой нежностью коснулось его, он лишь переведет дыхание, и помолчит, и выпьет…
Но поздним вечером, когда стемнеет, когда рыбак уже давно спит, из ночи, словно две темные стрелы, вылетят две бабочки, два смутных ночных павлиньих глаза — говорят, будто в них живут души давно умерших людей, испытавших когда-то счастье; они подлетят совсем близко, и всю ночь их будет не оторвать от края стакана, со дна которого еще струится запах вина, всю ночь их тела будут подрагивать, и только утром они поднимутся и быстро улетят прочь; а рыбак, стоящий со своей снастью в дверях, с удивлением будет смотреть им вслед — ему никогда прежде не приходилось видеть в здешних местах таких бабочек…»
www.spletnik.ru
«Скажи мне, что ты меня любишь…». Письма к Марлен Дитрих
Продолжаем читать чужие письма..Письма о Великой Любви..
«Это единственное, что нам дано: жить, не зная страха; может быть, сильно горюя иногда, но без страха и без жалоб. »Эрих Мария Ремарк многих любил в своей жизни. И Марлен Дитрих любила многих. И еще они любили друг друга. Это была короткая, но очень яркая любовь — она сохранилась в переписке между писателем и актрисой.
Письма Марлен Дитрих, за исключением немногих, не дошли до нас, а письма Ремарка остались — прекрасные и печальные, полные нежности и тоски. Из них сложился еще один роман Ремарка — короткая история не первой и не последней, но великой любви.Любви о которой можно только мечтать……
МАРЛЕН ДИТРИХ из Парижа
(01.12.1945)
ЭРИХУ МАРИЯ РЕМАРКУ в Нью-Йорк R-C3B-51/002
Не знаю, как к тебе обращаться, — Равик теперь общее достояние… Я пишу тебе, потому что у меня вдруг острый приступ тоски — но не такой, какой она у меня обычно бывает. Может быть, мне не хватает бутербродов с ливерной колбасой, утешения обиженных, — и душевных бутербродов с ливерной. Париж в сером тумане, я едва различаю Елисейские поля. Я в растерянности, я опустошена, впереди нет цели. Незачем больше бегать за продуктами и за летчиками, летающими в Берлин, — мне незачем больше заботиться о моей матери, чтобы прокормить ее зимой. Не знаю, куда девать себя… Вчера вечером нашла за портретом дочки три письма от тебя, в них ты даешь такие хорошие советы. Письма не датированы, но я помню время, когда ты писал их мне. Это воспоминания о наших годах, и ты еще негодуешь на меня за то, что я впадаю в «мелкобуржуазность». «Счастье и ревность в доме велосипедистов», и «Тщетные усилия мелкого буржуа завладеть недвижимостью», и «ты живешь лишь однажды», и «ты пребываешь в покое, вышивая крестом», и «оставайся оселком», и «ты мужественная соратница Пентесилеи»… У меня никого нет, я больше не знаю покоя с вышиванием крестом! Я воспряла, и я дралась с одними и другими (не всегда с помощью самых честных приемов), я выбила для себя свободу и теперь сижу с этой свободой наедине, одна, брошенная в чужом городе… И тут я нахожу твои письма! Я пишу тебе безо всякого повода, не сердись на меня. Я тоскую по Альфреду, который написал:
«Я думал, что любовь это чудо и что двум людям вместе намного легче, чем одному — как аэроплану». Я тоже так думала.
Твоя растерзанная пума
========================================
ЭРИХ МАРИЯ РЕМАРК из Парижа
(после 07.12.1937) Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз,
отель «Беверли Уилшир»
[Штамп на бумаге: «Отель „Пренс де Галль“»]
MDC 520-522
Маленькая милая обезьянка, ну что это за жалкая жизнь! Ты на другой стороне земли и время от времени только и делаешь, что возьмешь да пошлешь телеграмму. Разве написать письмо так трудно?
Может быть! Никто не собирается тебя подстегивать. Продолжай вести переговоры с менеджером ледяных катков. Хотя именно это меня весьма занимает — о чем ты условилась с этими чертями: когда ты начнешь и как долго, примерно, эта история будет продолжаться? Это не из-за моих разъездов, — они все равно продолжаются с железной необходимостью, — но просто так, чтобы знать.
Я здесь медленно, по-тихому схожу с ума. Один слой так мило накладывается на другой — и везде ты глядишь на меня и задаешь вопросы. Ты правда расспрашиваешь?
Продолжай расспрашивать! Я навожу страх на хозяев кафе и баров! Клубы трезвенников настойчиво зазывают меня к себе. Я для них все равно что знаменитый новообращенный.
Важная новость: союз аквариумистов «Разбор» из Цюриха избрал меня почетным членом. Вот и исполнилась детская мечта! Ведь это часть моей юности: сколько в моей тогдашней комнате стояло аквариумов! А блестящие на солнце ручьи, а озера в лесу, а пестрый мир рыб с Амазонки! Я — впервые в моей жизни — принял предложение и послал им умирающее вино урожая 21 года. Иногда, если не всегда, удел благородных — принять тривиальную смерть.
Вино умрет в глотках неотесанных швейцарцев, едва отличающих белое вино от красного. Ну и пусть! Кто знает, что нам еще предстоит! Мир и без того выглядит престранно: даже часы фирмы «Патек Филипп» взяли и остановились. Сломались! Раньше, чем все остальные! Как раз сейчас их чинят под аккомпанемент издевок с моей стороны.
Маленькая, грустная пантера со светлой шерсткой, живущая в зоопарке, — смейся, высмей их всех! Нечего грустить из-за идиотов — они созданы для того, чтобы при их виде другие веселились.
Выше, еще выше! Волна голубая, волна зеленая! Летите — летите с пеной, с белой пеной в гривах! Ах, эта вечная оседлость! Беспокойство — вот удел наш и наше счастье. И если я с таким отчаянием взываю к тебе… — кто бы вернул мне счастье взывать, чтобы желаемое тысячекратно исполнялось… ибо только в тебе исполнение всех желаний, любимая Фата Моргана Господня…
==================================
ЭРИХ МАРИЯ РЕМАРК из Уэствуда
(25.02.1941)
МАРЛЕН ДИТРИХ в Беверли-Хиллз,
отель «Беверли-Хиллз» и бунгало
MDC 008-010
РЕЦЕПТ 1. Грудь и горло натереть алкоголем. 2. Стеклянной палочкой нанести йод на горло и грудь, причем не сплошь, а полосками на расстоянии 1-2 см между ними, особенно в области бронхов и миндалин. 3. Бронхи, грудь и горло, все покрытые йодом места смазать гермитоловым маслом и хорошо отмассировать, пока эти места не согреются; масла взять много, поры пьют его (йод с гермитоловым маслом помогают при любом воспалении). 4. Потом потеплее укрыться — лучше всего надеть шерстяной свитер и чем-нибудь укутать шею. 5. Пить воду, накапав в нее йода. 6. Полоскать горло с йодом (2 капли) и аспирином. 7. Принимать «Swiss kiss» или «Mineral Oil Squares». 8. С помощью распылителя улучшить воздух в комнате. 9. Не купаться, только утром побаловать себя ванной со «Швейцарским сосновым маслом». 10. Читать не много; любоваться видами Парижа, особенно последним альбомом со снимками, сделанными из «Roof-garden des Prince de Galles». 11. И никакой ностальгии, хотя она и придет вновь… 12. Поглядывать на китайскую музыкантшу VI века. Если смотреть достаточно долго, услышишь музыку, которую она исполняет. На старой флейте Пана она наигрывает вечную мелодию «Carpe diem» — «Пожинай день». 13. Пососать несколько конфет «Black currant» или эвкалиптовых палочек. 14. Вытягиваться во весь рост, потягиваться, расслабляться, забываться. 15. Ни о чем не думать, только о тучах и акациях на ветру. 16. Ставить воду для питья на ночь. 17. Не думать больше совсем ни о чем… Пусть придет мягкий сон, брат ночи, на синих ногах сумерек. Д-р Альфред. Ассестент Помочника Вратча в Хомивутте — Ньуёр-ке — Ознабрюке Пи — эс! «Арканол» — в случаи тимпиратуры. Письмо связано с простудой Марлен Дитрих. К нему была приложена сплетенная из водорослей фигура музыкантши. (Прим. нем. издателя.)
========================================
ЭРИХ МАРИЯ РЕМАРК из Порто-Ронко
(после 24.11.1937)
МАРЛЕН ДИТРИХ в Нью-Йорк
[Штамп на бумаге: «Эрих Мария Ремарк»]
MDC212
Большая комната наполнена тихой-тихой музыкой — фортепьяно и ударные, — это все Чарли Кунц, десятка два пластинок которого нанизаны на штырь моего проигрывателя. Это музыка, которую я люблю — чтобы отлететь, предаться мечтам, желаниям… Вообще-то мы никогда не были по-настоящему счастливы; часто мы бывали почти счастливы, но так, как сейчас, никогда. Согласись, это так. Иногда это было с нами, иногда это было с другими, иногда одно с другим смешивалось — но самого счастья в его полноте не было. Такого, чтобы не представить себе еще большего; все было словно пригашено, как и сейчас. Ты вдумайся — только будучи вместе, мы его обретаем. Пылкая моя, сегодня ночью я достал из погреба в скале самую лучшую бутылку «Штайнбергер кабинет» урожая 1911 года — из прусских казенных имений, элитное вино из отборного предзимнего винограда. С бутылкой и с собаками я спустился к озеру, взбаламученному и вспенившемуся; и перед собаками, и перед озером, и перед ветром, и перед Орионом я держал речь, состоявшую из считанных слов, — и тут собаки залаяли; они лаяли, а озеро накатило белый вал, поднялся ветер, и мы ощутили на себе его сильные порывы, Орион замерцал, словно брошь девы Марии, и бутылка, описав дугу, полетела сквозь ночь в воду, как приношение богам за то, что несколько лет назад они в этот день подарили мне тебя. Может быть, она достанется там, внизу, сомам, которые будут перекатывать ее своими мягкими губами, а может быть, окажется у убежища старой замшелой щуки огромного размера, или у норы форели, узкое тело которой усыпано красными пятнышками; она вырожденка, эта форель, ей хочется мечтать, сочинять рифмованные форельи стихи и снимать быстротечные форельи кинофильмы; а может быть, через много-много лет, когда рты наши будут давно забиты темной землей, бутылка попадет в бредень рыбака, который с удивлением вытащит ее, поглядит на старую сургучную печать и сунет в боковой карман своей штормовки. А вечером, у себя дома, когда минестра уже съедена и на каменном столе у кипарисов появятся хлеб и козий сыр, он не торопясь поднимется, сходит за своим инструментом и собьет печать с бутылки, зажав ее между коленями. И вдруг ощутит аромат — золотисто-желтое вино начнет лучиться и благоухать, оно запахнет осенью, пышной осенью рейнских равнин, грецкими орехами и солнцем, жизнью, нашей жизнью, любимая, это наши годы воспрянут, это наша давно прожитая жизнь снова явится на свет в этот предвечерний час, ее дуновение, ее эхо, — а не знакомый нам рыбак ничего не будет знать о том, что с такой нежностью коснулось его, он лишь переведет дыхание, и помолчит, и выпьет… Но поздним вечером, когда стемнеет, когда рыбак уже давно спит, из ночи, словно две темные стрелы, вылетят две бабочки, два смутных ночных павлиньих глаза — говорят, будто в них живут души давно умерших людей, испытавших когда-то счастье; они подлетят совсем близко, и всю ночь их будет не оторвать от края стакана, со дна которого еще струится запах вина, всю ночь их тела будут подрагивать, и только утром они поднимутся и быстро улетят прочь; а рыбак, стоящий со своей снастью в дверях, с удивлением будет смотреть им вслед — ему никогда прежде не приходилось видеть в здешних местах таких бабочек…
===============================
ЭРИХ МАРИЯ РЕМАРК из Парижа
(23.12.1937) МАРЛЕН ДИТРИХ в Беверли-Хштз,
отель «Беверли Уилшир»
[Штамп на бумаге: «Отель „Пренс де Галль“»]
MDC 492-493
Всякий раз, когда я поднимаю глаза, я во власти странной иллюзии: при фиолетовом свечении вечерних лагун я вижу окрашенную в синюю и золотистую краски сваю для привязи лодок, слышу тихий плеск воды, а на фоне высокого октябрьского неба Италии кружат стаи голубей.
Милая, дарованная Богом, — когда целыми днями лежишь в постели, когда все давно перечитано, являются толпы воспоминаний и уставляются на тебя.
Я думаю, нас подарили друг другу, и в самое подходящее время. Мы до боли заждались друг друга. У нас было слишком много прошлого и совершенно никакого будущего. Да мы и не хотели его. Надеялись на него, наверное, иногда, может быть — ночами, когда жизнь истаивает росой и уносит тебя по ту сторону реальности, к непознанным морям забытых сновидений.
Но потом мы опять забывали о нем и жили тем, что называется жизнью: брошенные на позиции перед неприятелем, слегка храбрящиеся, слегка усталые, циничные…
По отношению к своим любимым детям Бог столь же добр, сколь и лют, — и несколько лет назад он уже подбрасывал нас друг другу. То, что мы этого совсем не осознали, он милостиво не заметил и простил. А сейчас он, будто ничего не случилось, повторил все снова. И опять все едва не лопнуло из-за нас, жаб несерьезных. Но в самый последний день он сам, наверное, решительно вмешался и помог.
Восславим же его.
Любимая, это на самом деле так. Ты вспомни, что было примерно с полгода назад. Нам незачем быть поучительным примером для тысяч подрастающих юнцов. Мы просто невероятно подходим друг другу. Мы в равной степени анархичны, в равной степени хитры, понятливы и совершенно непонятливы, в равной степени люди деловые и романтичные (не говоря уже о беспредельной, восторженной преданности китчу во всех его проявлениях), мы в равной степен
vseneobichnoe.livejournal.com
«Скажи мне, что ты меня любишь… «(Письма к Марлен Дитрих) Э.М.Ремарк
Скажи мне, что любишь меня, я из-за этого делаюсь лучше. Я буду работать лучше и спокойнее, и быстрее, если ты скажешь мне, что любишь меня, ибо я живу только потому, что ты меня любишь.Эрих Мария Ремарк (можно не буду писать, кто это? Надеюсь, все в курсе))) многих любил в своей жизни. Три брака за спиной, а сколько мимолетных увлечений! Марлен Дитрих тоже любила многих. Но однажды они встретились и полюбили друг друга. Писатель и актриса. Это была короткая, но очень яркая любовь — она сохранилась в переписке между ними. Письма Марлен Дитрих, за исключением немногих, не дошли до нас (Полетт Годдар, его последняя жена (и кстати, тоже актриса и до этого жена и муза Чарли Чаплина), уж постаралась! Кстати, розы, присланные Марлен Дитрих на похороны Ремарка, Полетт на могилу не положила.), а письма Ремарка остались — прекрасные и печальные, полные нежности, любви и тоски. Из них и сложился этот «роман в письмах» Ремарка, короткая история не первой и не последней, но по истине Великой любви!
Конечно, чужие письма читать нехорошо, но иногда можно нарушить правила. Великие люди не прочь предать гласности свою переписку, дневники и т.п. Не знаю, как отнесся бы к этому сам Ремарк, мне отчего-то кажется, он не был против. А написано очень красиво! От души! Чувственно! Как может только написать мужчина в годах, который встретил свою мечту!))
Марлен стала для писателя ангелом и дьяволом в одном флаконе. В «Триумфальной арке» с нее списана Жоан Маду, а себя он часто называл Равиком (главный герой романа «Триумфальная арка»).
«Милая радуга перед отступающей непогодой моей жизни! Ветер, потяжелевший от влаги и запахов дальних садов, мягкий молодой ветер из забытых лесов, детский ветер над потрескавшимися, иссохшимися полями моего бытия, птичий крик над обуглившимися пашнями, нежная пастушья дудочка отлетевших снов, ах, ты мелодия из предвечных времён, которую я уже не надеялся отыскать…
Как тебя угораздило родиться! Как за миллионы лет путь твоей жизни пересёк мою, обозначенную редкими блуждающими огнями! О ты, Рождественская! Подарок, который никогда не искали и никогда не вымаливали, потому что в него не верили! И это при том, что не всё ещё разрушено! При том, что в моих глазах достало ещё былой зоркости, чтобы увидеть и узнать тебя, а в моих руках достало осязательной силы, чтобы схватить и удержать тебя! Милая радуга перед приходом ночи и вечного одиночества… » (с)
Сейчас так не пишут! Боюсь, даже и не думают. Сейчас все очень лаконично — смс, смайлы, три строчки от силы..
Здесь целая жизнь в «письмах», любовь, которая жила внутри Ремарка, которая давала ему силы в том числе и писать свои новые романы.
Потрясающе!
bookpollen.livejournal.com
